Читать книгу Дыши глубже - Влада Багрянцева - Страница 5

Все мои достижения всегда воспринимались как должное. Я окончил художку экстерном? Так моя прабабка была художницей, ее картины растащены по всей стране по частным коллекциям и галереям. У меня большие способности к финансовой аналитике? Все мои предки по отцу были торгашами, было бы удивительно, если б я отличался. Я лучший в школьной сборной по футболу? Так я мальчик, причем из семьи Лурия, я должен быть лучше других. Даже моя внешность – результат наследования, мои родители до сих пор считаются самой красивой парой среди элиты.

Все, что мне остается – только моя способность делать так, чтоб мое тело хотели двадцать четыре часа в сутки. Чтобы мечтали обо мне, думали обо мне, убивались по мне, как Николай, которого иногда пробивает на проникновенные речи о силе настоящей любви без преград. Особенно страстно он любит рассказывать про Тургенева, таскавшегося за Полиной Виардо десятками лет по всей Европе. Его прямо плющит от самой идеи платонической любви, но при этом он не замечает, что любит во мне только мое тело и образ, тоже придуманный им же. Был бы я примерным парнем, спокойным, исполнительным, обычным – любил бы он меня? Конечно нет. Обычных любить скучно, а влюбляться в них еще труднее, вожделеть – почти невозможно.

Вожделение – это тоже любовь.

Многие путают его с сексуальным желанием, но сексуальное желание – лишь один из частных случаев вожделения. Какие-то словари утверждают, что это действительно любовь, только эгоистичная и корыстная. Вожделеть – значит любить другого ради своего собственного блага. Например, если я люблю жареную курицу, это не значит, что я желаю ей блага. Вожделение – любовь, которая умеет только брать. Другой я не знаю.

Когда я, вернувшись из душа растянутым и подготовленным, вновь берусь за телефон, мне не нужно спрашивать Диму его скайп, его он мне скинул сразу после нашего разговора. Я даже дверь не запираю перед тем, как выложить на одеяло то, что мне пригодится – ко мне никогда никто не заходит. Только Люба, чтобы убраться, но график ее посещений распланирован заранее и только на первую половину дня, пока я в универе. Родители уважают личное пространство, поэтому к ним в спальню я тоже никогда не захожу и уже практически не помню, как она выглядит. Последний раз был лет пять назад, когда я болел и мать вызвалась посидеть со мной за просмотром фильма, но в ее комнате плазма больше, потому сидели мы там. У отца спальня отдельная – туда я забредал только в раннем детстве. И если у себя он разместил лабораторию и ставил опыты над людьми, мы с матерью об этом даже не узнаем.

Я сажусь на кровать, подобрав ноги под себя. Под длинной белой рубашкой ничего нет, кроме маленькой пробки в заднице. Дима принимает видеозвонок, и я вижу, как он меняется в лице, откинувшись на спинку кресла. За его спиной стеллаж с папками, обычный офисный фон.

– Ты на работе? В офисе? – замечаю, нарочно рассеянно поглаживая колено.

– Я тут практически живу, – отвечает он, следя за моей рукой. – Может, сначала пообщаемся? Расскажешь немного о себе?

– Могу, но зачем, если тебе это не нужно.

– А что мне нужно, по-твоему?

Я, приподнявшись, аккуратно вынимаю пробку и убираю ее в сторону. Вместо нее должно быть что-то больше, и когда я беру дилдо, максимально приближенный к форме члена и обвожу розоватую головку языком, то понимаю, что уже возбужден. Обычно возбуждение приходит только во время секса, поэтому меня это слегка удивляет. Похоже, у меня стояк от одной мысли, что этот незнакомый мужик смотрит на меня. "Этот мужик" выглядит как волк, учуявший запах крови – слегка, почти незаметно подается вперед, к экрану, челюсти сжаты, брови сведены, ноздри дрожат.

– Ты неплохо подготовился, – говорит он.

