Читать книгу Это Америка - Владимир Голяховский - Страница 22

Яша закрыл дверь и на цыпочках подошел к телу Миши, осторожно расстегнул брюки и стал стаскивать с тела.

Раввин спросил:

– Послушайте, что вы там возитесь, вы уже достали?

– Ребе, я ищу, я ищу… Ага, есть, поймал что-то.

– Так-так, поймал. А что поймал?

– Я что-то не пойму… – ответил Яша недоуменно.

– Чего вы не понимаете? А я вам скажу: вы его подвигайте: туда-сюда, туда-сюда.

– Как подвигать?

– Я же вам говорю: туда-сюда, туда-сюда, – и раввин показал движением руки.

Яша брезгливо отодвинулся от тела:

– Но… он же мертвый… Вы возьмете грех на себя?

Раввин в нетерпении зашипел на него:

– Ай, ай, грех… я беру грех на себя. Дайте я сам сделаю! – Он оттолкнул Яшу, начал манипулировать и вдруг вскрикнул: – Ой, послушайте, дела плохи!

– Что такое, почему плохи?

– Я вам говорю – плохи, значит плохи! Он необрезанный.

– Можно мне посмотреть?

– Смотрите, если вам так хочется. Но я ведь понимаю – обрезанный или необрезанный, можете мне поверить. Застегивайте штаны, а то сейчас женщины войдут.

Они стали торопливо застегивать брюки покойника, в этот момент вошли заплаканные женщины. Оба ортодокса испуганно отскочили, Маруся с Розой удивленно переглянулись.

– Закончили вы вашу мужскую молитву? – спросила Роза.

– Вот заканчивали, еще немного не докончили, – смущенно закивал Яша.

В это время Маруся испуганно вскрикнула:

– Ой, каким образом ширинка расстегнулась?!

Яша забормотал смущенно:

– Какая ширинка, что вы такое говорите?

Маруся настаивала:

– Но ширинка была застегнута, я сама приводила все в порядок.

Роза что-то заподозрила, спросила:

– Какую такую вы над ним мужскую молитву читали, что у него ширинка расстегнулась?

Раввин подтолкнул Яшу в бок:

– Знаете что, надо им сказать правду. Вы скажите.

– Почему все я?

– Потому что мне неудобно разговаривать с гойками на эту тему.

Яша смотрел в пол, отворачивался и наконец выдавил из себя:

– Видите ли… чтобы похоронить тело по всем обрядам, нам обязательно надо знать, делали ему обрезание или нет.

– Вы что, не могли спросить у мамы?.. – удивилась Роза.

– Ой, конечно же, я спрашивал. Но ваша мама не знает.

Роза повернулась к матери:

– Мама, это правда? Правда, что ты не знаешь, делали ли папе обрезание?

Маруся устало и неохотно отмахнулась:

– Откуда мне знать? Мы с Мишей никогда на эту тему не говорили.

– Мама, но откуда же я взялась? Неужели ты никогда не видела этого, как его?..

Маруся всплеснула руками, залилась слезами:

– Да оставьте меня уже в покое! Не смотрела я туда, вот и все.

Роза повернулась к Яше и развела руками:

– Вот старое поколение – двадцать пять лет замужем, а она не смотрела!

Яша в ответ еще глубже свесил голову, но раввин опять потянул его за рукав:

– Спросите у них, может, он говорил о желании сделать обрезание после смерти?

Яша тяжело вздохнул, отвел Розу в сторону:

– Раввин спрашивает, может быть, ваш папа… он хотел бы иметь обрезание после смерти?

Роза в ужасе отскочила от него:

– Обрезание после смерти? Неужели вы думаете, что нормальные люди обсуждают такие проблемы – делать им обрезание после смерти или не делать?

Яша ничуть не смутился:

– Но нормальный еврей должен быть обрезанным. Наш ребе, он очень умный, ой какой он умный! Вот он думает об этом.

– Дурак он, если так думает. Пусть себе и закажет обрезание после смерти.

– Ну что вы говорите!.. Ему не надо, он уже… Вы только спросите у мамы, согласна ли она. Тогда он вызовет мохела, который все сделает. Он так красиво обрезает! И не больно.

Роза горько переспросила:

– Что, мертвые не кричат и не дергаются?

– Ой, зачем вы так говорите? Это ведь по закону, чтобы предстать перед Богом обрезанным. И сам раввин будет сандаком, крестным отцом. Это большая честь для вашего папы.

Тут Маруся слабым голосом спросила:

– Доченька, скажи уже мне, о чем вы там говорите. Роза тихо сказала матери, оглядываясь на мужчин:

– Мама, ему не делали обрезание.

– Ах, какое это все имеет значение!..

