Читать книгу Hannibal ad Portas – 6 – На слишком близких берегах - Владимир Буров - Страница 7

Получается, что Пушкин выше доказанных экспериментов биологии. Ибо его Воображаемый Разговор с Александром 1 – не обладает видимым доказательством.

И настолько удивился, что даже проехал на автобусе до самого Мосфильма. Для меня вернуться назад непросто, могу – как часто бывало и бывает еще – заблудиться. Раз вышел из Букинистического напротив Детского мира, и решил вернуться назад, купить книгу, которую только что понял:

– Надо сейчас брать, а то не будет, – и не смог его найти!

Прошел по подземному переходу еще раз туда и назад – магазин исчез. Можно приехать завтра, но это невозможно, так как и сегодня не купил эту книгу – завтра – перебор.

Получается, что-то не совсем понятное:

– Мы, все гонятся за открытием, как результатом эксперимента, а оно вот, На Лицо! – И

– Никто его не видит!

Пушкин провел эксперимент – результат Воображаемый Разговор с Александром 1 – и никто не видит этой жизни вечной!

Все стараются улучшить геронтологию, а толку?! Если результат бессмертия не виден!

Выходит, люди отказались от мечты в бессмертие именно потому, что не в состоянии его увидеть, и согласились довольствоваться только небольшим увеличением ее продолжительности.

Тем не менее, самое главное здесь то, в литературе и в искусстве, в живописи импрессионистов – очевидно:

– Открытие требует человека. – Науку мы выбираем по обратному принципу:

– Открытие очевидно! – не обращая внимания на то, что многие из них так и остались, как литература, искусство и философия – только достоянием самого человека, как и сказал про этот принцип неопределенности Пушкин:

– Ты сам свой высший суд!

Никто – или почти – не верит, что Ферма доказал свою Великую теорему, – а:

– Она доказана! – Как мной уже доказаны и Воображаемый Разговор с Александром 1 и Когда Макферсон издал Стихотворения Оссиана, и:

– Не только.

Парадокс, что реальное открытие требует участие самого человека, им нельзя удовлетворится, что другие его признают – так сказать:

– Объективно!

Наука, как она со старта понимается:

– Дважды два – четыре – есть, эврика! – слаба по сравнению с поэзией Пушкина и Шекспира.

А именно эта Эврика и перехватывает дыхание. Хотя в детстве я уступил науке не по этому принципу, что очевидней в ней открытие, а только, что реальней. Пусть и сто писят лет только можно жить, но – авось – там и еще немного получится.

Собственно, пас делается – выходит – потому, что нет веры в реальное открытие, как нет веры в бессмертие по сравнению с долгожительством, которое представляется более-менее реальным.

Получается, что вместо веры в себя – что значит – в:

– Бога, – выбирается захватывающее душу событие кино:

– Верьте мне люди.

И даже остановился перед дверьми разочарованный. Выходит, и Риман, и Ферма, и Лобачевский как раз и сыграли в бессмертие. Также, как Шимура и Танияма. Доказать себе – значит, доказать Богу. И доказать всем – это не больше, а меньше, – и выходит, на:

– Много, намного.

Но искушение доказать ВСЕМ – велико. И, видимо, его и предлагали Иисусу Христу.

Как Бонди переделал Воображаемый Разговор А. С. Пушкина из открытия, видимого только человеку – Читателю – в текст понятный:

– Всем, – как объективный, научный и, самое главное:

– Независимый ни от чьих личных суждений. – Хотя в нём ничего уже и не осталось от мирового уровня.

Так только: жили у бабуси два веселых гуся.

На Зону кинули передачу, и Алексей приказал сходить.

– Я не пойду, – Даш.

– Я не пойду, – Нат.

– Почему?

– Кроме пары банок консервов там ничего не может быть.

– Дуры, – они могут быть набиты запрещенными веществами.

– Это кто сказал? – Да.

– Я не верю, что это Алексей, олух царя небесного, ляпнул, – Нат.

– Я ничего не говорил, прекратите паясничать! – мяукнул Алексей.

