Читать книгу Горизонты времени - Виктор Рогожкин - Страница 10

Мы с Александром Николаевичем прошли в столовую. Несмотря на выпитое, наверное, от вызванного мной возбуждения, он уже довольно крепко стоял на ногах, совершенно не шатаясь.

На столе теперь не было керосиновых ламп. Горели большие, явно новые свечи в красивых подсвечниках. Видимо, такое практиковалось в исключительных, праздничных случаях. Их ровный, чуть колеблющийся свет создавал в комнате уют, заставляя отблески плясать на полированных поверхностях мебели.

Стол просто изобиловал яствами – тут были и рябчики, и чёрная икра, и… Глядя на большой нарезанный каравай и вспоминая пушной хлеб от Сидора в телеге, я побоялся даже прикоснуться к краюхе. В голове всё ещё стояло воспоминание о жёстком, колючем тесте, которое дерёт горло, не даёт нормально глотать.

Александр Николаевич заметил моё замешательство и с улыбкой произнёс:

– Кушайте на здоровье, этот хлеб – не пушной, это нашего, дворового обмолота. Исключительно качественная рожь с пшеницей.

Я кивнул, отломил небольшой кусок, попробовал – мягкий, тёплый, ноздреватый, с лёгким сладковатым привкусом. Совсем другой, настоящий хлеб. В этот момент Авдотья, по знаку хозяина, поставила на стол гранёный графин, наполненный прозрачной жидкостью.

Александр Николаевич взял его в вытянутую руку и, чуть приподняв, с любопытством спросил:

– Отведаете?

Я скромно дал утвердительный ответ. Он улыбнулся, как будто этому рад, и кивнул женщине, которая тут же подвинула мне интересной формы рюмку – такую же, что уже использовал хозяин. Позже я узнал, что она называлась лафитник.

Взял в руку – стекло было гладким, чуть прохладным. Глоток. Вкусная, прохладная жидкость полетела вниз к желудку, обжигая, но не резким, а приятным, чуть тёплым чувством. Странно, но водка тоже пахла хлебом – тонкий, знакомый аромат свежего теста, чуть уловимые нотки ржи.

Александр Николаевич внимательно наблюдал за мной, чуть склонив голову набок, словно ожидая какой-то особой реакции. Он словно примерял меня к своему миру, оценивая не только мои слова, но и повадки, привычки. Казалось, что теперь ему интересно не просто узнать, кто я и откуда, но и понять, насколько я вписываюсь в эту привычную для него картину, в этот вечер, в его уклад жизни.

– Ну-с? Как вам здешний хлеб да питьё? – с лёгкой улыбкой поинтересовался он, не торопясь подносить свою рюмку ко рту.

– Просто великолепно! – не сумел сдержаться я от восторженного восклицания. – Но это не водка?

– Полугар, – произнёс Александр Николаевич. – Савельич наш варит. Более никому не доверяю. 38 долей спирта! Мой старик Савельич – кондитер от бога. Всё умеет приготовить, а уж водку – тем более. А у других тю… То не так затор сделают, то продукт угробят. А у него всегда приятно получается.

Такой напиток я ещё не пил. И не понимал, на что он больше похож, на самогон или всё-таки на водку. Но однозначно, этот полугар был восхитителен. И теперь хлебный привкус преследовал меня практически во всех блюдах.

Сначала подали очень вкусную, слегка кисловатую похлёбку. Ароматную и прозрачную, с огромным куском варёного мяса. Потом – густую кашу с салом. Её вкус был непередаваем.

Заметив мой восторг, хозяин с гордостью произнёс:

– Авдотья – мастерица на такие вещи. С прошлого вечера в печи запарила! Из живой природы всё, как говорится. А чем кормятся у вас? – Спросил он меня.

– Да всё то же самое. Только очень много продуктов долгого хранения. В пластик запакованы. Колбасы, сыры, котлеты, пельмени, макароны, консервы… Вообще, мы используем машины для быстрого приготовления пищи: духовки, микроволновки, тостеры, миксеры…

– Значит, прав был Пастер! Всё-таки можно сохранить пищу для гораздо более позднего употребления! – воскликнул вдруг Энгельгардт.

– Прав, конечно, но одной пастеризации мало. Там и сублимация, и тиндализация, и стерилизация, и много других вещей, способствующих сохранению витаминов и нераспространению болезнетворных бактерий, – пояснил я и удивился, сколько знаний из института – из курса «Животноводство», «Способы хранения молока» – всплыло в моём мозгу.

Энгельгардт одобрительно кивнул, подперев щеку рукой, явно обдумывая мои слова. В глазах его вспыхнул огонёк – видно было, что мои слова увлекли его не на шутку.

– Я буду рад слышать от вас, молодой человек, всё, что только можно знать об этом. А сейчас – извините: ночной сон – это святое, пойду «на боковую».

Он поднялся, выпрямился, взгляд его задержался на мне чуть дольше, чем обычно. В этот момент я поймал себя на мысли: «Видимо, этот очень практичный человек уже подсчитывает все преференции, которые сможет поиметь через мои знания, опережающие его аграрную науку более чем на сто лет. Наверное, он считает, что поймал свою золотую рыбку, ну я его уделаю!»

После того как хозяин удалился, я посидел ещё немного, подобрал икорку и опрокинул в себя содержимое ещё пары лафитников полугара. Жидкость приятно согревала изнутри, расслабляла, мысли плыли неспешно, но ясность сознания не покидала.

Я бы посидел и больше, но дверь чуть скрипнула, и в проёме появилась Авдотья. Она окинула меня цепким взглядом и, как показалось, даже с лёгким неодобрением покачала головой.

– Пожалуйте, господин, в комнаты на отдых, вам уже постелено, – объявила она безапелляционно.

Перечить ей никакого смысла не было, вообще, спорить с деревенской хозяйкой, да ещё и столь бывалой, – дело бесполезное. Я встал, чуть потянулся, стряхивая сонливость, и пошёл за ней.

Проходя по коридору, уловил запахи дерева, старого воска, тёплой шерсти – здесь, в этом доме, всё дышало жизнью, наполненной трудом, традициями, чем-то незыблемым.

Мне выделили небольшую комнату-спаленку с хорошей кроватью, объяснив, что все «удобства в виде сортира» – если они понадобятся ночью – находятся в левом конце двора, но нужно закрывать за собой дверь на крючок, чтобы Лыска не забежала. А там всё видно, керосинка висит.

– Во дворе вам, барин, собаки не надо бояться, Лыска, может, и облает, но хватать чужих не приучена. Покойной вам ночи! – Авдотья забрала из комнаты горящий и слегка дымящий светильник и ушла, прикрыв за собой дверь.

Я остался один. Взгляд мой упал на кровать, покрытую тяжёлым домотканым одеялом, и меня вдруг накрыла волна усталости. Похоже, завтра будет новый день, полный вопросов, ответов и, возможно, новых удивлений…

Как только дверь закрылась, темноту медленно раздвинула яркая луна в узком окне. Я понял, что свеча теперь даже и не нужна. Глаза стали привыкать к этому новому для меня полумраку, и я, тут же скинув с себя на резной стул всю свою одежду, всей массой плюхнулся на мягкую приятную кровать.

«Вот так день!», – мелькнуло в мозгу, но не успев додумать эту мысль, я провалился в глубокий сон.