Читать книгу Ржавые листья - Виктор Некрас - Страница 9

День начинался весело.

С утра мало не ссора с отцом. Ладно, хоть попрекнуть тот додумался службой, стало чем ему ответить. А в службе он, Некрас Волчар, и впрямь не из последних. Самим Добрыней отмечен за храбрость ратную. Гривну серебряную на шею пока что не заслужил, а вот золотой на шапку достался.

Некрас мягко поднялся, стойно своему прапредку-волку прошёлся по хорому бесшумно. Остановился перед рукомойником, несколько мгновений разглядывал своё отражение в ушате с водой, хоть и невместно, – не девка, в самом-то деле.

Хотя поглядеть есть на что. Пять с половиной пудов жилистого мяса на крепких костях – и ни капли жира, этой отрады евнухов. Холодный взгляд серых глаз из-под густых тёмно-русых бровей. Чупрун на бритой голове – смерть девкам! – на ухо намотать можно, и то мало до плеча не достанет. Усы хоть и не особо велики пока, а всё одно густы. А рот – жёсткая складка твёрдых губ.

Волчар вдруг воровато оглянулся – а не застал бы кто и впрямь за таким невместным для витязя занятием, как любование на себя. Мягко отпрыгнул в сторону, с разгону развернулся, ударил воздух ногой, рукой, снова ногой… разворот, удар, ещё прыжок, снова разворот… тут дверь распахнулась, и он едва успел задержать очередной удар ступнёй ноги.

В дверном проёме стояла Горлинка, сестра. Некрас сдержал удар, нога замерла всего в вершке от её лица, но девушка уже шарахнулась назад, споткнулась и села на пол.

– Ты чего? – со зримой обидой возмутилась она. – Размахался тут копытами, как лось.

– Я не лось, – гордо ответил Некрас. – Я Волчар.

– У волчар копыт не бывает, – мстительно отрезала Горлинка. – А ты ими машешь, значит – лось!

Витязь миролюбиво рассмеялся и помог встать сестре на ноги.

– Ладно, не сердись, сестрёнка. Ну не ударил ведь я тебя.

– Ещё бы он ударил! – вновь возмутилась Горлинка. – Да я б тебя тогда…

Она села на лавку, косо глянула на Волчара – всё ещё дулась.

– Отец где? Не здесь разве?

– Отца только что вызвали к великому князю, – значительно сказал Волчар, падая на отцово место на лавке. – Мыслю, по какому-нибудь делу.

Горлинка сделала большие глаза, играя изумление, хотя она на самом деле была просто рада. Семья Волчьего Хвоста за минувшие двадцать лет слишком привыкла быть около государских дел, и без того ныне не мыслил себе существования своего господина даже самый последний холоп при дворе воеводы. Потому неявная опала Волчьего Хвоста ощущалась с болью всеми при дворе, даже ближними дворовыми девками матери. Хотя вот сына, Некраса Волчара эта неявная опала пока что никак не коснулась – и в службе его не обходили пока, и чести менее не оказывали. А вот сестра и мать, по их словам уже ощутили остуду со стороны дочерей и жён киевской господы, – женщины на такое всегда горазды. Волчар усмехнулся: мужик ещё ничего не решил, а баба, не приведи Перун, про что-то прознает, – уже как про сделанное трещит.

– Чего ухмыляешься? – вновь разозлилась Горлинка. – Что ещё за дело?

– Ну откуда же я-то знаю? – пожал Некрас плечами.

Упало недолгое, но тягостное молчание.

Витязь подумал пару мгновений, потом рывком вскочил с лавки.

– Куда это ты? – подозрительно спросила Горлинка.

– Вот сколько раз говорил, – не кудакай!

– Ну и?.. – девушка и ухом не повела.

– На Подол, – мимоходом, как о чём-то незначительном, обронил Волчар. – Дело у меня там есть…

– Знаю я эти твои дела, – сварливо сказала Горлинка. – Эти дела Зоряной зовут, верно? Чародеева дочка?

Некрас остановился, замер от неожиданности.

– А ты откуда?.. – он не договорил.

– Оттуда, – насмешливо ответила сестра. – Не ты один на беседы ходишь. И не у тебя одного глаза есть.

Волчар не ответил больше ни слова, только улыбнулся и подмигнул сестре, обернувшись с порога.

Подол.

Торгово-ремесленное сердце Киева.

Здесь живут купцы, мелкие торговцы и офени, мастера, подмастерья и юноты. Здесь продают и покупают всё, что делают в пределах трёх тысяч вёрст опричь Киева и делают всё, что продают и покупают в пределах трёх тысяч вёрст опричь Киева.

Деревянные хоромы крупных купцов и дома ремесленных мастеров жались к Горе, вытянувшись вдоль Боричева взвоза. А чуть ниже, зажавшись между Почайной, Глубочицей и Днепром, сгрудился по речным берегам сам Подол – причудливое скопище разномастных домов. Лес в Поднепровье уже дороговат, не то, что сто – двести лет назад. Потому из дерева строятся только настоящие избы зажиточных хозяев, а сельский люд да городская беднота живут в глинобитных хатах да полуземлянках. Так проще и дешевле. Однако же, глинобитная хата – не значит, маленькая и нищая. Иная мазанка или землянка побольше рубленой избы будет. А только всё одно – чести меньше.