Оказалось, что это паясничал Валера.

– Ты чё? – буркнул на него Алексей.

– Я не знаю, само так получается.

– В этой куртке он, действительно, похож на попугая, – сказала Одна из Них.

– Иди, принеси вброс, – сказал Алексей Валере.

– Я? – и пошел, а вахтенный солдат на вышке решил выслужиться, чтобы получить внеплановый заезд, если не домой на неделю-две, то хоть на трое суток к местной бездельнице, работавшей здесь когда-то буфетчицей, но выгнанной зампорежем за тасканием из дома излишнего чая, который можно толкнуть за деньги, которых хватит, чтобы за квартал накопить на такую вот кожаную куртку, хотя и только самопального пошива, ибо:

– По фабричного производства курткам и узнаете их.

– Импортного?

– Это уже отбившиеся от стада козы, которых намедни всех пустим на кой-ба-су-у.

Алексей даже не поверил себе, что так не только думает, но и думать:

– Может. – А:

– Действительно, ничего такого не делал – так только один раз померил эту куртку.

И ахнул:

– Что будет с Валерой, ушедшим в этой куртке на запретку.

– Скорее всего, не вернется, – ответила Нат.

– Я тебя ни о чем не спрашивал, – сказал Алексей.

– Так и не надо, я так тебя понимаю.

– С полуслова?

– Без слов.

– Этого не может быть.

– Почему?

– Потому что не может быть никогда.

Они наблюдали через перископ – как принял решение Алексей – как из подводной лодки, что Валеру подстрелил снайпер, и он улегся, как пришлось выразиться Федору понимавшему, что он следующий на этот смертельный поход за Вбросом.

– Я не пойду, – сказал Федор.

– Почему?

– Боюсь.

– Чего? – Алексей.

– Думаю, он там на нейтральной полосе переваривается внутри этой куртки, как.

– Как?

– Да, я тоже так думаю, он переваривается внутри куртки, как внутри еще неизвестного нам Мон-С-Тра.

– Что это значит? – спросил Алексей, – его убить нельзя?

– Два знака вопроса нет смысла ставить в одном предложении.

– Почему?

– И с одним ясно, что ты ничего не знаешь, хотя и непонятно тогда, за что получил генерала.

– Да, – даже опечалился Алексей, – наверное, зря не взял предназначавшуюся мне куртку.

Нат ушла на передовую, прориторичив прапору, что будет долго за Это расплачиваться, и если жизнью, – то и:

– Ей придется.

Она подошла в Валере с опаской, посмотрела для подтверждения знака внимания на ближайшую вышку, что там точно тот, кто валялся у нее в ногах почти всю прошлую и позапрошлую ночь, но так почти ничего и не вышло.

Тот мигнул, и она, к своему ужасу, это заметила с расстояния в двести метров – пусть и сто пятьдесят только.

Одно только приближение к этой куртке, следовательно, стоило, стоило немало, а что будет дальше:

– Даже страшно надевать.

Валера лежал и лица его не было видно.

– Ну, ты, чудило, – просто по-простому сказала она, потрогав его ногой, – вставай, или ты на самом деле окочурился, – знак вопроса?

– Нэту.

И думала так, как это и вышло:

– То ли притворяется, то ли нет, а значит, умер или от неизвестного страха, или вообще: причину еще только придется искать.

Оглянувшись назад – не туда, где не сверкал прицел оптической винтовки, ее иногда трахающего сержанта из цепи охраны периметра, а где он именно:

– Был, – его и раскумекала, – но!

– Не Алексей же на самом деле решил ее убить? – И попыталась вспомнить: любил ли Алексей вообще стрелять? Нет, оказывается, нет, его за это именно не приняли с первого раза в милицию, что вот именно стрельбы и, как назло:

– Испугался не на шутку, – что даже присел, чуть не обкакавшись.

Тогда кто это может быть, и занимательно, что как раз на месте того огромного кабинета, где они остановились в своем передвижении по этой Зоне.