– А такое, что они хотят ему делать обрезание теперь. Маруся застыла с открытым ртом:

– О чем ты?.. Я не понимаю, до меня не доходит.

– Мама, мамочка, ты соберись с мыслями. Видишь ли, чтобы похоронить папу по ихним обрядам, они хотят сделать ему обрезание теперь. Иначе еврейский Бог его не узнает. Поняла?

– То есть как мертвому обрезание?..

– Да. По закону ихнего раввината.

Маруся эхом ответила на слова дочери:

– Но это же надругательство над телом… У меня с головой что-то… Мне кажется, что я сама сейчас умру.

Роза обняла мать, вкрадчиво стала говорить:

– Мамочка, я понимаю, но ты соберись с мыслями, ты же сильная женщина, настоящая русская баба.

– Что же я должна делать, если я русская баба?

– Им надо сказать, согласна ли ты на это.

– Согласна ли я?.. При чем тут я?.. Я только знаю, что теперь уже русской бабе это… – она запнулась, указывая на ширинку, – это уже не понадобится, оно уже мертвое.

Яша подкрался сзади к Розе, вкрадчиво спросил:

– Раввин спрашивает, можно ли уже звать мохела? Если вы не согласитесь, раввинат может сделать это по своей воле. Раввинат все может.

Роза громко и отчаянно закричала:

– Черт вас побери вместе с вашим раввинатом! Делайте что хотите!

Обрадованный Яша кинулся к раввину:

– Они согласны, можно звать мохела.

– Так-так, так. А для чего звать?

– Но вы же сами говорили – чтобы сделать обрезание! Раввин радостно воскликнул:

– Ах, да – для обрезания!.. Какой вы умница!.. Так они согласны? Давайте звать мохела.

И они с Яшей ушли звать бригаду для обрезания, живо переговариваясь на ходу[39].

* * *

Пришел специалист – мохел – с бригадой помощников. Женщин попросили выйти. Он быстро управился со своей задачей, а потом они пили кошерное вино, пели и танцевали вокруг тела. Маруся с Розой со страхом наблюдали за ними в проем двери.

Хоронили Михаила Штейна на еврейском кладбище. Над завернутым в саван телом десять мужчин читали кадиш, а Маруся с Розой должны были стоять в стороне: женщины не могли участвовать в кадише.

Маруся огорчалась, что Мишу не положили в гроб, шептала дочери:

– Что же это такое?.. Гроба нет, все не по-нашему, все чужое…

Роза обнимала мать и плакала:

– Боже, как мы хорошо жили еще вчера…

Потом им разрешили попрощаться с телом. Маруся прильнула к своему Мише, оглянулась, украдкой перекрестила его и засунула в складку савана христианский крестик. Она была уверена, что так надо, и опять шепнула дочери:

– Я знаю – Мишенька сам хотел бы иметь крестик.

Роза подумала: «Уж лучше крестик, чем обрезание после смерти…» К ним подошел раввин и неожиданно надрезал ножницами их кофты.

– Ой, что это? Зачем?

Услужливый Яша тут же объяснил:

– Это полагается по обряду. После похорон вы должны выбросить эти вещи.

Когда все мужчины ушли, мать и дочь прокрались на кладбище и долго стояли над ровной свежей землей, на которую положили белую мраморную плиту. Маруся очень огорчилась, что на могиле не возвели обычного в России холмика:

– Что же это такое? Холмика могильного – и того нет. Все не по-нашему, не по-людски…

Она шептала молитву и долго крестилась.

Яша вернулся, проводил их домой и объяснил:

– По нашему закону женщины не должны готовить семь дней, а только сидеть на полу и оплакивать покойного.

Все эти дни он приносил им кошерную еду и принюхивался – не варили ли они чего-нибудь. А они варили, конечно, – свое, некошерное.

Маруся сказала Яше:

– Я хочу сделать холмик и поставить над моим Мишенькой деревянный крестик. Надо обязательно крестик поставить. Я знаю, ему бы это понравилось.

Яша от испуга даже отскочил в сторону:

– Ой, что вы такое говорите! Крест на еврейском кладбище! Ой, я даже не могу этого слышать. Раввинат никогда такого не разрешит.

– Да ты поговори со своим раввином. Раввинат ведь на кладбище не приедет, а раввин, он из России, он тамошние обычаи знает. Может, разрешит, а?

Маруся раньше не была религиозной, но смерть мужа пробудила в ней желание соблюсти христианские обряды. Они с Розой ходили плакать на кладбище каждый день, и Маруся всякий раз крестила гладкую плиту. За ними ходил Яша, становился в стороне и тоже молился.

* * *

После девятого дня Маруся стала говорить о возвращении в Россию.

