Читать книгу Гафур. Роман. Книга 1. Фантастика - Владимир Муляров - Страница 10

«Никто не может избежать западни. Главное – понять, попался ты или нет. Если ты в ловушке и не осознаешь этого, тебе конец. Я думаю, все свои проколы я распознал. И теперь пишу о них. …»

(Чарльз Буковски. «Путь в рай закрыт». )

Я стоял среди песков, которым не было конца. Во всяком случае, тянулись они до самого горизонта. Мои переживания за прошедшие два часа по собственному времени Большого Нуля, заставили мой организм изрядно проголодаться. Поэтому, не откладывая ужин в долгий ящик, я порылся в своем рюкзаке и извлек оттуда банку консервированной сайры, ломоть «Бородинского» хлеба и свою финку, служившую мне и ножом и вилкой. Я ел, стоя посреди пустыни, так как садиться на песок мне не хотелось. Нужно было выработать некий план действий, потому что, как я понимал, из песков этих мне придется как можно скорее выбираться к людям.

Я не видел никаких альтернативных вариантов.

Поэтому я решил, что, как только я увижу селение или караван, то сразу же зарою всю свою поклажу, с которой я сюда прибыл, в песок, дабы не обременять местных аборигенов ненужными мыслями по поводу того, что такое, например, сотовый телефон?

Наскоро перекусив, я утопил ногой в песке пустую консервную банку и посмотрел на звездное небо, что возникло как-то внезапно вместе со спустившейся на пустыню ночью.

Без сомнения, это было наше небо. Причем, небо Северного полушария. И это тоже не могло меня не радовать. Судя по скорости наступления сумерек, я был недалеко от тропиков. То есть, был я либо в Сахаре, либо в Аравийских песках. Оставался так же маленький шанс того, что меня вынесло на Американский континент, куда-нибудь типа Невады. Но почему-то, я не чувствовал, что это так. Все же, афро-европейский вариант пустыни мне казался наиболее вероятным.

Итак, я решил двигаться на север в этом совершенно незнакомом для меня мире. Такое мое решение было продиктовано знанием географии. Потому что в любой из известных мне пустынь Северного полушария, движение на север было движением либо к обжитым землям, как, например, в Каракумах или Гоби, либо к морю, как в Сахаре. Меня устраивал любой из этих вариантов. Я взвалил свой рюкзак за плечи и бодро зашагал прямо на Полярную Звезду.

Моё движение в указанном направлении продолжалось более полутора суток. С кратковременным перерывом на сон. Несколько раз в светлое время суток мне попадались змеи. Но они от меня шарахались еще больше, чем я от них, оставляя за собой в песках нервный, извилистый след. Рассматривая горизонт с максимальным вниманием, боясь пропустить что-то очень важное, что могло возникнуть внезапно, я при этом не забывал посматривать себе под ноги. И не зря. Несколько раз в моем направлении прыгали какие-то насекомые, вызывая у меня приступы омерзения и страха.

Я жутко устал к исходу этого времени, но отсутствие питьевой воды меня гнало вперед, несмотря на усталость. Жажда усиливалась также и тем, что мне приходилось питаться из своих припасов, состоявших в основном из консервированной рыбы. Еще была сгущенка, пара пакетиков растворимого кофе, полкило макарон, сахар, соль и хлеб. Но все это могло потерпеть. А вот рыбные консервы в условиях отсутствия холодильника подождать, конечно, не могли.

Была у меня также в рюкзаке и полуторалитровая бутылка «Углической» воды без газа, потому что я не доверял качеству питьевой воды в той речке, на брегах которой мы и хотели провести пару дней – я, мой сын и мой друг.

(… Где они теперь? …)

Воду эту трогать было нельзя. Это был мой НЗ. На самый крайний случай. Я знал, что могу выдержать без воды и больше полутора суток. Как-то раз я не пил и не ел совсем ничего трое суток. И к их исходу у меня пропала и жажда и голод. Так что тогда я смог бы прожить в таком режиме и подольше. Правда, тогда я не путешествовал пешим порядком по пустыне…

Еще когда я самый первый раз в пустыне ел – чуть более суток назад, – я обратил внимание на то, что во рту моем стало гораздо больше зубов. Плюс к этому, чувствовал я себя не на сорок пять, а так, как в лучшие свои годы, после армии. Мои брюки теперь болтались на мне, будучи велики как минимум на четыре размера, и мне пришлось основательно затянуть поясной ремень, чтобы просто их не потерять. У меня не было с собою зеркальца, но уже и без него я знал, какого возраста человек отразится в нем, когда мне представится возможность в зеркальце взглянуть.