Тут Валера сзади приподнялся, но не на локте, а встав на все четвереньки, что даже – показалось, конечно – постучал копытом в заднюю землю разделительной полосы.

Испугавшись до такой степени, что даже не испугалась – если не считать распустившихся волос – попросила вежливо:

– Шляпу сними.

– Что-с?

– Отдай мне куртку.

– Ты хочешь снять с меня шкуру, Ми-Лая?

– Дак, есс, есс! – хотела тоже в ответ пошутить, но язык не повернулся в нужную сторону, ибо Валера стоял в позе американского коричневого поросенка.

Такого:

– Вежливого-вежливого.

И смогла только одно вспомнить, что еще можно молвить русским языком:

– Отдай куртку генерала, сукин сын! – думала – хотя и только в конце этого предложения – не выдержит напора ее положительной энергии.

И, да, не выдержал, но превратил ее в отрицательную:

– Так взами заместо.

– За место?

– Меня.

И снайпер на вышке растерялся: в честь чего стрелять, ибо имел запечатанный конверт на двести долларов с заданием:

– Грохнуть одного. – Попытался разглядеть, нет ли в скобках другого варианта – не смог.

Глаза слезились. Стрелять просто так – в молоко – побоялся привыкнуть. Они спокойно дошли до конуры входа в элитное здание администрации Зоны, где и:

– Канули, как в Лету.

Сержанта отпустили с сознанием:

– Ты овчарка, и будешь теперь – чтобы больше не мазать – кусать только то, что сам поймаешь.

Они вошли в большую, очень большую, большущую комнату той генеральной репетиции, откуда отправились, – как не меньше, чем через неделю, – и:

– Радостно всем сообщили: смотрите, смотрите!

Глядите, глядите!

– Вот ду ю сэй? – Алексей хотел сдуть сначала воображаемую пыль с нового погона, хотя и так, как и раньше, только:

– Генерал-майора, – но решил: потом, – и спросил, следовательно, сразу:

– Где моя куртка?

– Где моя куртка? – поправил Валеру генерал.

– Так я ей отдал! – ахнул сержант – или, кто он теперь, даже не знал точно.

– Что ты врешь? – изумились блондинистая, но уже давно известно: не красавица, не красавица.

– Я никогда не вру.

– Он никогда не врет, – повторил Леха.

– Может он и не врет, – возразила мадам, но не обязательно же ж всему, из чего лепят горбатого, верить.

– Хорошо, верните мне мою заветную темно-коричневую очень, очень кожаную по-настоящему куртку, – и.

– И?

– Можете отдыхать после этого приключения хоть неделю.

Кто сержант на вышке?

Сержант на вышке печально закурил, что:

– Опять убивать никого не надо, – а:

– Известно, что не убивать каждого сотого – это уже потеря реальной квалификации.

– Что это значит? – подползла к нему одна девица морального поведения, но не знала, что ее мысли уже курируются такой прохиндиадой, – что до:

– Профессиональной проститутки с огромной кистью винограда на плече, что очень похоже на икрометание такой Медузы Горгоны, – что только еще надо:

– Ума добавить процентов 99.

– Почему у тя виноград такой синий? – спросил для начала.

– Получила, как звание.

– Какое?

– По вашей – если – системе? Ну-у, щас, подумаю и ляпну.

– Ефрейтор?

– Майор.

– Хорошо, я так и буду тебя называть.

– Как? – спросила уже после двухчасового.

– Майор-Ша.

– Ладно, мне нравится. И да, я хочу, чтобы ты добил его.

– Кого его? – радостно подхватил зоновский снайпер.

– Э-э, как то бишь, тебя звать-то?

– Сколько раз можно повторять?

– Дак, скажи в последний.

– Чтобы забыть навсегда?

– Да, – автоматически пропедалировала она.

И.

Он на самом деле потерял память до такой степени, что попросил:

– Пришей и мне, как зеку на грудь.

– Вот ду ю сэй?

– Как тебя зовут.

– Меня или тебя?

– Меня, меня, конечно, тебя я знаю.

– Хорошо, – проверим.

– Как?

