Читать книгу Жить не обязательно - Владимир Эйснер, Владимир Иванович Эйснер - Страница 14

Утром «кораблекрушенец» сделал куском обсидиана четыре царапины на домашнем камне.

Четыре дня.

Живой, здоровый.

А кашель сам пройдёт.

Позавтракал остатками ужина, связал из жердей две треноги, уложил на них поперечину, стал доставать из ямы рыбу и развешивать её, чтоб завялилась.

Для этого он наделал много крючочков из найденной алюминиевой проволоки. Рыбку протыкал крючком через глаза и подвешивал к поперечине.

Через день подсохнет, заветрится, и можно есть, как семечки.

Так развешивал, пока не надоело, штук двести нанизал.

Сходил на берег и оставил у гнезда варакушек с десяток рыбок.

Решив отложить охоту на уток, Сашка стал стаскивать к кострам любой подходящий для строительства избушки-времянки кусок дерева: доску, рейку, ящик, бревно, горбыль.

Предпочитал, конечно, доски. Они попадались не часто. Много досок и обломков досок он бездумно истопил за эти дни, и теперь приходилось всё тащить издалека.

В одном месте обнаружил пять средней толщины брёвен в шесть шагов длиной и переволок их по воде к месту своей «высадки» на берег. Растает лёд, – сколотить плотик, искать карабин.

В другом месте нашёл старую-престарую замасленную телогрейку, дырявые валенки, кирзовый сапог, несколько ящиков из-под водки, поломанную раскладушку и мотоциклетную шину. Очевидно, этот мусор когда-то был выброшен на лёд, а течением льдину прибило к острову. Другая льдина вытолкнула первую на берег, а затем лёд растаял.

Всё это богатство Сашка перетащил к себе: авось пригодится.

Поднимая кусок доски, неожиданно обнаружил под ней большого лемминга. Толстый до безобразия, лежал он на боку в уютном тёплом гнёздышке из мха и шерсти и не сделал попытки убежать, а лишь болезненно пискнул и закрыл лапками глаза.

Как человечек испуганный!

Решил, наверное, что уж-ж-жасное чудовище его съест.

Толстый живот этой красноватой мыши жил отдельной жизнью: там что-то билось, толкалось и явно просилось наружу.

Гарт сообразил, что это «Мадам Лемнинг». И такая она толстая, потому что рожать собралась. Может, вот сейчас, в эти минуты и родит. И человеку, существу из другого мира, тут делать нечего.

Извинившись, он аккуратно положил доску на место и присыпал древесной трухой и мхом, как и было.

Постепенно промысловик уходил всё дальше от берега. Разжёг догорающим факелом ещё один костёр и продолжил свой путь уже без огня в руках.

Через каждые двести-триста метров попадались ручьи. В устьях ручьёв кружились маленькие кулички-плавунчики или утки-морянки, несколько раз по-над берегом пролетели кряквы, чайки-моёвки гомонили над водой.

Обувь оставляла желать лучшего. Пока он двигался по песчаной береговой полосе, проблем не было, но стоило отвернуть в тундру, которая летом болото, как деревянные подошвы пропитались водой, рукавные носки намокли и холод сжал подошвы ног. Вскоре Сашка перестал чувствовать ступни, они стали как деревянные.

В походе сделал важное открытие: на острове есть или недавно были олени и волки.

Об этом говорили остатки волчьей трапезы в низине, на берегу ручья.

Чисто обработанные песцами и чайками белые кости крупного быка ещё держались на сухожилиях, не успевшие превратиться в рога мягкие панты были обгрызены почти до самой головы, – от силы с неделю лежит здесь этот остов.

Песец-щенок (наверное, давний знакомый) в чёрно-бурой детской шубке с увлечением грыз копыто и, облизываясь, отскочил в сторону, когда человек приблизился, щенку всё ещё хватало еды на остатках волчьей трапезы.

Гарт пошёл по этому ручью вверх. Он тёк с горки, на вершине которой стояла триангуляционная вышка.

Подле треноги – едва различимые следы гусениц вездехода, значит, весной по большому снегу работали здесь геодезисты – небольшая бухта ржавой железной проволоки, одна бутылка из-под водки, другая из-под шампанского (неплохо жили мужики!), изъеденные ржавчиной пустые консервные банки и с десяток больших гвоздей-двухсоток.

С вышки хорошо просматривался весь остров. Гарт вспомнил карту. Размерами остров был примерно десять на шесть километров и имел форму сапога с широким голенищем на северной стороне и шпорой на южной оконечности. От «голенища» отходила низкая широкая отмель, напоминающая собой размотавшуюся портянку. «Шпора» представляла собой скалистый островок, соединённый с основным массивом тонкой перемычкой. Рассматривая этот остров на карте, понимаешь, почему первооткрыватели назвали его «Ботфорт».

Ботфорт и есть.

Базовая Сашкина изба печальным кубиком виднелась на соседнем острове. Всего-то десять километров. Неужели не удастся подтащить к берегу и поднять лодку и придётся куковать на этом «сапоге» до ледостава?

«Таймыр, пёс мой верный! Как ты там? С голоду пухнешь или леммингов ловишь?»

На юго-западной стороне Ботфорта Сашка заметил три рыжих пятна, очевидно, бочки, и решил перекатить их к дому.

Перевёл свой взгляд на «шпору», и сердце так и забилось: олени!

Табунок голов на десять – двенадцать. Чёрными пятнами выделялись их тела на буро-зелёной тундре. Двое или трое лежали, остальные мирно паслись. Значит, волки далеко, иначе олешки не пошли бы в узкое место, где их можно передушить за пару минут.

Надо будет поменьше топить. До стада километров пять-шесть, и ветер сейчас не в их сторону, но если почуют дым – уйдут. Переплывут пролив, исчезнут на материке.

Сашка прихватил с собой найденное богатство: проволоку, гвозди, бутылки, и в прекрасном настроении поскакал с горки вниз.