Было очевидно, что и внутри Большого Нуля время хоть и значительно медленнее, чем снаружи, но, тем не менее, шло вспять, заставляя мой организм «вспоминать» времена, отстоящие от моего реального возраста на четверть века. Мои очки на плюс полтора вызывали теперь у моих глаз только резь. А в условиях тишины пустыни я заметил, что звон и шум в ушах, который всегда сопутствует возрастным изменениям сосудов, также бесследно исчез.

И это все было тем, чему я был необычайно рад.

Я вновь обрел былую свою выносливость и былую силу. Так что мысли о грядущих испытаниях, которые, вполне вероятно, могли бы мне встретиться здесь, меня не очень-то угнетали.

Конечно, я сильно ошибался…

К исходу третьего дня моего неумолимого движения на север, когда мною были съедены все припасы кроме кофе и сгущенки, и выпита половина воды, вдалеке я увидел всадника. Он был еще практически на линии горизонта. И его можно было бы совсем проигнорировать, если бы я не смотрел на него в видоискатель от своего фотоаппарата «ФЭД», взять который с собою меня предусмотрительно заставил Михаил. Вероятно, он знал, что мне эта вещь здесь очень пригодится.

Так вот, я определил то, что точка на горизонте является человеком, едущим на лошади, только после того, как внимательно рассмотрел его в видоискатель. Но что меня более всего поразило, так это то, что он начал движение в мою сторону даже раньше, чем я его разглядел.

Он что, рассматривал меня в артиллерийский прицел?

«Посмотрим!» – подумал я и двинулся ему навстречу. И какова бы не была моя дальнейшая судьба в этом мире, я точно знал, что вершиться она будет именно сейчас.

Наше сближение длилось около получаса, и, не скрою, многие мысли приступали ко мне в течение этого времени. Наконец, всадник подъехал ко мне на расстояние десятка метров, и я увидел, что это мальчишка.

Подъехавшему ко мне парнишке было на вид никак не более восемнадцати лет. А если учесть тот факт, что южные народы взрослеют намного быстрее, чем люди с севера, каковым был, например, я, то вполне могло оказаться, что этому красавцу, гордо восседавшему на белой, как снег, кобыле, было лет пятнадцать.

Он был совсем юнец.

Его одежды и снаряжение говорило мне о том, что это скорее человек богатый, нежели бедный. Он выглядел насколько опрятно, настолько и красиво. Я бы даже сказал, благородно. Его прямая осанка в седле без стремян могла означать лишь то, что парень этот родился прямо в седле и с тех пор так ни разу и не слезал со своего транспорта. В одеждах его преобладали светлые, охристые тона, а так же, чисто белая ткань, тонкая, колышимая даже едва различимым ветерком. На ногах была обувь, похожая на сапоги, сработанные из очень тонкой кожи. В довершении всего у этого пижона на шее был повязан алого цвета шарфик из ткани настолько тонкой, что она была прозрачной. И это делало его похожим на пионера из тех времен, когда я пребывал в его нынешних годах.

Без сомнения, этот пионер был не беден.

При нем был нож в ножнах, висевший на поясе с левой стороны, ибо я был слева относительно него и не мог видеть того, что было у него по правому борту. Был при нем также и лук, притороченный к седлу позади седока.

Какое-то время мы просто молча смотрели друг на друга. Причем я очевидным образом нахально его рассматривал. Мне было очень любопытно то, как выглядели люди две тысячи лет назад. Да и на моей физиономии была улыбка, потому что, во-первых, парень этот был слишком еще мал, чтобы представлять для меня какую-либо угрозу, а во-вторых, он мне откровенно нравился. Да и как, скажите мне, я мог еще к нему относиться? Ведь фактически мне было сорок пять лет. Вне зависимости от того, насколько помолодел мой организм в ходе своего путешествия во времени, это никак не изменило ни мою память, ни мой жизненный опыт. Души, знаете ли, не только не стареют, но и не молодеют тоже!

Он же, напротив, смотрел на меня не просто без интереса, но и, как мне показалось, вообще без эмоций. Как будто перед ним был не человек, одетый совершенно несвойственно его времени, но вообще предмет неодушевленный.

– Привет! – Сказал ему я тоном максимально ровным. А он в ответ отклонился в седле назад и немного вправо и извлек откуда-то аккуратную такую, кривую саблю.