Здесь же стоят и мастерские, пышут чадным жаром кузницы, удушливо воняют мокрой и горячей глиной гончарни, кисло смердят мокрыми кожами скорняжни. Мастерские стеклодувов и златокузнецов стоят ближе к Горе, дабы знатным покупателям не надо было далеко ходить за занятными красивыми и дорогими вещицами.

Некрас Волчар миновал чванливые улицы богатой части Подола, жители которых так яро гнались за роскошью и богатством вятших города Киева, старались походить на городскую и княжью господу. Путь его лежал вовсе даже не сюда. Потекли мимо кривые и прямые, узкие и широкие улочки нижнего Подола.

Витязь шёл пешком. Вроде оно и невместно, а всё же не дело средь бела дня, да вне службы на боевом коне по Подолу разъезжать. Да и любил Волчар ходить пешим.

Чародей Прозор жил на Подоле уже года два. Выходец из каких-то полуночных земель – не то из Новагорода, не то из Плескова, не то из Витебска, Ладоги ли там… Толком этого никто не знал, да и не старался особо узнать. Нелюдим был чародей Прозор, как и всем прочим чародеям положено. Во всяком случае, так утверждали досужие любители почесать языки. А поскольку никакой обиженный чародей им типуна на язык не сажал, стало быть, правду болтали, – рассуждал народ и верил. На правду, как известно, не обижаются. Дочь же Прозора была не столь нелюдима, как отец, часто бывала на беседах молодёжи, хотя её многие сторонились и там – как-никак, дочка чародея, мало ли…

Прозор жил в обычной рубленой избе, причём было видно, что строил её не какой-нибудь простой плотник, а настоящий мастер откуда-нибудь с севера. Кондовая сосна возносила свои стройные ряды аж до восемнадцати венцов. Горница на подклете, маленькое гульбище под самой крышей. На Днепре, да и во всей Киеве таких мастеров по дереву мало. Крытая тёсом крыша увенчана медвежьим черепом, грозно скалящимся на тесные улицы Подола. Прохожие часто неодобрительно качали головой – не в лесу, дескать. Но вслух вызвать своё недовольство никто не осмелился. Попробуй – чародею-то. Сосновые брёвна не успели ещё даже потемнеть – избу рубили по личному заказу самого Прозора.

Некрас остановился перед воротами, услышав со двора звонкий голос Зоряны, – она что-то пела. Уж что-что, а петь она умеет, – усмехнулся сам себе Волчар. Прежде чем войти в чужой двор, он оглядел избу. Несмотря на то, что Прозор жил в Киеве уже два года, а с его дочкой Некрас был знаком с самой масленицы, здесь он ещё не бывал, не доводилось как-то. Что-то ему в избе чудилось непонятное, зловещее что-то, что ли. Несколько мгновений Некрас задумчиво стоял, потом тряхнул головой и рассмеялся. А кабы ты не знал, что здесь чародей живёт, так тож бы так думал? – словно услышал он голос отца, самого здравомыслящего человека, какого он знал в жизни. Решительно толкнул тяжёлое полотно калитки.

Зоряна с утра затеяла стирку, а теперь развешивала бельё во дворе. И как всегда за работой, пела.

Кто-то неслышно подошёл сзади. Почти неслышно. Зоряна кинула взгляд через плечо, – сзади пристально-изучающе глядя на неё, стоял отец. Такого его взгляда порой пугались. Многие, опричь неё, Зоряны. Отца она не боялась никогда, даже когда узнала от него всю правду про него и мать. Только иногда ей казалось, что она его ненавидит. Впрочем, это быстро проходило.

– Случилось что, отче?

– Случилось, – буркнул он неприветливо. – С кем это ты вчера до третьих петухов шаталась?

Зоряна только повела плечом, словно говоря – а тебе какое дело. Свободу её отец никогда не пытался ограничить. Но отец, на диво, не отстал:

– Тебя спрашиваю, ну?! Кто таков?

– Парень, кто… – недовольно ответила дочь.

– Что ещё за парень?

Когда отец спрашивал ТАК, надо было отвечать.

– Витязь.

– Чей витязь?

– Княжий витязь, из младшей дружины. Некрас Волчар, сын Волчьего Хвоста.

– Чей?! – изумлению отца не было предела. – Чей сын?

Чародей побледнел так, что Зоряна на миг испугалась.

– Волчьего Хвоста.

Прозор помотал головой.

– Так не бывает, – прошептал он. Надолго задумался, наконец сказал. – Скажи ему, что мне надо его видеть. Его одного, поняла?!

И, не дожидаясь ответа, затопотал по ступеням крыльца. Вот так он всегда с дочерью и говорил.

