Читать книгу Жернова. 1918–1953. Роман-эпопея. Книга пятая. Старая гвардия - Виктор Мануйлов - Страница 11

Вот уж и весна незаметно растопила снега, обнажив выбоины и колдобины на московских улицах, а с нею пришли и новые заботы. Никита Сергеевич давно носится с идеей создания вокруг Москвы совхозов по производству мяса, молока и всяких овощей, чтобы все было под рукой, чтобы не везти в столицу большинство продуктов из-за три-девяти земель. Кое-что в этом направлении уже сделано и делается, но пока еще медленно, без должного размаха. А скорость и размах придут лишь тогда, когда идея эта получит одобрение ЦК и лично товарища Сталина, когда на ее реализацию будут выделены деньги, как выделены деньги на реконструкцию Москвы по генеральному плану, в создание которого Хрущев внес свою весомую лепту. Но с одной идеей идти к Сталину не имеет смысла: Сталин тут же потребует доказать, что идея может быстро и без особых затрат реализоваться, показать, как это будет выглядеть практически и тому подобное. К Сталину нужно идти с конкретным планом, потому что рассуждений: как было бы хорошо, если было бы хорошо, он не потерпит и очень даже может выставить за дверь. И хотя Никиту Сергеевича он еще не выставлял, однако других – случалось, и не раз, и даже на глазах того же Никиты Сергеевича. А главное, такой человек как бы терял для Сталина всякую привлекательность, выпадал из обоймы и скатывался вниз. Иногда на самое дно.

С утра Никита Сергеевич первым делом узнал, на месте ли сегодня Каганович, не в Кремле ли он или на Старой площади, потому что «на месте» он может быть и там, и сям. Оказалось, что на месте, то есть в обкоме, и Хрущев тут же созвонился с ним, хотя их кабинеты почти что рядом, и попросил о встрече. И Каганович разрешил.

Лазарь Моисеевич встретил Никиту Сергеевича без обычного радушия. Он молча кивнул головой на приветствие своего зама, продолжая что-то писать на листе бумаги, время от времени поднимая голову и поглядывая в потолок.

– Так я… того… может, потом зайду? – приподнялся Хрущев на стуле, внимательно следя за каждым движением хозяина Москвы.

– Сиди! Я сейчас, – пробормотал Каганович и через пару минут, бросив на стол карандаш, произнес в сердцах: – Черт знает что! Просто беда с кадрами! Поставишь человека на какое-то дело, а он не только не двигает его вперед, а, напротив, загоняет в тупик, хотя вроде и старается, носом землю роет, не спит, всех гоняет, а толку никакого – один вред! Прямо беда с этими кадрами, – повторил Лазарь Моисеевич и полез в стол за папиросами. Закурив, посетовал: – За всеми надо следить, всех надо контролировать, иначе черт знает что получится, если не доглядишь. – И спросил: – У тебя-то как с этим вопросом?

– Да так же, Лазарь Моисеич. Точно так же, – ответил Никита Сергеевич и вздохнул.

– Вот то-то и оно. И это в Москве. А что творится за ее пределами, узнаёшь далеко не сразу, и то лишь тогда, когда жареный петух в задницу клюнет. И сам черт не разберет: то ли вредитель, то ли дурак, – добавил он, имея в виду, судя по всему, кого-то конкретно и что-то конкретное, что совершилось где-то за пределами Москвы и области… иначе бы Никита Сергеевич знал. Затем спросил: – Слыхал, какую катастрофу устроили нам на железной дороге в Сибири тамошние горе-руководители?

– Нет, еще не слыхал.

– Три состава с ценнейшими грузами, паровозы, вагоны!.. Я уж не говорю о людях… Да-а… И вот товарищ Сталин хочет, чтобы я со всем этим разобрался. В том смысле, чтобы возглавил наркомат путей сообщения. Делай из этого выводы.

У Никиты Сергеевича аж дух захватило: вот оно, вот! И душа запела тоненьким голоском, в животе похолодело от страха, и даже в голове возникло некое кружение, и… и вообще захотелось вскочить и куда-то бежать. Но Хрущев продолжал сидеть, сжимая папку и преданно взирая на своего благодетеля.

– И… и какие же выводы? – осмелился он спросить, переведя дух.

– Не придуряйся, Микита, – обрубил Каганович. – Сам знаешь, какие: займешь мое место. Считай, что этот вопрос уже решен. Остались формальности. Лично я никого во главе Москвы, кроме тебя, не вижу. Хотя за тобой тоже присматривать надо, но значительно меньше, чем за другими. Ошибки у всех случаются. Все дело в том, какие ошибки и как быстро они исправляются. У тебя с этими вопросами более-менее нормально. Я за тебя спокоен.