Его клинок сверкнул на солнце, когда парень этот очень быстро перекинул свою правую ногу через спину лошади и соскочил на песок.

А потом он ровным и уверенным шагом направился прямиком ко мне…

У меня было совсем немного времени, чтобы сообразить о намерениях этого пионера, который двигался ко мне с оружием в руках. Я скинул с плеча рюкзак и водрузил его прямо перед собой, так как никакой иной возможности воспрепятствовать движению этого юного терминатора у меня не было. Он сделал вид, что пытается мой рюкзак обойти справа, и я, клюнув на эту его уловку, тут же двинулся влево от него. А этот мерзавец просто прыгнул на мой рюкзак, и тут же с него в песок, и оказался прямо у меня перед носом.

Его правая рука, в которой он сжимал свою саблю, не взлетела вверх, как я того ожидал. Но удар он нанес снизу вверх, без всякого замаху, быстро и внезапно. Я успел отшагнуть назад, но его сабля располосовала мне тыльную сторону правого бедра. Он тут же продлил движение свой руки снизу вверх, и вышел в хороший замах. И снова очень быстро рубанул своей саблей теперь уже сверху вниз, пытаясь меня рассечь от правого плеча до пояса.

Однако, к этому я был уже практически готов.

Я сильно отклонился назад, прогнув спину насколько это было возможно, и его оружие со свистом рассекло воздух совсем рядом с моим лицом. А я тут же со всей силы подал корпус вперед, пытаясь, как снаряд, налететь на моего противника. Сократить дистанцию между нами – это был мой вообще единственный шанс выстоять против этого умельца обращаться с холодным оружием. Свой маневр я проделал очень быстро. Однако, негодник просто отпрыгнул вправо, и я пролетел мимо него, споткнувшись о собственный рюкзак, и при этом упал лицом в песок.

Позади себя я расслышал короткий смешок. Парнишке, видимо, доставляло удовольствие меня немного погонять, прежде чем снести мне голову. Было так же очевидно и то, что передо мною умелый боец, которому, по всему судя, было не впервой развлекаться подобным образом.

Я быстро поднялся на ноги, а он, как и прежде, ровной походкой направился ко мне. Только на лице его теперь играла гадостная, кривая улыбочка. Когда между нами оставалось метра три, он внезапно воткнул острие своего оружия в песок и с силой метнул в мою сторону то, что успела зачерпнуть его сабля, попав мне прямо в лицо. Я отмахнулся, стал размахивать руками и что-то говорить, отступая назад. Я чувствовал, что мной начинает овладевать паника. Пятясь назад, я снова оступился и упал, снова встал и снова получил порцию песка с камнями. Теперь я оказался у самой его лошади, которая, как ни в чем не бывало, стояла, понурив голову. Тут до меня дошло, что у парня этого приторочен к седлу лук. Я тут же повернулся лицом к его кобыле и стал лихорадочно дергать за лук, но парнишка этот тихо свистнул, и его лошадь, встав на дыбы, отпрыгнула от меня, сильно дернув за правую мою руку. Потому что я крепко держался за кожаный ремень, которым был прикреплен к седлу лук. Я снова растянулся в песок лицом, а его кобыла стала бить передними копытами, пытаясь попасть в меня. Я катался по песку, уворачиваясь от копыт его лошади, а парень этот теперь откровенно смеялся.

Страх – вот что я стал испытывать по мере нашего поединка.

Наконец, мне удалось подняться на ноги и времени, которого мне потребовалось для этого, было достаточно для того, чтобы копыто его кобылы зацепило меня по животу. Меня пронизала острая боль, но я понимал, что ничего серьезного не могло быть. Потому что удар пришелся вскользь. Однако, мой противник этого знать не мог, и я понял, что у меня снова появился шанс. Я не стал разгибаться, но, напротив, скорчился изо всех сил, давая понять, что его лошадка пнула меня копытом в поддых. Я сидел на корточках и громко стонал, зажав живот руками, а парень этот снова свистнул своей кобыле, но уже совсем по-другому. И она послушно от меня отвалила, оставшись стоять в стороне.

Похоже, он поверил моему блефу. Потому, что шел он в мою сторону уже совсем спокойно, зажав свою саблю у себя подмышкой левой руки, а правой рукой поддергивал штаны.

Он шел просто для того, чтобы закончить начатое дело, срубив, наконец, с меня мою голову.