Зоряна несколько мгновений смотрела ему вслед, потом пожала плечами и снова вернулась к мокрому и тяжёлому белью. Петь ей больше не хотелось.

На сей раз сзади подошли неслышно. Кто-то мягко положил ей руку на плечо. Девушка рывком стряхнула руку и гневно обернулась. Но гнев вмиг прошёл.

– Некрас?! Ты чего это, как тать?

– Не как тать, а как волк, – поправил её витязь, обнимая за плечи. – Здравствуй, лада моя.

– Ты чего?! – возмущённо высвободилась Зоряна. – Люди ж увидят. Да и отец дома.

– О как, – ничуть не смутясь, сказал Волчар, но девушку выпустил. – Ну, коли отец дома…

– Вот кстати… он тебя просил зайти, коль придёшь.

– Меня?! – изумился Некрас. – Зачем?

– Не знаю… – тоже озадачилась Зоряна. – Странный он какой-то был, когда говорил. Всё выспрашивал, кто ты, да чей ты…

Волчар несколько мгновений подумал, покивал головой.

– Ладно. Дома он, говоришь? Пойду.

И легко взбежал по ступеням. Уже от самой двери обернулся:

– Ты на беседы сегодня приходи. Парни чего-то новое умышляют, я сейчас на Подоле двоих видел. Говорят, будет весело.

Хлопнул дверью.

Зоряна слегка задумалась. Весело будет? Может быть. Невольно она вспомнила, как они познакомились с сыном Волчьего Хвоста. Тогда, на Масленицу, парни решили полезть за смолой к смолокуру Поздею, про которого говорили, что у него самые злые на Подоле псы. Смолу кто-то придумал замотать в солому, чтобы Масленица лучше горела.

Стылые весенние улицы дышали сыростью, а от Днепра тянуло холодом. Четверо медленно крались вдоль высокого заплота. Где у Поздея склад смолы знали все.

Вообще-то, смолы гораздо проще и безопаснее было бы собрать и натопить самим, да вот беда – не хватало времени. Масленица-то уже завтра, а хорошая мысля, как говорят, приходит опосля. Про смолу додумались только полчаса назад. Просить у Поздея бесполезно – у этого крохобора зимой снега не выпросишь, а стащить смолу у хозяина самых злых на Подоле псов сама молодецкая честь велела.

Волчар затесался в это дело не случайно – он хоть и с Боричева взвоза, да только вырос на Подоле, и средь подольских парней друзей у него было немало. Двое его друзей по жребию попали в число похитителей смолы. А четвёртой, к общему удивлению, оказалась девушка. Зоряна.

– Ты-то чего жребий полезла тянуть? – нелюбезно спросил Некрас, когда они подошли к заплоту Поздея.

Зоряна только пожала плечами. Она и сама не знала, чего её понесло тянуть бересто из шапки. А только потом коли жребий поиначишь, так удачи в деле не будет. Пришлось парням её с собой взять.

– Тихо вы! – прошипел от самого заплота вожак. – Идите вон к стае. Ваше дело – псов отвлекать.

Край соломенной кровли стаи нависал над заплотом. Некрас осторожно сунул руку под кровлю и зашуршал соломой. Псы отозвались ленивым – пока ленивым – брехом. Некрас зарычал на звериный лад.

Это для человека любое звериное рычание одинаково, хоть собачье, хоть волчье, хоть медвежье. Ведуны же знают, как отличить волка от пса по рычанию, а уж для самих зверей двух одинаковых рычаний никогда не бывает.

Волчар вестимо, ведуном не был, но зря же он звался Волчаром. Его род происходил от волка-оборотня и насчитывал вместе с Волчаром не менее пятнадцати поколений. Старое мастерство было уже утрачено, – по преданию, первые потомки Старого Волка сами были оборотнями и умели на мал час становиться волками, – но кое-что Некрас умел.

Псы взьярились вмиг. Они исходили лаем, бросались на заплот, царапали его когтями. А когда к забору подбежали сторожа, два дюжих холопа, Волчар умолк, успев вовремя шарахнуться под край кровли и прижав к себе Зоряну.

Бесновались псы, что-то кричали сторожа, а они стояли, замерев, словно околдованные. Оба. Молча. Было весело и страшно.

Постепенно крики и шум на дворе начали стихать. Некрас и Зоряна очнулись. Девушка молча высвободилась из его рук.

Волчар же вновь проскользнул к забору и зарычал. Всё повторилось. И опять они, обнявшись, прятались под кровлей, слушая бешеный стук сердец друг друга.

И ещё раз.

А когда сторожа уже взаболь вознамерились отворить ворота да посмотреть, кто там за ними, Некраса и Зоряну окликнули сзади парни. Дело было сделано.

На обратном пути Волчар и девушка почти не глядели друг на друга и молчали, лишь изредка касаясь друг друга руками. Но после того редко кто на беседах да гуляньях видел их опричь друг друга.

И надо ли говорить, что Масленица удалась на славу и горела ярко, как никогда?