– Что значит, как – это я тебя спрашивают, – как?

– Дак это, кого его?

– Ты тоже забыла!

– Будем – следовательно – называть тебя, как меня.

– А меня, как кого?

– До этого легко додуматься самостоятельно.

– Не могу.

– Честно?

– Очень, очень, очень.

– Себя?

– Да, вспомнила, Медуза Гэ.

– Значит, я снайпер Дольф.

– В чем разница между нашими прежними именами? – спросила она.

– Одно знаю точно: получать будем больше.

– На сколько?

– От штуки.

– Баксов?

– Естественно, ибо мы где, если не здесь, в Америке.

– Да, подумай, пожалуйста, на сколько, а я поеду и дам объявление в газету.

– Зачем?

– Теперь мы должны жить не как раньше.

– А именно?

– Хорошо.

– Тогда так и обворожи их главного редактора: меньше сотки – не связываемся.

– Для начала, я думаю, хватит полтинника.

– Пятьдесят тысяч – эт-то, да, но, боюсь, мы можем сразу потерять реноме.

– Ты думаешь, противники даже на следующей неделе перебьют нашу сотку?

– Однозначно. А больше пока всё равно никто не даст. Авторитет надо зарабатывать.

– Как?

– Надо кого-нить грохнуть, чтобы все знали – это:

– Мы! – да, отлично придумано, но нужны детали.

– Я их разработаю.

– Уже?!

– Да, готово, ты пойдешь и для рекламы грохнешь местного генерала Леху-Малеху, а я – так как верю в тебя – дам сразу два объявления.

– Если ты всем расскажешь, что мы его грохнули – на нас начнут охоту, так скать:

– Тоже? – пусть, это будет для нас бесплатная тренировка побеждать противника не только нытьем и последующим закатыванием, но и беспрецедентным его опережением на расстоянии.

Алексей в Бункеромате тяжело вздохнул.

– Ты, чё, комбат! – ущипнула его чуть ли не за пупок Одна из Них.

– Не надо, не надо мне пророчить понижение в звании.

– Почему?

– И знаете почему? Уверенность была у меня со вчерашнего утра.

– Сегодня? – Даш.

– Только добавилась.

– Объясни, в чем и в чем? – Нат.

– Меня заказали.

– У нас своих снайперов нет, чтобы тебя защитить, – Да.

– Надо вызвать с Запретки.

– Оттуда, я думаю, и будут стрелять, – сказал Алексей, как обычно: задумчиво.

Пришел Фёдор и возразил:

– Я умею стрелять, но только по зекам. Почему? – спросил сам себя, а Нат ответила:

– Инструкции настолько те втемяшились в одно место, что забыл даже, как их менять, и так и пользуешься всю оставшуюся жизнь одной.

Валера:

– Сказал, что может, так как:

– Я учился, но выгнали раньше времени по глупости.

– Ты не сможешь противостоять профессионалам, – махнул лапой Алексей.

– Тогда надо звать Вову, – вздохнул кто-то. Внимания, – кто?

– Не обратили?

– Однозначно.

Но уже через пару минут Даша его спросила:

– Зайдем в банкетный зал? – и предупредила удушающе.

– Я не расслышал, – что?

– Ты похож на Вову, и тебя можно заставить принять участие в дуэли снайперов, которую предсказал Алексей.

– Не думаю, что он в предсказаниях Ку-Ка- Реку.

– Почему?

– Я не умею стрелять.

– Пойдем, я тебя научу.

– Поздно.

– Никогда не поздно то, что доказано еще существует.

– Послушай, Ни-Бум-Бум, – сказала Медуза Гэ, не глядя на него, – попробуй проявить себя, как человек неоднозначный.

– Я и так неординарный.

– Этого мало.

– Чего еще тебе надо, я сверху, а ты?

– Тоже.

– Я, конечно, могу подумать, когда ко мне в гости придут эти способности, но не думаю, что это будет для тебя удовлетворительный.

– Привет?

– Да, привет, а ты думал, ответ?

