Читать книгу Дыши глубже - Влада Багрянцева - Страница 9

Сегодня вечером надо дать ответ. И оба мы знаем, как он будет звучать, ведь хоть на десятый процент, но есть вероятность того, что Дима если не прямым текстом, то намекнет отцу про мою ориентацию. Не могу представить, что тот может сделать – лишить меня наследства, избить до реанимации или сам уехать на скорой с сердечным приступом. Насчет всех трех возможных вариантов я не сомневаюсь, особенно насчет первых двух, ведь все детство меня пороли ремнем за любое отступление от правил. Сначала по заднице, потом по рукам, внахлест, и это было не столько больно, сколько унизительно. Потом, после смерти сестры, отец наказывал только отлучением от развлечений и отсутствием карманных денег. Сменил тактику воспитания, поскольку результат предыдущей оказался очевидно плачевным.

– Это потому, что папа тебя любит, – говорила мать, поясняя великий смысл его поступков, который мне понять не удавалось. – Если бы ему было плевать на тебя, он бы разрешал тебе шататься допоздна и делать что угодно. Как твоей сестре.

Что она, что отец, с тех пор больше не называли ее по имени. Из фотоальбома исчезли фото с ней, ее комнату переделали в спальню для гостей, и иногда мне казалось, что ее не существовало вовсе. Только образ в моем воображении. Возможно тогда же понятие физического воздействия и любви стало для меня неразделимым. Хотя в душе я понимал, что если бьет – значит любит. Просто любит бить.

В плане Димы я пока не понимаю, чего хочу от него: то ли чтоб он отстал и не тревожил мой устоявшийся мирок, то ли чтобы остался в нем. Он меня правда тревожит, сильно: его голос, интонация, с какой он произносит некоторые слова, странные, очень живые глаза, вся его большая, широкоплечая фигура. И особенно запах бальзама после бритья, какой-то знакомый, из детства.

Трудно мыслить здраво, когда от одних воспоминаний возникает желание подрочить. Открыв коробку, которую всегда задвигаю под тумбу у кровати, я достаю самую маленькую пробку с гибким стоппером-кольцом, выбираю гель на водной основе, специально под материал, накручиваю попсу на музыкальном канале погромче, потому что делать это тихо сегодня не хочется. Зажимаю подушку, сложенную вдвое, коленями и сажусь сверху. Если закрыть глаза, взяться за спинку кровати руками и тереться о подушку, то кажется, будто сидишь на чьем-то члене. Поначалу никак, потом кайфово, потом невыносимо до слез, потому что очень хочется вытащить пробку и заменить ее чем-то крупным, рельефным, или хотя бы тонким вибратором на пульте, похожим на электронную сигарету, но я не могу себе позволить кончить быстро и легко. Я люблю иногда оттягивать оргазм, и чем позже он наступит, тем лучше. В этот раз я выпадаю из реальности на пятьдесят шесть минут, и некоторое время после разрядки сижу на кровати, закинув ногу на ногу, чтобы пробка ощущалась лучше и приносила еще больше дискомфорта. После оргазма любой предмет в прямой кишке кажется больше, чем он есть, раз эдак в пять, наверное.

Если бы мать знала, что я курю в доме, она бы, несмотря на пластику, постарела лет на пять. Вряд бы ее огорчило при этом то, что я балуюсь посторонними предметами в себе. Я смотрю на экран плазмы, где крутят клип с полуголыми девками, держу сигарету между пальцев левой руки и покачиваю ногой. В заднице горячо и неприятно, в сосках зудит от потребности их приласкать, но дотрагиваться до них сейчас тоже лучше не надо – удовольствия не будет, свое тело я хорошо изучил. Итак, что мы имеем: мужик, с котором я трахался и больше этого делать никак не планировал, имеет на меня какие-то свои планы, с которыми я не считаться теперь не могу, потому что это грозит мне проблемами. Если просчитывать риски, то риск от моего отказа куда больше, чем если я соглашусь. Но чем я могу подстраховаться?

– Ты занят? – спрашиваю, когда Дима отвечает на звонок.

– Для тебя всегда свободен. Ты собираешься мне дать ответ?

– Я соглашусь, только если буду уверен, что ты меня не будешь ни к чему принуждать и заставлять делать то, чего я не смогу или не захочу из принципа. Мне нужно что-то, что может скомпрометировать тебя так же, как и меня.

– Постой, постой, – слышно, что он улыбается. – Ты шантажируешь меня тем, что я шантажирую тебя?

– Никому нельзя верить на слово.

– Значит, ты можешь верить или не верить в то, что твой отец узнает о том, как иногда подрабатывает его сын.

Я сжимаю телефон до треска корпуса:

– Хочется послать тебя, да не могу.

– И не надо. Не в твоем положении сейчас указывать и торговаться.

– А если отец не поверит тебе?

– Тогда я покажу запись нашего знакомства. Ты не знал, что многие владельцы клубов ставят камеры в випках?

– Какая же ты сука.

– Это значит «да»?

Я отключаюсь. Иду в душ, где стою под холодной водой, чтобы остыть прежде всего мозгами, затем тщательно мою использованный девайс с мылом, оставляю его сушится на краю раковины и вновь беру телефон. На экране непрочитанное сообщением с адресом и уточнением, что приехать нужно сегодня. Я, помедлив, отвечаю, что буду поздно. Марк, которому я звоню после, зевает в трубку:

– Да, я слышал, что камеры там есть. Может, картиной закрыты или в вазу какую вмонтированы… Хрен их знает. Обычно видео сливают тем, кто за них платит, типа, клубничка для избранных, но если твой мэн заявился и сказал, что ему нужна запись, ему ее отдали по первому требованию. Потому что никто не хочет, чтоб блядушник прикрыли, все хлеб любят с маслом. Короче, встрял ты, Ила. Будет теперь тебя этот мэн трахать, пока не надоест.