Всего скорее, я бы одолел его в кулачном бою. Но, что я мог предложить против бойца, виртуозно владевшего саблей? В моем мире не дрались на саблях. Конечно, у меня была моя финка. Но, во-первых, она лежала где-то в моем рюкзаке, а во-вторых, финка против сабли, конечно, не могла бы выстоять. Да и не стал бы Терминатор этот дожидаться, пока я пороюсь в рюкзаке в поисках оружия.

Когда расстояние между нами стало около трех метров, парнишка снова перехватил саблю в свою правую руку. Потом он остановился, вытянул перед собою свою левую руку, согнув ее в локте на уровне лица, а саблю положил лезвием на нее, отведя при этом правую руку назад. Выглядело это так, как будто он готовится к удару, держа в руках бильярдный кий.

Я по-прежнему стонал и делал вид, что на него вообще не реагирую.

Тогда он, осторожно приближаясь ко мне, двигаясь мелким приставным шагом, стал наклоняться вниз, целясь при этом острием своего оружия мне в шею. А я специально еще нагнул голову свою немного вправо, подставляя шею под его удар. Я понимал, что от смерти меня отделяет одно мгновение, – ровно столько, сколько требуется его руке для того, чтобы выстрелить в меня своим оружием.

Я притих и даже стонать перестал, всем своим видом изображая то, что теперь являюсь совсем уже легкой добычей.

Он поднес свое оружие почти совсем вплотную ко мне, двигаясь при этом по-прежнему предельно осторожно. Именно сейчас я на его месте и нанес бы свой удар, быстро и очень аккуратно вскрыв артерию на шее. Промахнуться с такого расстояния было просто невозможно. Но с ударом он явно медлил.

И тогда я понял, что он желает видеть мое лицо.

Его, очевидно, интересовал испуг, страх и все такое, что обычно испытывает жертва перед лицом неминуемой гибели. Возможно, он также полагал, что я паду пред ним на колени и стану его умолять?

Думаю, он сильно во мне ошибался, потому, что, когда я поднял к нему свое лицо, то он увидел мою кривую улыбочку, снабженную также нагловатым прищуром глаз. В одно мгновение он все понял и на лице его отразились испуг и удивление, одновременно с тем, как его правая рука изо всех сил метнула в меня саблю, нанося удар.

Я совсем чуточку отклонил свою голову вправо, и острие его оружия пролетело мимо меня, никак меня вообще не задев. А поскольку он вложил со страху в свой удар всю силу, то по инерции подался вперед и попал прямиком ко мне в объятия!

Я перехватил его руку с оружием, зажав у себя подмышкой левой руки, а правой сразу же нанес ему три сильных удара: кулаком по губам, затем сразу же дважды в область сердца. Он задохнулся и обмяк. Стал кашлять. Саблю свою тут же выронил в песок. Я заглянул ему в глаза с очень близкого расстояния и обнаружил в них смесь страха и боли.

Я повернул его влево, повалив на песок. Подмял под себя и, усевшись на него сверху, стал методично молотить по лицу с двух рук. Он неумело пытался защищаться, но было очевидно, что в кулачном бою он совсем несилен. К тому же я значительно превосходил его по всем параметрам – и в весе, и в росте, и в силе.

У него не было шансов.

Через пару минут его физиономия имела боевой раскрас участника боев на ринге прайда.

Он пытался несколько раз свистнуть своей лошади, призывая ее на помощь. Но разбитые в кровь губы не давали ему этого сделать.

Когда же я понял, что противник мой совершенно сломлен, то поднялся и отошел в сторону, отшвырнув ногой в сторону его саблю. Потом пошел вслед за саблей, поднял ее и сломал об свое колено, немного порезав при этом свою левую ладонь. Мальчишка тем временем успел встать на ноги и кинулся со всех ног бежать к своей кобыле, которая стояла недалеко от места нашей битвы.

У меня не было ни желания, ни сил его догонять. Да и убийство малолетнего придурка, возомнившего о себе невесть что, не входило в мои планы.

– Топай отсюда! – Крикнул я ему. – Пока я тебе башку не оторвал! —

Он, не оглядываясь, подбежал к своей лошади и со всего ходу, опершись обеими руками в прыжке на ее круп, взлетел ей на спину.

Надо отдать ему должное – он, определенно, был ловок.

– Вали отсюда, придурок! – Снова крикнул я ему вслед. – И никогда больше не попадайся мне на пути! —

Я стоял с видом победителя и для пущей убедительности еще погрозил ему кулаком.

