Читать книгу Горизонты времени - Виктор Рогожкин - Страница 16

Немного вздремнув после обеда, я проснулся в отличном настроении…

С Александром Николаевичем я стал уже чуть ли не на «ты»! А сколько водки мы выпили с ним вместе!

Он просто красавчик-барин! Оправдал всё, что я о нём читал. Ко мне отнёсся с пониманием и полным радушием, обещал, что не оставит и во всем поможет.

Однако предупредил, что пока ни с кем чужим я не должен общаться и без него мне никуда ходить не следует. Короче все в ажуре. Но самое страшное это документы.

Говорит:

– Бумаг при тебе, Андрей, никаких нет. Кто ты и откуда взялся, объяснить очень нелегко. Да и не всякий как я, поверит твоим словам. А посему можешь угодить в неприятности. Мне ты можешь доверять, я постараюсь и с документами тебе подсобить. Но это не враз делается, не вдруг. Сам понимать должен.

Я понимал и не спорил. Просто ждал и пытался угадать, как и что дальше со мной будет. Проснувшись и вдоволь повалявшись в кровати, я, однако, быстро соскучился и отправился искать своего гостеприимного хозяина.

Он был в своём кабинете, когда я, после стука, слегка приотворил дверь.

– Не помешаю? – начал я и замер на месте, едва не вскрикнув.

С ума сойти!

Энгельгардт писал пером и чернилами!

Кивнув мне, он вернулся к своему занятию, но сделав пару-тройку предложений, отложил перо в сторону, присыпал чем-то написанный текст, чтобы подсушить чернила, и от души дунул на лист.

Да уж, цивилизация.

Я подошёл к нему поближе, но что он писал, прочитать не успел. Александр Николаевич, видимо не желая показывать мне написанное, а может быть просто, чтобы не заставлять меня ждать, закрыл свою тетрадь и убрал её в необычный, похожий на старую школьную парту ящик с замком. Провернув ключик, Энгельгардт убрал его в карман.

Я опустился в кресло, ощутив под собой прохладу кожанной обивки. Взял в руки газету – «Недѣля», – провёл пальцем по шершавой бумаге, бегло скользнул взглядом по первой странице. Отложил на стол, где уже лежал ворох свежих номеров – «Русскій Вѣстникъ», «Нива», какие-то тоненькие журнальчики в пёстрых обложках. Углубляться в чтение не стал, со своими проблемами бы разобраться.

Энгельгардт словно почувствовал моё настроение:

– Итак, молодой человек. Нужно выправлять ваши документы. Слишком много слухов уже ходит. Если этого не сделать, первый же становой посадит вас в «холодную» до выяснения. А выяснять то, собственно, и нечего. Определят вас как сошедшего с ума и запрут в какой-нибудь больнице-колонии для скорбных главою, а то может и в сам Московский доллгауз [6] свезут. Со мной-то можете не бояться, я за вас любому тут поручусь, а в одиночестве не извольте гулять по селу, если только вокруг моего имения.

– Как же быть? – я совсем растерялся, потому что абсолютно не представлял, что можно сделать.

– Голубчик, мне пришлось уже целый день думать над этим вопросом. Я могу поговорить с нашим становым приставом, он мой хороший знакомый… Представлю вас моим дальним племянником, объясню, что паспорт был утерян в пути. Он без проблем выпишет вам заменительный билет. Вот только с ним дорога дальше Смоленской губернии будет вам закрыта, а если, по какой причине начнётся проверка – пиши пропало. Этот самый билет – документ временный и не может заменить паспорт. Делать его придётся. Но с ним всё ещё сложнее. Надо будет решать вопрос уже в городе и за серьёзные суммы денег. Так что вам придётся пообжиться у меня тут, изучить людей, наши нравы, обстановку в целом. Пока вы достойно не сойдёте за местного человека, я буду всем представлять вас своим племянником из Воронежа. Там у меня действительно есть дальняя родня. Итак, запомните: вы – Андрей Валерьевич, мой племянник, утерявший паспорт, пока добирался ко мне из Воронежа.

Видимо выражение моего лица было таким растерянным, что Энгельгардт, взглянув на меня, улыбнулся:

– Хотите полугару? Чудесное средство расслабиться и просветлить мысли. Мне помогает, поможет и вам.

