Читать книгу Сверхновые - Виктория Вал - Страница 12

Фридрих перед зеркалом тянул ладонями лицо, и холодные капли сбегали до локтей. Веки красные, глаза красные… Голова раскалывалась весь день, и под вечер треснула совсем. Его мутило.

Он сунул руки лодочкой под струю из крана, и, набирая воду, заметил чёрный волос на краю раковины. Плеснул на него. Проводил его.

Эх, Клара…

Фридрих намочил полотенце, нашёл пяткой банкетку и уселся, погрузив лоб в сырую прохладу. Всё оттого, что он сегодня без конца размышлял о том, что сказал утром Кларе. «Замечательно».

Его «замечательно» значило «спасибо за дополнительное время». Чем дольше она его компаньонка, тем дольше Милочка не попадается в ловушку Гельмута. Но ведь он прекрасно видел, что Клара скоро доживёт до дня, когда её под руки выведут из квартиры.

Для неё это плохо началось, и плохо кончится.

Для Милочки будет всё то же.

Подписывая контракт с Гельмутом, девушки не подозревали, что на бумаге лежит печать о найме на службу в Иркаллу. Этот контракт можно расторгнуть только через другую печать, которой простые люди не имели. Когда девушки увольнялись или их увольняли, они лишь сменяли труд компаньонки на чёрный. Им давали возможность копить на отпущение, стоившее немерено. Положение таких, как Клара – отказавшихся от угощения Гельмута, – усугублялось долгом за баснословно дорогую воду с лимоном. Ей придётся делать карьеру в Аменти или стелиться под кого-нибудь, пока она свежа, – и то, чтобы понять, что это тоже не выход.

Он бы выручил её, если бы стал акером в Дуате – ведь тогда у него появились бы статус и средства. «Бы». Пока он играет роль неполноценного проявления господина Мардука. Сколько ещё это продлится? Он не знает. Он сможет считать свою задачу здесь выполненной, когда госпожа Сопдет даст новое проявление, однако, в отличие от других ану, она никогда не торопится возвращаться. А со смерти наместника Беляевского минул всего 51 год.

Милочка будет следующей. Уже в декабре.

Или следующей после следующей.

Всё равно будет.

Все фотографии, которые подкидывал ему Гельмут, являлись обещаниями, и он всегда исполнял их. То, что он привёл не Милочку, а Клару Ригель – последствие какой-то заминки или его желание поиздеваться. Гельмут мог себе позволить – он ненавидел князя Мардука.

Выбирая девушек, он как будто подбирал отмычку, и не мог не заметить, что одна подошла. Фридрих всё осознавал, залезал от этого под кровать, в шкафы, и пытался выбить дурь из головы, стуча себе по макушке. В нём снова проснулся ребёнок, когда-то мечтавший о Шери. Видел её только раз – через пыльное стекло витрины, потому что в тот же день её купил богач, и помнил даже швы на её ботиночках. У Шери – у Милочки, как перевёл ему потом с французского владелец магазина, – были чёрные локоны, жёлто-белое платье, кружевной зонтик в ручке, синие глаза и лицо доброго ангела.

Фридрих уже находил это лицо однажды. Оно было у статуи госпожи Сопдет, показывающей её истинный образ. Фридрих долго мучился, прежде чем договорился с заживо пожиравшим его зверем, что выразит свои чувства, став её слугой.

Перед Милочкой на фото он быстро сдался.

Он рассудил, что ему не досталась кукла, не могла достаться хозяйка Дуата, но эта девушка может ему принадлежать. Должна.

Фридрих вдохнул через полотенце, обтёр лицо и шею.

Есть ячейка в Банке Бити, в которой Андрей Беляевский оставил ему дарственную на землю в Дуате, печать акера и «кое-что важное». Это должно быть связано с настоящим проявлением Мардука – возможно, указание на место заключения или ключ. Есть беламитер. Надо торговаться с Гельмутом. Нельзя допустить, чтобы Милочка подписала контракт.

За дверью стих топот.

Гельмут пришёл, словно услышав его мысли.

– Господин Леген, вы скоро? – грубо спросил Гельмут.

– Я сейчас, – Фридрих поднялся и включил кран.