И всё-таки заставила его сделать так, чтобы ничего не понять. Он не давал согласия, но это вышло само собой, как:

– Соответствие, – а чему?

Не всегда же, действительно, обязательно понимать. Так, забыл и всё. Но не получилось. Дама, пока развлекался ничего-не-пониманием взяла его винтовку и выстрела по Лехе, ибо легких денег хотелось даже больше, чем обязательно трахаться. Он свалился со своего вертящегося во все стороны света креста темно-зеленого цвета, а Медуза обратилась к Бум-Буму:

– Теперь не я уже, а ты мой второй номер.

– Да брось ты!

– Почему?

– Ты не попала.

– Хорошо, давай будем думать глупо, а именно по-твоему, но тогда ответь на простой вопрос:

– Почему он упал? Ответ проще, чем ты думаешь, хотя и вычисляется математически только с помощью теории относительности: он упал раньше, чем ты выстрела.

– Там? А я здесь, как дура, обрадовалась: дело было здесь, как в этой, как кого-его деревне, где мы познакомились то ли в бане, то ли в сарае.

– Я тебе точно говорю, там другое время.

– Хорошо, я пойду и сама проверю.

– Тебя могут заманить в ловушку.

– Уже нет.

– Почему?

– Я приду уже, как заблудившаяся.

– Спросишь, можно ли здесь – там – обучиться на снайпера?

– Да.

– Хорошо, иди, и если тебя не грохнут – я добавлю.

– Что это значит – до-бавлю? – несколько раз скрестила она пальцы, и они попадали, как раз:

– Одной руки между другой руки, – а должно?

– Этот вопрос, – решила она, – дал-таки ей право, как и многим-многим другим: думать-ь.

И ее не убили, пока она долго шла по полю, но спросили как только шагнула на территорию самой – как утверждали здесь некоторые – плавучей базы:

– Пароль не надо – деньги давай!

И ответила уже, как человек не только, но и умный дополнительно, – нет, не:

– Ась? – а именно просто, по-человечески:

– Коричневая кожаная куртка.

– Мы тебе – нет, не камеру – но отдельный бокс уже приготовили.

– Не думали, что знаешь пароль.

– Я его просто угадала.

– Каким образом?

– Как умный человек.

– Так бывает? – допросили ее Нат и Даш.

Как только она вошла – сразу понравилась Лехе, что он попросил:

– Вы обе – Нат и Даш – перейдите в любое из помещений наверху или внизу.

Они ушли, а Медуза спокойно вынула глок сорок первого калибра и выстрелила в этого – как она думала – легендарного командарма. Потом сбросила вниз со второго этажа, вынула второй – 357-й с барабаном и хотела добавить сверху, как слышала бывают контрольные выстрелы, которые производятся не дураками-дилетантами, а настоящими профессионалами именно:

– Из другой позиции. – Но сзади ее окликнули.

Как человек умный обратила на это, кончено, внимание, но сделала вид, что мало что понимает в происходящем:

– Я пришла помочь вам наладить сферу обслуживания.

Вова, появившийся сзади, так обрадовался, что не обратил даже внимания на неординарность возникшей ситуации:

– Пришла поступать на работу официанткой, – а: стоит сзади. – Ибо:

– Если я сзади – она может ли быть впереди? Нет, конечно.

– Да-а, – только и мог молвить русским языком.

– Что, возить воду можно?

– Ты можешь заменить мне – если что – весь публичный дом. При условии.

– При условии?

– Что их не разрешат и другим.

Вова улыбнулся:

– Конечно, – вечером конфискацией.

– Вышибать свои деньги?

– Да, но так получишь еще больше.

– Еще больше – это немного.

– В два раза больше.

– Как настоящий киллер?

– Ну-у, да, в общем-то, – промычал Вова, еще не зная, кто кого здесь может заказать, но уже догадывался, что за ним пока не придут, так как и не знают толком, где искать, а вот Леху, как согласившегося добровольно быть генералом, – можно думать уже оприходовали.

