Читать книгу Гафур. Роман. Книга 1. Фантастика - Владимир Муляров - Страница 12

Через крошечную щель в стене двора, за которой Иосиф меня скрывал уже несколько дней от посторонних глаз, мне был виден двор его дома. Здесь четверо суток назад я очнулся после того, как семья старика вывезла меня из пустыни, чтобы подарить мне жизнь.

Просто так.

Я видел, что все уже готово к тому, чтобы эти люди продолжили свой путь в края, о которых я не имел даже отдаленного представления. Мне же предстояло еще достаточно долгое время провести в обществе равви Иосифа, в его доме, к которому я уже стал привыкать.

Надо заметить, что после своей смерти и воскрешения по молитвам старца Иосифа, а так же и после похорон, на которых я присутствовал в качестве покойника, после того, как я услышал шум сыплющейся сверху на меня земли и ощутил всю ее гнетущую тяжесть, во мне что-то изменилось. Мне теперь совсем не хотелось бы продолжать то дело, которому я посвятил в этих краях последние двадцать лет своей жизни. Мне было понятно, что снова к разбою и грабежам я уже не вернусь.

Было понятно мне и то, что весь этот прилюдный маскарад с моим погребением был тщательно срежессирован и виртуозно исполнен противным этим дедом и его подручными – старшим сыном и владельцем этого имения. И я понимал то, что это все было просто воспитательным мероприятием. Меня вполне можно было скрыть от людей любым другим способом, не требующим того, чтобы испытывал шок человек, которого погребают заживо.

Так ведь нет! Старику было нужно именно то, чтобы я почувствовал себя мертвым. Этого требовала его вера, в которой была в порядке вещей формула «око за око, зуб за зуб». Это была и его месть мне от имени всех тех людей, которых мне пришлось в своей жизни убивать. И после того, как он исполнил этот акт мщения, он сразу же, видимым образом стал ко мне относиться совсем иначе. Он видел глазами человека, прожившего сложную и очень долгую жизнь, что я стал другим. Что меня преобразила смерть и могила, в которой я пролежал почти полдня.

Возможно, когда-нибудь я вам расскажу обо всем этом более подробно. Но, не сейчас. Сейчас у меня просто нет сил вспоминать и переживать снова и снова те ужасы, которым я был подвергнут…

Я наблюдал за их семейством из своего укрытия и понимал, что они уйдут прямо сейчас. Они спасли мне жизнь, так и не став для меня друзьями. Потому что я, как и раньше, совершенно их не понимал. Мне по-прежнему были непонятны мотивы, по которым они меня спасли уже дважды, давая шанс начать все с нуля. И все же… Почему мне так не хочется с ними расставаться? Почему меня так тянет к этим людям, что-то важное скрывающим ото всех. Даже от лучшего друга их семьи, равви Иосифа? Что такого важного в их миссии, которой является их движение в неизвестные мне края? Какие сокровища они вынуждены прятать в своей пустяковой поклаже, которую везет на себе их Очень Грустный Ослик? Я не замечал того, чтобы они прятали в своих тюках несметные богатства. А если это так, если в их вещах нет ничего, ценнее черствого хлеба, то что тогда у них является сокровищем, из-за которого бедный этот, усталый старик, не может позволить себе даже легкой расслабленности? В его-то годы!?

Что они так прячут ото всех, включая даже лучших своих друзей?

Я все думал и думал, наблюдая за ними из своего укрытия, как вдруг увидел, что дед замер, выпрямив свою спину. Постоял он так с минуту, а потом пошел в мою сторону.

Он обогнул конуру Баджа, за которой и была тайная дверь, ведущая прямиком ко мне, и очень быстро образовался рядом со мной.

– Мы сейчас тронемся в путь. – Сказал он мне, подойдя вплотную и говоря шепотом.

– Я знаю. – Ответил я ему. Он помолчал и сказал мне.

– Прости, что ударил тогда тебя в пустыне. И за могилу тоже прости. Это было необходимо. – Я лишь кивнул головой. А он продолжал. – Ты прав в отношении того, в чем меня упрекал тогда. Но у меня есть то, что я вынужден скрывать от людей, и есть серьезные причины для этого… Этой весной я съел свою восемьдесят девятую пасху. – Продолжал старик, и я удивился его возрасту. – Но до сего дня, и даже неизвестно сколько еще, мне придется очень тщательно оберегать… то, чему нет цены в этом мире… Не спрашивай меня о том, что это такое. Потому что я тебе все равно не скажу. А если скажу, то потом вынужден буду тебя убить. Десять лет я скрываю этот дар, который нам… свалился с неба. И все это время, все эти десять лет, ни мне, ни кому бы то ни было из нас, не удавалось просто спокойно поспать… Вероятно, моя старость, которая наступила уже давно, могла бы быть иной. Но, я благодарен Богу за то, что именно мне досталась эта ноша … —

Я слушал его, не перебивая, ожидая его слов во время длинных пауз, которые он делал, очень тщательно взвешивая то, что говорит.

