Читать книгу Жить не обязательно - Владимир Эйснер, Владимир Иванович Эйснер - Страница 12
Жить не обязательно
8. Белуха, сайка и «босой»
ОглавлениеСытого охотника стало в сон клонить. «Пожрали, – теперь можно и поспать!» – жаба-сын из мультфильма «Дюймовочка» знал, что говорил.
Но перед сном Сашка всё же твёрдо (уж-ж-жасно-преуж-ж-жасно твёрдо) решил отныне жить по велению разума, поэтому обошёл костры, подбросил толстых дров, опять крепко-накрепко привязал нож к древку из лиственничной палки и положил это «копьё» под левую руку. Левша.
И приснилось ему, будто он на тренировке у штангистов.
И парни они крепкие, ноги толстые, морды красные.
И стали приседать с грузом и пыхтят, и пыхтят.
И так уж пыхтят, что охотник проснулся.
А пыхтение всё сильней и сильней.
Гарт вскочил и глянул на море.
Туман отошёл к берегам.
Из синей воды то и дело показывались длинные белые скобки, тут же исчезали и появлялись вновь. Над морем стоял лёгкий дымок, с пыхтением вылетавший из этих скобок. Чайки то и дело выхватывали из синевы блестящих рыбок, на льду подпрыгивал и тявкал песец.
Белуха!
Белуха идёт!
Белуха сайку гоняет!
Гарт во всю прыть кинулся к морю с «кастрюлей» в руке.
Белухи – это матово-белые, весом до двух тонн киты. Питаются они в основном рыбой-сайкой, косяки которой загоняют в бухты. Во время охоты белухи даже не поднимают голов над водой. Только колесо спины увидишь, фонтан пара из дыхала разглядишь и тяжёлый вздох услышишь.
Сайка – это небольшая, длиной с мужскую ладонь, рыбка, родня трески. Спинка у неё чёрная, брюшко белое, а жабры красные. Голова большая, в треть туловища, рот огромный. Тоже небось хапает рачков только так!
Спасаясь от китов, сайка жмётся на мелководье и со страху даже на камни выпрыгивает. Тут её и ловят люди, чайки, песцы и все, кому не лень.
Решив стать рыбаком, Гарт первым делом разделся догола (после рыбалки всё сухое надеть) и перебрался через барьер. Между льдом и водой отлив обнажил узкую полосу песка, на которой лежали мятые медузы, длинные ленты морской капусты, какие-то дохлые «ракоскорпионы» и всякая мелочь пузатая.
А в море жировали кроме белухи многочисленные нерпы, моржи и лахтаки. Это такие усатые тюлени побольше нерпы, но поменьше моржа. Их ещё морскими зайцами называют.
Сашка забрёл выше коленей в воду возле большого камня, где кипела вода. Слой рыбок там шёл плотной массой. Он завязал снизу штанины на брюках и гостеприимно подставил косяку штаны.
Через пару минут вывалил добычу в кастрюлю. С горкой!
Счастье какое!
Тут же откусил от нескольких рыбок головы и съёл тушки сырыми. Непорядок с этим рыбным народом: в «рассоле» живёт, а пресный! Запил рассолом.
Вторую и третью порцию рыбы он просто вывалил в ямку: потом подберёт.
И вдруг – как в плечо толкнули.
Оглянулся.
В воде у самого берега, брёл «босой». То и дело останавливался и взмахивал лапой. Целый дождь стеклянно-сверкающих рыбок взлетал вверх. Умка не спеша подбирал их с песка и опять заходил в воду. Брюхо его раздулось, как бочка.
Сашка дал задний ход.
Мишка не чуял человека: ветер дул с его стороны, а видят медведи плохо.
Гарт затянул поясную верёвку на своих полных рыбацкого счастья штанах, боком-боком пробрался к барьеру и стал карабкаться по льдинам наверх. И они конечно же стали осыпаться и шуршать!
Когда в первый раз перелезал, хоть бы одна хрупнула. А теперь, как назло, стали катиться вниз!
Охотник был на гребне барьера, когда медведь поднял голову. Он заметил человека и стал нюхать воздух.
«Не унюхаешь, потапыч! Ветер в мою пользу!»
Сашка быстро спустился и быстро надел куртку. Если вдруг это медведица, неудобно как-то нагишом перед дамой.
Схватил свои полные штаны и поволок их домой. До первой нодьи было метров сто.
И тут увидел, что «босой» поднялся на берег и бодрым маршевым шагом следует за ним.
Дыма он учуять не мог: ветер дул с моря на сушу.