На нее – тем не менее – не думал, как самостоятельного исполнителя, а так только:

– Слышала звон, что киллеры и некоторые проститутки зарабатывают больше, чем хорошо, а чтобы вот так с дуру решиться:

– Очень сомнительно.

И уже вечером даже не думал, что Леха уступил ему место в кабаке, как человек к этому делу устройства дзюдоистских поединков для зрителей кабака вместо подтанцулек:

– Весьма способному, – как еще не решил, но давно надеялся Вова, покинув своё подземелье под этим:

– Прикрытием, – что такой же дурак, как все, а не ученый, засланный сюда – уж, по крайней мере:

– Не отсюда, – точно.

Пока не знал в этом прикрытии только одного:

– Какое коронное блюдо запустить на вечерний сеанс, чтобы его вспомнили утром – по-трезвому – и опять:

– Пришли.

Шашлык – банально, да и угрей у него нет, – мартеновские печи, как известно, проводили все репетиции аппетита клиентуры только одним:

– Жареной картошкой с котлетами, – более того: вообще одной!

– Этого, разумеется, мало, – согласилась одна помощница – он думал:

– Потенциальная официантка.

Но и понимал:

– На роль чертей надо иметь в виду кого-то тоже сразу, – иначе – самого, может и не сожрут без остатка костей, но его людей – однозначно.

Так-то верить в этих чертей не мог по своему первому университетскому образованию, но вот по его не-окончанию:

– Должен.

Тем не менее, спросил ее про первую свою заботу:

– Ты что любишь больше всего? – и хотел даже добавить, – если не считать по-трахаться:

– Не смог, – постеснялся, а зря, так далеко в этом деле: всех сфер обслуживания вместе:

– Не упрыгаешь.

– Ась?

– Я говорю тебе, вам, что надо иметь в виду не только это, – сказала девушка на вид поумней, чем размашистая первая куртизанка, а что и она уже грохнула самого Леху с тех пор, как сюда прибыла:

– Пока не заморачивался.

Было в ней что-то знакомое, но сделал открытую им не очень давно посылку:

– Он ее – нет, – значит и она не может быть уверена однозначно.

И предложил:

– Назовешь любимое твое блюдо, а его оценю, как вазари – кукуй здесь беспрепятственно на любой из должностей, – добавив, само собой, – по крайней мере всю следующую неделю.

– А там?

– Видно будет.

– Я так могу.

– Как хочешь?

– Сразу победу, как минимум на два месяца.

– Хорошо, тогда говори смело, какое блюдо даст всем по рогам так, что все побоятся: не возьму сегодня – завтра так жалеть буду, что уж теперь точно придется обожраться, заказав сразу, – нет, не мне, себе и дочери, – но два сожру точно.

И она покрутила перед собой пальцы, так как молча, но кивком головы, как заядлый игрок в бильярд:

– Два борта в угол.

Дал одну подсказку:

– По-карски – лучше не трать зря и моё время и свою попытку – слишком долго и сложно готовить.

– Почему? – кивнула она незаметно, но и сама поняла: – Естественно, ибо баранина здесь дорогая, хотя специи, чтобы избавиться от ее самозабвенного запаха, найти, конечно, можно: этих – как их – уже понаехало, как не мы здесь живем, а они раньше.

– Ты знаешь? – задала она наводящий вопрос, – что волосы не всегда встают дыбом сразу, когда, а бывают сложные случаи.

– Когда только потом, – пояснил, чтобы лучше понять ее.

И она ответила, как поблагодарив за помощь:

– Котлета по-Киевски.

– Засчитываю, но только, как отсрочку от всё равно необходимого топ-блюда.

– Как второе будет?

– Киевская может быть только третьей-четвертой. Во-первых, необходимость прогрева в духовке, чтобы никогда не была сырая, – даже один раз в жизни, когда эту самую жизнь можно испортить не только сразу, но и распечатать сам конец.

– Мне три раза можно закрывать глаза, чтобы гадать? – спросила она, чтобы удостовериться в моей лояльности к ней, но я покачал головой:

– К сожалению, все хотят, но не многие очень просятся.