Читать книгу Тени коротких жизней - Виктор Климов - Страница 9

Как и везде – а в Средней Азии в особенности, – жители этого края стараются обустроить свои поселения ближе к источникам вод – на побережьях рек или горных озёр. Они вписывают свой быт в условия природы, трудолюбием всемерно оживляя район своего заселения, создавая в местах обитания настоящие природные оазисы.

Здесь знают цену каждому клочку земли, отвоеванному у горных разломов и способному плодоносить, каждому выращенному своим трудом дереву, кусту виноградника или розы, каждому ручейку водного источника, который ценится по наивысшей шкале и от которого стараются извлечь максимум пользы. Остальное дополняет щедрое на тепло южное солнце, и тогда природа заслуженно награждает трудолюбивый народ щедрым и разнообразным летним и осенним урожаем.

Пенджикент не является исключением. Но, помимо своей современной городской привлекательности, он сберёг многовековые исторические пласты, а во многих случаях и древнюю архитектуру в первозданном виде. На дышащую историей территорию с творческим азартом и жаждой познания всегда стремились попасть желающие открытий археологи, полностью посвятившие себя любимому делу.

…Передохнув с дороги, утром следующего дня Савелий с Аркадием упаковали объёмные рабочие рюкзаки, увязали необходимый инструмент и двинулись по тенистым и чистым улочкам города в район рабочего лагеря археологов. Раннее среднеазиатское солнце успело бодро выкатиться из-за гор. Новый день наперебой приветствовали птицы: горлица привлекала приятным грудным воркованием, синицы умиляли звонким и трогательным пересвистом, а с окраинных полей доносился приглушённый и довольный говор удода, вылавливающего с поверхности мелкой воды зазевавшуюся живность. Воробьи торжествовали говорливыми стайками, скоро и шумно перепархивая с места на место.

Воздух после ночи оставался свежим и щедрым на ароматы предгорий. Это через некоторое время он прогреется до зноя и, невзирая ни на что, будет щедро делиться своей природной особенностью со всем живым и встречным на протяжении всего дневного пути. Прохлада в долину с гор сможет затем пробиться только после позднего вечера. Пока не остынут раскалённые за день камни и скалы предгорий.

Сориентировавшись по указаниям Льва Савельевича, отца Савелия, парни достигли окраины города и, завидев приметный холм со старой, полуразрушенной крепостью, уверенно пошагали по неширокой улочке.

В этот момент из окраинных дворов к ним с притягательными улыбками устремилась местная детвора. Мальчишки, прокричав приветствие на вполне понятном русском языке, молча стали перенимать у приезжих упакованный инструмент. Савелий с Аркадием насторожились. Но, определив искреннее усердие местных ребят, молчаливо позволили овладеть своими пакетами. Ребята, воодушевленные доверием, делились впечатлениями меж собой теперь на национальном языке. Стараясь лучше устроить инструмент, подпрыгивая, ловили удобный ритм хода, откровенно рассматривая молодых людей.

Один из них, явно старше своих сверстников, взял инструменты Аркадия и голосом, переходящим в пору юношеского, деловито осведомился:

– Новий человек, да? – И, не дожидаясь ответа, подтвердил: – Новий! Я ваш работник всех знай. И этот сезон. И тот сезон… – махнул он в сторону, изображая ушедший год. – Тот сезона хороший был! – вводил в курс дела он Аркадия. – Новый стена большого дома полностью очищал. Там такой крассивый рисунок на стена появлялся!..

Юноша закрыл глаза, в восхищении покачал головой, подтверждая важность открытия археологов и своё понимание значимости настенной росписи.

– Многа большой человек смотреть приходил! Три или четыре штук. Или пять! – соизмерял знаток раскопок значение рисунка по числу полномочных людей.

Ему быстро и возбужденно стал подсказывать следующий рядом с ним мальчишка.

– А-а! – небрежно махнул в его сторону сосед Аркадия. – Сам я знайт, без тебя! – гордо уведомил он старающегося быть полезным товарища. – Да! Харроший был год! – продолжил он делать важные, на его взгляд, выводы. – Ваш «борода» нашёл кррассивай посуда. Даррагой! – округлил он глаза, наглядно доказывая важность и этой находки. – Харроший наш город! Здесь недалеко сам Рудаки, знаменитый человек, родился. Здесь жил, здесь ходил! – указал рукой вокруг себя всезнающий будущий историк. А может, археолог.

Аркадий с интересом рассматривал своего спутника. Дочерна загоревший. С густой копной темных, коротко и несколько небрежно постриженных волос. С чёрными, широко открытыми и жадно устремленными на мир глазами, он, пренебрегая всяческими условностями, своим поведением с ходу показывал Аркадию, что намерен быть его ближайшим другом и помощником всё время, на которое переместился в его известный город этот вызывающий симпатию молодой человек.

– Тебя как зовут? – понял Аркадий, что наступило самое время представиться друг другу.

– А-а… – собрал юноша губы в гримасу, не желая придавать важности своей персоне. – Алижон меня зовут, – небрежно сообщил он.

– Аркадий! – с воодушевлением протянул руку новому знакомому Аркадий и приветливо улыбнулся.

Юноша широко заулыбался. Оценив доверие, переместил утянутый веревками инструмент под другую руку и с замаха шлепнул своей крепкой ладошкой о ладонь Аркадия. Аркадий с удовольствием легко прижал ладонь нового знакомого, подержал в своей и, отпустив, доверчиво похлопал его по плечу.

– Трудный твой имя! – вздохнул Алижон. – На мой похожий, но другой. Горбатый какой-то! – определил он. – Ар… Ар… Арка… дый, – укладывал в ячейку памяти сложное сочетание мальчишка. – Мой сапсем лёгкий – Алижон! – сверкнул он в улыбке белоснежными зубами. – А, хоп. Хорошо. Буду знать! – обещал он. – Всё, мы пришли. Дальше сам пойдёшь. Сейчас сторож орать наша будет. Палкой махать. А-а! – небрежно махнул он в сторону невидимого стража. – Всё равно моя всё знайт. А воровай мне сапсем не нада. Куда я этот старый дырявай чашка девать буду? – задумался он. – Давай иди! – разрешил затем. – Вечером, когда все дела сделаю, может, приду. Встречай тебя буду. Расскажешь! – обозначил он цель своего знакомства и помощи.

Савелий заканчивал, вероятно, подобный монолог со своими новыми знакомыми. Аркадий с удовлетворением отметил, что утреннюю сонливость с него как рукой смахнуло. Взамен тому на душе поселилось необыкновенное бодрящее состояние, которое, кажется, до сего времени ему пока не приходилось испытывать.

– Арркадыый! – услышал он скоро.

Аркадий обернулся. Алижон стоял на взгорке. Утренний ветер парусил на нём незаправленную лёгкую рубашонку.

Он вытянул руку и сурово оповестил:

– Арркадыый, там, в лагерь крассивай русский девочка есть. Ты его не трогай! Я расту, он[1] мой невест будет! Он так мне сам сказал! – сделал юноша важное, на его взгляд, замечание.

– Хорошо! – улыбнувшись, скоропалительно согласился Аркадий.

Махнув на прощание и улыбнувшись необычному сообщению, он нагнал Савелия, и они вместе, обмениваясь добрыми утренними впечатлениями, пошагали в рабочий лагерь археологов.