Однако, что сильно меня удивило, он совсем даже и не торопился никуда убегать. А вместо того, чтобы стремглав ускакать от меня подальше, стал очень быстро и ловко освобождать свой лук. И тут я понял, что опять недооценил ни своего противника, ни ту угрозу, которую он собой являл.

Он уже отцепил от подпруги свой лук, когда до меня стало только доходить, что вот теперь дела мои на самом деле плохи. Потому, что если этот воин также хорошо владел луком, как и саблей, то мне кранты.

Я со всех ног кинулся к нему, пока он копался со своим колчаном, который мне не был виден. И этих секунд мне хватило для того, чтобы оказаться совсем рядом с ним. Я хотел его схватить за ногу и сдернуть с кобылы. Но вместо этого получил пинок ногой в лицо. Я отлетел назад, сев своим задом на песок, и почувствовал, что из носа моего хлынула кровь. А он тем временем уже располагал стрелу у себя на руке, одновременно разворачивая ко мне свое туловище. В следующую секунду я увидел, как его правая рука с силой оттягивает тетиву. И увидел, что прямо мне между глаз смотрит острие его стрелы. Я шарахнулся вправо, все еще сидя на песке, в тот самый момент, когда он спустил тетиву. Я почувствовал острую боль в своем левом плече, но обращать на нее внимание у меня не было времени. Он уже вложил в свой лук очередную стрелу, когда я, вскакивая на ноги, изо всех сил вонзил его кобыле в зад его же стрелу, которую выдернул из своего плеча. Несчастное животное подпрыгнуло так, что усидеть на нем не смог бы никто. Она заржала, взбрыкнула задними копытами, стараясь меня лягнуть, и при этом сбросила с себя своего седока, который не держал поводьев, занимаясь стрельбой из лука. Он, описав в воздухе короткую дугу, упал в песок, все еще сжимая в руках свой лук и стрелу, которая сломалась. Он опять бросился к лошади, успевшей уже от нас отбежать, но я на этот раз его опередил.

Я тоже мог двигаться и быстро и ловко. Меня этому в армии учили.

Я встал между ним и его кобылой, не давая ему к ней подойти. И тут он бросился на меня с лицом, полным ярости, издав какое-то подобие боевого возгласа, в котором присутствовали и злость, и досада, и страх.

Он рассчитывал сбить меня с ног. Потому что вдалеке от своей лошади у него не было против меня никаких шансов. Мальчишка это знал.

Но вместо этого он встал, как вкопанный, наткнувшись своим открытым горлом на пальцы моей левой руки, которую я выбросил вперед со скоростью летящего копья. Мне надоели все эти игры в благородство, потому, что этот парнишка не оставлял никакого иного выбора, кроме, как разобраться с ним так, как я это умел.

Он какое-то время стоял без звуков. Он даже не хрипел. А потом очень медленно, как бы нехотя, присел на песок, опершись на свою правую руку, все еще сжимавшую сломавшуюся стрелу. Присел рядом с ним и я, обхватив его своей левой рукой за плечи.

Он отложил в сторонку лук, отодвинув даже его от себя подальше, и левой рукой сжал свою уже сильно распухшую, синеющую шею. Было видно, что он все понимает. Его горло было сломано, и починить его в условиях пустыни не было никакой возможности. В его темных глазах встали слезы сразу вслед за тем, как из них исчезла ненависть. Он теперь просто плакал. Совершенно молча. Затем осторожно, отнявши левую руку от своего горла, он потянулся себе за спину. Полез куда-то под одежды, почти уже теряя сознание, и я увидел, что в левой руке у него острый, как шило кинжал, и такой же узкий.

– Хочешь напоследок мне ножичек одолжить? – Спросил я у него ровным тоном, понимая, что этот молодец, даже умирая, все еще не собирался сдаваться. Затем я взял из его слабеющих пальцев этот красивый кинжал, и очень легко, почти без замаха, приложив острие к самой середине его груди, толчком ввел лезвие внутрь.

Его взгляд остановился, замерев на мне. И теперь его лицо стало лицом того человека, кем он и являлся на самом деле. Без всего наносного.

Это был просто мальчишка.

Я смотрел ему в глаза, замечая, как быстро уходит из него жизнь, и сказал тихо

– Прощай, пионер. Ты не оставил мне выбора. —

Затем закрыл ему его мертвые глаза и аккуратно положил щуплое, легкое тело его на песок.