Он тщательно умылся, вытерся полотенцем, просушил плетёный из шнурков браслет с серебром и синей бусиной – ещё один подарок Беляевского, уложил волосы пятернёй и вышел. Из комнаты Клары доносилось натужное посапывание.

Гельмут стоял в пальто, обхватив себя, словно маялся животом.

– Госпожа Сопдет дала проявление, – сказал он.

Фридрих остолбенел.

– Да. В девять и четыре минуты вечера по местному времени.

– А…

– Сейчас без пяти одиннадцать.

– А…

– А? – Гельмут явно был очень не в духе.

Фридрих замял полы футболки.

– Мужчина или…

– Мужчина. В Соединённых Штатах. Ваши действия?

Он знал, какие инструкции Фридрих получил от наместника Беляевского. Ему нужен его господин… Как вовремя!

– Я должен ехать в Банк Бити, – обрадовался Фридрих.

– Собирайтесь. Я вас увезу.

Естественно, увезёт.

Фридрих пошёл к себе и сразу подался в гардероб. Скинул брюки и поло, взял с одной полки тёмно-синюю рубашку в белую точку, с другой – джинсы. Надел носки, ботинки, и снял с вешалки рокового вида двубортное чёрное пальто с погонами. Просовывая руку в рукав, он вышел в спальню, залез под матрас и вытащил обтрёпанное фото Милочки, которое отправил в карман. Прихватил зеркальце. Всё. Готов.

Он вернулся к Гельмуту, который ждал его в прихожей, и они вышли в подъезд. Гельмут не стал запирать дверь. Фридрих обратил внимание, и не сказал ни слова. Клару выкинут отсюда сразу, как они уедут, но это ничего. Потерпит. Он заплатит за неё.

Они спустились в лифте, и улица обдала Фридриха прохладой. От головной боли остались жалкие колкие крохи. Глубоко вдохнув, он сел на заднее сиденье кроссовера Гельмута, тот отправился за руль.

Поплыл мимо дом… Дом, дом…

Фридрих посмотрел на бледный профиль Гельмута. Правой рукой Гельмут открыл панель управления, бросившую жёлтый отсвет на его лицо, подвигал плечом, откинулся на сиденье и закрыл глаза. Автоатет – атет, совмещённый с автомобилем, – закрывал кроссовер в свою коробку из пепельной стали, и в тоннеле, разогреваясь, отрываясь от дороги, понёс их по заданному маршруту.

И Фридрих смежил веки, думая о том, что как-то дожил до этого часа. Ему не верилось – так он привык, что всё доживает.

Он вспоминал, как ветер выл, сбегая из врат, уносил слова Инго, и тот махал рукой. В пути он рассказал, что Беляевский назначил встречу в Эшинане, и предупредил, что, когда откроется проход, поднимется шквал, и нужно будет скорее зайти внутрь. Фридрих, накинув капюшон и затянув его, схватился за обледенелые камни, добрался до металла, и сделал самые трудные в своей жизни шаги. Он завалился внутрь с истёртым ветром носом, без шарфа, который сорвало. Угловатые выступы у груди завибрировали, и душа метнулась, когда толща двери покатилась закрывать выход.

Ветер затих, профыркал сдувшимся воздушным шаром, и Фридрих, отдышавшись, отжал себя от стены, вытащил из кармана фонарик и обернулся. Фонарик ему дал Инго – и спасибо. Фридрих пошёл по засветившимся под ногами точкам, но ему было спокойнее видеть больше.

Он был в Эшинане, что сокращённо – «Третий из».

Третий мост из пяти.

Его локти чесались от одной мысли, что это часть древнейшего сооружения на планете – комплекса, который во времена мардуков носил название «Амантару». На языке мардуков слово читалось как «Божественные звёзды». Фридрих узнал это на прошлой неделе, когда получил вспомогательные материалы для изучения устройства Аменти. Он подумал, что дугами помечены особые поселения на карте, но ему объяснили: это наследие мардуков – мосты во все слои Сферы.

Нужно было предполагать существование чего-то подобного! Любое техническое сооружение требует обслуживания, и для этого в нём должны быть предусмотрены коммуникации.