Никита Сергеевич благодарно кашлянул, поднялся, спросил, слегка изгибаясь над просторным столом:

– Так я пойду?

– Иди. Поздравлять тебя, считаю, еще рано, но пожелать тебе ни пуха не пера – это я с удовольствием.

Никита Сергеевич к черту могущественного Лазаря посылать не решился и уже открыл дверь, когда тот, прищурив глаза, спросил:

– А приходил-то ты зачем?

– А-а! Да так, пустяки, Лазарь Моисеич! Не буду вас отрывать… Сам разберусь.

– Ну-ну, – только и пробормотал Каганович, глядя на дверь, за которой скрылся его приемник.

Кагановичу не впервой заниматься всякими делами, не имеющими отношения к сугубо партийной работе. В тридцать третьем он возглавлял в ЦК сектор сельского хозяйства – второй этап коллективизации и борьба с последствиями голода проходили под его неусыпным руководством. А еще на нем висели партийные и всякие другие кадры, а теперь, после XVII-го съезда партии, Сталин повесил еще и председательство в Комитете партийного контроля, подсунув ему в заместители коротышку Ежова. И вот ко всему прочему – плюс наркомат путей сообщения. Зато Москва теперь – в минусе. И Комитет партконтроля тоже, скорее всего, пойдет в минус, превратившись в вотчину Ежова. А все потому, надо думать, что Сталину приглянулись и Ежов и Хрущев: оба энергичные, инициативные, в меру знающие, умеющие работать с людьми. Что ж, пусть будут Хрущев и Ежов. Если же иметь в виду, что Сталин не любит, когда кто-то слишком засиживается в одном руководящем кресле, то все идет нормально и никаких поводов для беспокойства нет. Но все равно – обидно. Хотя наркомат путей сообщения – это, считай, вся страна и кое-что рядом, что это тебе не легкая промышленность или что-то еще второстепенное. Но Москва… Впрочем, как бы там ни было, а в Москве отныне имеется метро имени товарища Кагановича – памятник самому себе на годы и годы.

И Лазарь Моисеевич, смяв папиросу в пепельнице, стал набирать номер наркома путей сообщения. Теперь уже бывшего.

* * *

Наконец произошло то, что уже с год почти висело в воздухе, заставляя Хрущева вертеться так, как не вертится белка в своем колесе: в марте его избрали первым секретарем Московского областного и городского комитетов ВКП(б) – вместо Кагановича. То ли Лазарь Моисеевич не справлялся со своими многочисленными должностями, то ли, действительно, дела в наркомате путей сообщения пошли из рук вон плохо и возникла необходимость в срочной замене. Однако Каганович как стоял в партийной иерархии сразу же за плечом товарища Сталина, так и остался стоять, то есть оставался все тем же Великим Лазарем.

Но бог с ним, с Кагановичем. В конце концов, не век держаться за подол его френча, пора и свою дорогу прокладывать. Так ведь уже, можно сказать, и проложил, налету подхватывая идеи вождя и претворяя их в жизнь. Заикнулся, например, однажды товарищ Сталин о том, что не худо бы как-то компенсировать нехватку говядины и свинины на столах рабочего класса, скажем, кроликами, которые плодятся быстрее, чем свиньи, – и Хрущев тут же эту идею подхватил и развил бурную деятельность в указанном направлении, так что кроликов стали разводить даже в научно-исследовательских институтах чуть ли ни рядом с кульманами. А еще кур да уток, а еще шампиньоны, в которых белка и прочих полезных для трудящегося организма веществ не меньше, чем в мясе. Теперь в магазинах кроличьи тушки висят и лежат в огромных количествах, бери – не хочу, а грибницы с шампиньонами занимают все подвалы, какие и где только ни находят, почему острословы и прозвали их «египетскими гробницами». Беда в том, что иные директора заводов и фабрик с некоторых пор не столько занимаются непосредственным производством, сколько все теми же кроликами и шампиньонами, будто это и есть их главная обязанность, так что приходится окорачивать не в меру ретивых, ибо давно известно: заставь дурака богу молиться, он и лоб разобьет. А тут вроде бы и не дураки, и вроде бы выполняют последние распоряжения партийной организации, а поди знай, по глупости отрывают рабочих и инженеров от прямых обязанностей, или с преступным умыслом? Мол, вы хотели столько-то кроликов на одного работающего, вот вам кролики, а об остальном не спрашивайте. Значит, прав Каганович: следи за всеми, вникай в каждую мелочь, чтобы не подкузьмили, не поставили первого секретаря обкома-горкома перед товарищем Сталиным в глупое и даже глупейшее положение.