А Роза сказала матери:

– Мам, я не хочу возвращаться.

– Не хочешь?.. – Маруся была обескуражена. – А чего ты хочешь – жить здесь?

– Я хочу уехать в Америку.

– В Америку?.. А как же я?.. И зачем тебе Америка?..

Роза решила сказать ей все:

– Мамочка, у меня давно такой план был: уехать в Америку и найти там Сашу Глинского. Помнишь? Того мальчика, сына профессора, который жил у нас, когда они снимали квартиру.

– Мальчика?.. – растерянно протянула Маруся. – Зачем тебе находить того мальчика?

– Я люблю его и хочу выйти за него замуж.

Маруся заплакала. Она знала свою дочь – если Роза что решила, она от этого не откажется. Маруся помнила, как сама выходила замуж за Мишу вопреки воле родителей.

– И я тебя больше никогда не увижу? – испугалась она.

– Мамочка, милая моя, дорогая, я тебя насовсем не брошу. Как только я устроюсь в Америке, ты приедешь ко мне. Я знаю, что это тяжело нам обеим, но так надо.

– А ты уверена, что найдешь Сашу и он женится на тебе?

– Найти-то я его найду, я узнала его адрес, когда была в Москве. А насчет остального… – она улыбнулась. – Знаешь, мамочка, мне придется поработать над этим.

Роза послала записку Лене Шнайдеру, одесситу, с которым они в радостной горячке переспали в венской гостинице накануне отъезда. Других знакомых у нее не было, а она знала, что понравилась Лене и он захочет ее видеть. Леня приехал на новой «вольво», вид у него был вполне благополучный. Он грустно поцеловал руку Марусе, подошел и осторожно обнял Розу со словами:

– Я до сих пор не могу представить себе, что такой здоровый и веселый человек, как ваш Михаил, так неожиданно скончался. Очень, очень вам сочувствую и хочу хоть чем-нибудь помочь. Роза, пойдем погуляем, поговорим о делах.

Они уселись за дальний столик в кафе, и Роза заговорила:

– Все у нас пошло наперекосяк. Мы должны уехать обратно. Но как? Ты можешь помочь?

Леня задумался:

– Обещаю узнать и скажу. – Он ласково смотрел на нее, взял ее за руку: – Роза, я знаю, тебе тяжело. А я вспоминал тебя, ту нашу ночь. Если ты скажешь…

– Леня, не теперь…

Леня приехал через несколько дней.

– Ну, я все узнал. Уехать сразу после приезда очень непросто, я помогу вам уехать пока в Италию. Там у меня есть знакомые, они помогут с документами. Но как уехать из Италии в Россию, это вам придется узнавать на месте.

Роза улыбнулась:

– Мама уедет, а я туда вернусь. Провожу ее в самолет, а сама уеду в Америку.

Они с Леней поехали в Тель-Авив оформить отлет, и провели там много жарких ночей.

Через две недели Роза с Марусей улетали в Рим, их провожали Леня и Яша. Маруся везла домой Мишин баян.

– Не хочу оставлять в Израиле, это лучшая память о моем Мишеньке.

Леня обнял Розу и незаметно сунул ей в сумочку тысячу долларов. Яша стоял и плакал, вытирая слезы. Маруся настойчиво говорила ему:

– Ты за могилкой-то следи, следи за могилкой-то…

Чувствительный Яша кивал головой и продолжал плакать.

В Риме Роза долго ходила в русское посольство и добивалась, чтобы Марусю отправили обратно в Советский Союз. Пронять посольских работников, бюрократов и скрытых офицеров КГБ, было непросто. Но энергичная Роза настойчиво донимала их каждый день:

– Если вы не дадите моей маме разрешение вернуться обратно, я приду сюда, сяду и не уйду, пока не добьюсь своего. Вот буду здесь сидеть, и ничего вы со мной не сделаете.

И действительно, сотрудники посольства стали опасаться ее и в конце концов сдались – Марусе дали разрешение вернуться.

Роза провожала мать, обе плакали, а Маруся говорила:

– Видно, одной мне доживать, нет моего Мишеньки, и дочка меня покидает.

– Мамочка, я тебе обещаю, что как устрою свою жизнь, так приеду к тебе и заберу.

– Заберешь?.. Когда еще это будет?.. Не доживу я…

Проводив Марусю, Роза в тот же день пошла в ХИАС.

– Кто здесь у вас старший?

– Старшая – миссис Баттони. Вы по какому поводу?

– Я хочу переехать в Америку.

– То есть как это «переехать в Америку»? Это так просто не делается.

Но не в характере Розы было отступать. Упругой походкой она решительно вошла в кабинет к Баттони, рассказала ей свою историю и подала заявление.