Фридрих изучил расположение частей комплекса, разбросанных по миру, с большим интересом посмотрел на карте на ближайший мост Эшинан на плато Путорана в Сибири. К тому времени он прослушал курс краткой всеобщей истории и уяснил, что 540 миллионов лет назад на Землю прилетели высокоразвитые мардуки и построили Мосты и Сферу, чтобы превратить непригодную для разнообразия жизни планету в оазис. Он мог наизусть повторить, что «технические слои, вкупе называющиеся Сферой, необходимы для фильтрации, накопления, циркуляции и формовки тонкой материи, что при соединении с плотью задаёт ей образ развития. На языке мардуков объект Сфера так и назывался: „Вместилище форм“».

В его прошлом, где он несчастливо родился и вырос, остался внешний слой Сферы Татра, а в его настоящем был второй после Татры технический слой Асбара, принимающий отделившиеся формы всех живых существ; слой, где есть твердь, и есть заселённые области – Аменти.

Аменти делилось на четыре стороны: Дуат у Сопдет, Вокантин у Амитерет, Иркалла у Мардука и Миктлан у Кецальмека, а также на пограничья с приютами. Остальное пространство слоя занимало мёртвое пепелище – пепельные пустоши, горы пепла, моря пепла и пепельные океаны, в которых бушевали пепельные бури. В Аменти в основном жили в фортах под щитами, принадлежащих воинствам эдволатов. Их строили с привязкой к городам в Татре. Лучшими для жизни поселениями были купольные города себ, и их, как и самих себ, можно было сосчитать по пальцам двух рук.

Из аментийских городов Фридрих успел увидеть только столицу Дуата Пик Сияния – город, в который влюбился, и теперь – невероятно! – он спускается в Эшинан!

Он шёл по наклонной шахте со стенами медного цвета. Внизу оказалось большое круглое помещение, серебрящееся от конденсата в свете фонарика. Фридрих остановился и насчитал шесть круглых дверей – пять закрытых и одну приглашающую.

За ней во тьму убегала вереница огоньков на полу.

Фридрих ступал по ним, стуча подошвами по металлу, оставляя позади круглые двери, проходы и переходы, и унылое холодное однообразие, и огоньки завели его во мрак, где луч фонарика не доставал до потолка. Вдали в свете прожекторов висела луна, гудел генератор, стояли ящики, и ходил Андрей Беляевский.

Фридрих поспешил туда.

Андрей сказал по-немецки, вытирая тряпкой под глазами:

– Вот и ты. Голоден? Я, признаться, съел бы слона. Где-то там корзинка со снедью, – он тряхнул тряпкой в сторону ящиков, – займись, я тебя прошу. Я закончу здесь, и перекусим.

– Могу я спросить, что это? – не удержался Фридрих.

– Беламитер. Небольшой корабль мардуков – скажу так: катер, на котором можно недалеко летать. Недалеко – это на Луну, например.

Фридрих посматривал на белёсую светящуюся сферу размером с сарай, пока выуживал из ящика корзину, прикрытую сложенной скатертью. Понеслись взбудораженные ароматы хлеба, сыра и копчёного мяса, пирога с курицей. Звякнуло стекло о фарфор. Фридрих накрыл сложенной скатертью два ящика и взял тарелки.

– Тебе нравится беламитер? – спросил Беляевский.

Фридрих даже растерялся.

– Чего молчишь?

Фридрих поставил бутылку с лёгким ягодным вином, и не заметил, что не отпустил её горлышко. Трудный вопрос, в самом деле! Потому что он научил себя, что ему безразличны вещи, которые ему не по карману, а его спрашивают, нравится ли ему то, что попросту не для него.

– Ты напрасно всё усложняешь, мой мальчик. Есть «нравится» и «не нравится», «да» и «нет», и это голос с глубины. Он всегда говорит одно и простое, а голос разума переменчив. Найди, что слышишь.

Фридрих слышал шаги Андрея.

Он вытер вспотевшую ладонь о край скатерти.

– Я восхищён. Не знаю, что ещё сказать, – признался он. – Я думал, что реактивные самолёты – самая прогрессивная техника, а здесь, в Аменти, я только смеюсь над всем, что люди называют достижениями.

– Хочешь, я подарю его тебе?

– Катер?!

– Не просто так подарю, – Беляевский сел рядом на ящик. Ему не было холодно – он был в рубашке с закатанными рукавами. Он поднял плечи, упираясь белыми жилистыми руками в колени, и хитро улыбнулся. – Мне нужно, чтобы ты оказал мне большую услугу, Фридрих, и я не буду мелочиться. Считай, что беламитер твой. Это аванс.