Гарт развязал одну штанину и побежал. Задом-задом. Лицом к медведю, спиной к нодье. Полоса чёрно-белых рыбок покрыла красный мох.
«Кушай, миша, кушай, гостюшка дорогой, пока я огонь раскочегарю!»
Но медведь лишь слегка притормозил, видать, рыба ему надоела.
Сашка скинул куртку: «Пока обнюхивает, упею добежать!»
Но михайло размышлению предпочитал действие.
Он понял, что его дурят и перешёл на рысь.
Гарт бросил рыбу и перешёл на галоп.
На аллюр три креста, – фьюить!
С разгону сиганул через костёр, присел, развернулся и бросил в набегающего зверя пару горящих палок.
Они не долетели и должного действия не произвели. «Босой» лишь наклонил горбатую треугольную башку и стал осторожно головни обнюхивать.
Этот скот или никогда дыма не чуял, или из другой галактики пожаловал!
Медведь стал обходить костёр кругом, попал наконец в струю горячего дыма и отшатнулся.
Сашка вынул из костра головню подлинее и облил её соляркой.
Палка ярко вспыхнула, он заорал и сунул огонь прямо нахалу в морду.
Мишка отбежал в сторону и медленно, нехотя, пошёл прочь. Дойдя до штанов с рыбой, распорол их одним ударом и стал Сашкину добычу пожирать.
Вот злодей!
У парня в глазах потемнело.
Он вновь с криком атаковал грабителя огнём.
Когда «босой» побежал, бросил в него самодельное копьё.
И попал!
Потапыч извернулся, зубами вырвал копьё из ляжки, бросился удирать вдоль берега и вскоре скрылся из глаз.
«Во как я его! Бежит, аж шуба заворачивается!»
Подобрав копьё, вытирать его не стал.
«Отныне я – уж-ж-жасно хр-р-рабрый и чр-р-резвычайно могучий охотник по прозвищу Меткое Копьё, и пусть кровь врага напоминает о победе!»
Выбрав валун повыше, Меткое Копьё влез на него и осмотрелся.
Но никаких «босых» в пределах видимости не было.
Нервная лихорадка требовала выхода.
Сбрасывая возбуждение, бодро нарезал у костра штук пять кругов почёта и, потрясая окровавленным копьём, исполнил дикий танец Храброго Охотника.
Пора было одеваться.
Но идти на берег как-то не хотелось. А вдруг ещё один «босой» за камнем прячется?
Потоптался, потоптался у огня и решил, что среди храбрых охотников наверняка попадаются и осторожные, которые днём с огнём ходят.
И сделал себе факел из бересты.
Облачившись, немного прогулялся по пляжу, пособирал морской капусты.
И нашёл оба весла! Они, целёхонькие, лежали недалеко от того места, где потерпевший кораблекрушение выбрался на берег. Жаль, топоры плохо плавают. А как бы сейчас пригодился!
Этим же вечером, заготавливая дрова для костра, Гарт неожиданно открыл убежище своего знакомого, папы-варакушки.
Под широкой доской среди древесной мелочи и трухи обнаружилось сплетённое из травинок уютное гнёздышко.
Четверо оперившихся птенчиков было в птичьем домике. Двое ещё открывали жёлтые ротики и призывно пищали, а двое поникли головками, наверное, уже погибли…
Взрослые птицы отлетели в сторону. Невзрачная самочка нахохлилась и превратилась в рыжевато-серый шарик, самец же пропел печально: твить-тюрлю-тюрлю! – и уставился на человека чёрными дробинками глаз.
«Накорми малых сих», – опять услышал голос.
– Ай, соседушки мои! Голодаете, махонькие? У меня рыбы-во! Я – щас!
Вспомнилась учительница биологии: «взрослые птицы могут некоторое время обходиться без еды, но птенцам даже малейшая голодовка противопоказана: она приводит к необратимым изменениям в организме и к смерти малыша».
У костра Гарт распластал ножом несколько рыбок и вырезал из их спинок с десяток длинных «червей».
Быстро вернулся ко гнезду и положил по два «червяка» в открывшиеся ему навстречу жёлтые зевы. Два птенчика проглотили еду, двое были уже мертвы, и Гарт осторожно удалил трупики из гнезда.
Несколько «толстых жирных червяков» оставил на досочке у самого гнезда, вернулся к огню и стал наблюдать за поведением взрослых птиц.
Они сначала с недоверием попрыгали рядом с угощением. Затем папа-варакушка решился и проглотил одного «червяка». Удовлетворённо пискнул, и сразу же к нему подлетела самочка и тоже съела полоску рыбы.
Будем жить, земляки!