Я снова приподнимаюсь, пристраиваю твердую, нагретую моим ртом головку к дырке и медленно сажусь. Я растянулся перед этим, поэтому входит хорошо и насухо, смазку в постели, на которой сплю, не переношу. Вообще не люблю что-то липкое и ароматизированное во время секса, даже с самим собой. Мне нравится чувствовать запах партнера, да и к тому же, если постоянно использовать лубриканты с ароматами, однажды можно обнаружить, что черешня в магазине или связка бананов пахнет еблей. Со стоянием на кассе у меня всегда отдельные флешбеки: взгляд постоянно утыкается в упаковки презиков, а по губам стоящих рядом женщин я пытаюсь угадать, берут они в рот или нет. Это не трудно, на самом деле – если у нее губы с четко выраженным контуром, упругие с виду, чаще всего визуально естественно-пухлые, то это значит, что она либо занимается китайской гимнастикой для лица, либо активно тренирует букву "о" на природном тренажере. Причем всегда заметна разница между естественными губами и губами из "салона" как между клубникой с грядки и клубникой из теплицы.

Я расстегиваю верхние пуговицы на рубашке, спуская ее с плеч и оголяя грудь, чтобы прикрыть вместе с этим стояк. Член сегодня трогать не буду. Оргазм без рук – это особый кайф. Если вы зайдете на гейский форум, то на любом из них среди десятков тем найдете обсуждения махровых пассивов с пассивами, где они пропагандируют то, что называется очень похабно – «кончить попкой». У меня от такой формулировки все падает, но несмотря на это я придерживаюсь той же религии: когда представляется случай – если не дергать себя за член, то весь акцент чувственности смещается ниже, как пишут на тех же форумах. Начинаешь ощущать, что в твоей заднице тоже полно нервных окончаний.

– Я не начну, пока ты не начнешь, – говорю, и Дима, приподняв бровь, на секунду отрывается от моего пальца, обводящего по кругу сосок со штангой:

– Мне тоже?..

– Расстегни ремень и покажи, что хочешь меня.

Определенно хочет – думаю, когда вижу его стояк. На фоне черноты брюк – ремень Дима так и не расстегнул, только ширинку, – он кажется еще вкуснее. Я цепляю ногтями шарик штанги, оттягивая ее, отчего в заднице все сладко сжимается и дилдо чувствуется больше, чем есть на самом деле.

– Оближи еще что-нибудь, – произносит Дима, натягивая презерватив – чтоб костюм не заляпать, видимо, ему еще работать. – С твоими губами только в порнухе и сниматься.

Я еще в обучающих роликах для младшего персонала фирмы снимался, но там, конечно, все не так было. Там я сидел в отцовском кабинете и распинался о прогнозах на будущее. Было скучно.

Я засовываю в рот пальцы, средний и безымянный, втягиваю щеки, и Дима громко вздыхает. От того, как я надавливаю подушечками на кончик языка, слюны становится много, глаза сами собой закрываются, и я делаю движение бедрами вперед. Потом расстегиваю рубашку до низа, откидываю полы, чтобы было видно мой почти прижавшийся к животу член и смотрю, как Димина рука двигается не размашисто, но сильно. Если бы он так дрочил со смазкой, то хлюпало бы громко. И я вижу, что он на пределе, когда сам начинаю двигаться быстрее, расставив ноги и придерживая дилдо под собой. Есть такие люди, которые в восторге от того, что на них смотрят, когда они занимаются сексом, я один из них. Марк говорит, что это нарциссизм, но он же и говорит, что все сексуальные девиации не считаются девиациями, если они в рамках прав и желаний партнера и не несут физического и психологического вреда. Дима совсем не против моего нарциссизма судя по тому, что он делает.

– Кончи для меня, кис, – говорит он, и я кончаю, насадившись до мягких силиконовых яиц.

То есть, они не из силикона, а из какого-то супернового материала, но по ощущениям именно так.

– Кис, – фыркаю, слыша шуршание – стянутая резинка отправляется в корзину для бумаг. – Ты наглый.

Дима, улыбнувшись, поправляет галстук, говорит «пока» одними губами и отключается.

– В смысле – «пока»? – охреневаю я вслух.

Несмотря на то, что я не единожды прикидывался шлюхой за деньги, именно сейчас у меня впервые за все это время ощущение, что мной воспользовались, как искусственной вагиной для своих нужд.