– Зачем мне летать на Луну?

– Это сам решай. Делай с ним что хочешь.

Фридрих пытался резать мясо, но пальцы не слушались.

– Господин Леген?

Он открыл глаза. Его руки шарили по бёдрам.

– Приехали, – отвернулся от него Гельмут и вышел из машины.

Вышел и Фридрих, взволнованный.

Они в Пер-Басте, купольном городе матери малых кошачьих бальсагов Баст Себы – Беаты Себы с недавних пор, в центре торговли Дуата, известном также фармацевтическим университетом и аптекарскими огородами, и также хранилищем ценностей, основанным проявлением ану Сопдет в имени Бити. После реформы наместника Юлиана Диррахика хранилище стало Трапезой Бити, наместник Беляевский переименовал его в Банк Бити.

Фридрих приезжал в Пер-Баст в качестве проявления господина Мардука, чтобы познакомиться с городом и Беатой Себой, довольно милой дамочкой. Сейчас автоатет обогнул город и прибыл на частный причал господина Мардука в Банке Бити – на широкую площадку, обсаженную кедрами и уходящую в лестницу из белого мрамора.

Их встречали. Первым поклонился служащий со старомодно подкрученными усами, одетый в чёрный бархатный костюм-тройку с бордовым галстуком-бабочкой, и с отметками высокого положения – в золотом пенсне, с золотой цепочкой часов и с золотой печаткой.

– Добро пожаловать, господа, – сказал кот.

Двое за ним поклонились без звука.

– Я – заведующий сектором Эшуггурату Анири в Банке Бити, Сапут Унеб Бити. Рад быть полезным.

– Господин Беляевский держал для меня ячейку, – сказал Фридрих.

– Прошу вас.

Фридрих и Гельмут затопали по ступеням вдвоём.

Оставшись на площадке, чтобы не маячить за спинами, служащие пошли вперёд по скрытому коридору, чтобы снова ожидать в высоком зале. Сапут пригласил в боковую галерею, Фридрих с Гельмутом ещё потоптались по лестнице, и кот открыл им дверь в комнату, отделанную белым с голубыми прожилками камнем. В ней стояли два мягких кресла.

Гельмут устроился в кресле, Фридрих не стал присаживаться. Он прибрал ладонью волосы, заморгал и заговорил:

– Произошло проявление госпожи Сопдет… – и взглянул на Сапута.

– Подтверждения этому нет, – сказал служащий.

Фридрих обернулся:

– Вы солгали?!

– Он же говорит – подтверждения нет. Проявление есть.

– Но я не смогу открыть ячейку!

– Господин Леген, вы можете. Условия заказа господином Беляевским специальной ячейки на ваше имя таковы, что она доступна вам по первому запросу в любое время, – сообщил кот, выражая почтение всем видом.

«Когда ану Сопдет даст новое проявление, поезжай в Банк Бити. Там тебя будет ждать специальная ячейка, в которой ты найдёшь дарственную на землю в Дуате, кольцо акера и кое-что важное», – заговорил Андрей Беляевский в памяти Фридриха, болтая вино в стакане.

Всё-таки, нужный момент – её проявление?

– Хорошо. Откройте, пожалуйста.

Сапут положил ладонь на стену, под ладонью разошёлся светящийся жёлтый узор, в которой шестерёнками закрутились кольца, и в стене прорезались четыре щели. Сапут снял каменную плитку, и на синей табличке открылась белая полоса размером с кирпич.

– Печать должна быть у вас, – сказал Сапут.

– Твой браслет, – подсказал Гельмут.

– Да знаю!

Фридрих подошёл и приложил плетение.

Полыхнула пламенем синяя печать и начала таять. Центр, приходившийся на центр дверцы, истлел последним, внутри щёлкнуло. Фридрих вынул из открывшейся ниши деревянную шкатулку. Заглянул в неё. Бронзовое кольцо акера-землевладельца и бронзовая пластинка дарственной лежали на старом пожелтелом конверте с выцветшим адресом. В Лейпциг, разобрал Фридрих. Он заглянул под конверт и увидел деревянное дно.

«Всё?».

– Это всё? – спросил он вслух, озадачившись.

Он испугался.

А Гельмут сзади выхватил письмо.