Глупо было спорить с таким утверждением и я, конечно, согласился на очередной лафитничек.

Полугар подействовал быстро, нервы мои успокоились и я, устроившись в кресле поудобнее, поинтересовался:

– Александр Николаевич, вот вы постоянно употребляете, так сказать, своё, то есть Савелия изделие, а как бы сказалось на вашем бюджете, если бы эту водку вы покупали? – этот вопрос меня очень интересовал, ведь я не знал вообще никаких здешних цен.

Энгельгардт пожал плечами:

– Давайте произведём расчёт. Обычному человеку, если ему по полуштофу в день употреблять – а впрочем, что ему полуштоф! – так и то нужно минимально 72 рубля в год. У меня-то Савельич приготовляет, а так, где благородному человеку при таких условиях на каких-нибудь 200 рублей жить?

Я отвёл взгляд в сторону. Вот так всегда здесь. Я снова ничего из сказанного не понял. Что ж, поживу, привыкну к их мерам и ценам. Но полштоф вроде как чуть больше пол-литра. Ясно только стало, что, если бухать, как Энгельгардт, то на 200 рублей в месяц точно не прожить. А он потянулся за моим лафитником, явно намереваясь его наполнить снова. Я поспешил отодвинуть его подальше.

– Нет, Александр Николаевич, извините, я пить больше не хочу. Мне бы тетрадь, ручку – тьфу ты! – и чернила. Постараюсь что-то вспомнить для вашей пользы.

– Это похвально, молодой человек! – Энгельгардт был явно раз моему предложению. – Вот вам принадлежности. Они всегда будут вас ждать на этом столе. Я даже свой кабинет для этого запирать не буду, заходите сюда, когда у вас появятся новые идеи.

К этим словам он будто готовился заранее и быстро вытащил из шкафа огромную чистую тетрадь, ручку с металлическим пером и поставил на стол маленькую баночку-чернильницу.

Я посмотрел на письменные принадлежности и буквально выдавил:

– Вы только не смейтесь, но этим я писать не умею. У нас в обиходе только не придуманные ещё в вашем времени шариковые ручки. А все работы в институте я и вовсе печатал кнопками на клавиатуре компьютера, ну – как на печатной машинке. У меня рекорд, двести пятьдесят знаков в минуту!

Я поднял голову. Но Александр Николаевич смотрел на меня как на дебила.

– Ничего, я попытаюсь, писать чернилами. – Пришлось выдавить мне из себя. – Не беспокойтесь, пожалуйста, я постараюсь.

Следующий час я практиковался в письменности прошлых веков и это был, конечно, треш. Чернила, то и дело норовили капнуть в неположенном месте, а острое металлическое перо безжалостно царапало бумагу. Пока мне удалось хоть немного освоиться с ним, я успел усеять кляксами несколько страниц и даже проткнуть лист.

Уже через двадцать минут у меня стали ужасно болеть пальцы. Вспомнились школьные диктанты, боже, как я их ненавидел…

Энгельгардт, уходивший куда-то, успел вернуться и был очень удивлён тем, что я совсем не использую «i», употребляя везде «и», а ещё у меня нет привычной им буквы «ять».

– К тому же вы очень странно строите предложения и фразы, молодой человек, – сказал он мне, внимательно разглядывая написанное. При этом он прекрасно читал и понимал мой кривой почерк.

Я объяснил, что эти буквы давно утратили смысл и были упразднены после свержения царя, а стиль письма…

– Ну так я привык.

– Буквы ваши понять ещё можно, но пишете вы так же безграмотно, как наш деревенский староста Иван! – смеясь воскликнул он. – «-Ться» и «-тся»! Вас разве не учили? А по каллиграфии я поставил бы вам просто кол!

Я, конечно, постарался оправдываться тем, что в наше время уже нет надобности зубрить все правила, потому что за нас думает компьютер, есть «Т9» [7] и самоисправление текста при печати. Но Александр Николаевич, живший почти на сто пятьдесят лет раньше меня, снова посмотрел на меня как на идиота, тем самым уронив мою самооценку теперь уже ниже плинтуса.

– Ну-с, не буду докучать вам, работайте дальше, а я пойду, займусь делом, – насмешливо проговорил он и вышел из кабинета.