– Я бы хотел, чтобы ты начал иные дни, потому что у тебя еще есть в запасе лет тридцать для того, чтобы прожить свою жизнь достойно. Но … – Тут он опять замолчал на какое-то время. – Но тебе придется либо отсюда убираться очень и очень далеко – туда, где тебя никто не знает, – либо придумать что-то такое, чтобы изменить свое лицо. Потому, что как только ты попадешься на глаза кому-либо вне стен этого дома, то можешь считать, что дни твои сочтены. —

– Я это знаю. – Сказал я ему. – В моем мире это и называлось изменением внешности. Даже существовали люди, профессия которых как раз в том и заключалась, чтобы исправлять тем, кто в этом нуждается, лица и … —

– Мой тебе совет. – Сказал старик, перебивая меня. – Обратись с этим вопросом к Иосифу. Он знает, что и как нужно для этого сделать. —

– Скажи мне, – спросил я старика, – почему вообще вам понадобилось меня спасать? Проще было бы просто не заметить и пройти мимо. Или не оперировать меня. И к утру я бы окочурился сам. —

Старик со вздохом покачал головой и сказал. – Это, конечно, все так. Но, во-первых, ты судишь по себе. А во-вторых, у тебя есть здесь дела, о которых ты еще даже не догадываешься. Ты же, ведь, не думаешь, что мы нашли тебя, умирающего в пустыне, случайно? – Он помедлили и добавил. – Мы искали тебя, Гафур. Мы долго шли по твоим следам в песках, чтобы догнать тебя, так ловко ускользнувшего ото всех. – Он снова помолчал и снова заговорил. – Нам пришлось огибать Мать Песков по огромной дуге, потому что я не мог туда отправиться со всем своим семейством. А потом… Ты же ведь не думаешь, что оказался в наших краях случайно? – Спросил он меня.

– Не думаю. – Честно ответил я. – А также я не верю и в то, что в мире может что-то происходить без ведома Творца. И, кстати, спасибо тебе за молитву… Ты спас меня позавчера снова … —

Старик взглянул на меня глазами, полными неподдельного удивления, но, видимо, мгновенно все поняв, сказал.

– Ты на верном пути. – И на усталом лице его появилась легкое подобие улыбки. – Но, больше я тебе ничего сказать не могу. Потому, что если я тебе расскажу то, что мне известно о твоем будущем, то этим самым повлияю на твой выбор, который ты должен сделать свободно… Когда придет время… Я изменю твою судьбу, если вмешаюсь сейчас. —

– У нас это называлось принципом неопределенности. – Стал вспоминать я порядком подзабытые термины из Квантовой Механики. —

– Мудрость нечестивых эллинов! – Проронил дед, снова приготавливаясь поворчать. – Я не знаю ваших наук, но это и так всем ясно. – Продолжал он. – Просто живи, прислушиваясь почаще к своему сердцу! —

С этими словами он положил мне на голову свою тяжелую ладонь и сказал. – Все, сынок, мне пора… Всего скорее, что мы в этой жизни уже не увидимся. Потому что мне совсем нездоровится. И уже это давно началось… Поправляйся. И постарайся сменить себе лицо и имя. – С этими словами он встал на ноги, и направился к узкому и низкому лазу, который вел в мое укрытие.

Он уже нагнулся для того, чтобы навсегда исчезнуть из моей жизни, как вдруг выпрямился и, повернувшись ко мне лицом, спросил

– Скажи все-таки, без вранья. Что, на самом деле люди могут летать на железных крыльях, или это ваши басни? Только, умоляю, не лги мне! —

Я лежал молча, глядя ему прямо в глаза, и не торопился с ответом. Я знал, что скоропалительный ответ не вызовет в нем доверия.

Я увидел картину из далекого и во времени и в пространстве будущего, бывшего когда-то моим прошлым. Откуда-то, из глубин своей памяти я вытащил зрительный образ того, как на полосу выруливает огромный АН-225 «Мрiя» с закрепленным у него на спине космическим челноком «Буран» … Вот он вывернул на рулежку и затем на взлетную полосу. Постоял, разгоняя все шесть турбин. Потом резко помчался, все ускоряясь и ускоряясь, задирая постепенно кверху нос. Потом рывок, и вся эта громадина поднимается в воздух, и я смотрю на это и не понимаю, как воздух может держать такую махину?

– Есть вещи, – сказал, наконец, я деду, – которые я видел своими глазами много раз и в которые до сих пор не верю сам. Но то, что ты слышал о полетах человека по воздуху и выше, среди звезд, все это чистая правда. —

Он стоял, глядя на меня по-стариковски подслеповатыми, слезящимися глазами, и ответил, качнув головой.

– Бедные люди! Как же вы там жили?! – А потом развернулся, и, быстро нагнувшись, проскользнул в потайной лаз.

А мне почему-то внезапно пришли на память строки: «Жестокий век! Жестокие сердца!»

«Зачем мне это все?» – Думал я, подавляя ком, внезапно остановившийся у меня в горле. «Зачем, Боже? Я здесь оказался не по своей воле… Жил себе в мире, который мне до сих пор дорог… Потом Ты меня запер тут… И первое, что я сделал в этом времени, это убил мальчишку… Потом мне пришлось очень долго бегать ото всех, потому что мальчишка тот оказался… Зачем мне это нужно было? Скажи… Я стал тем, кем я являюсь сейчас практически вопреки своей воле… В мире, где меня ожидала скорая смерть… И я стал… Я взял себе имя Гафур… Милосердный… Я убивал и радовался тому, что я делаю… Потому что… Да, я мстил… Тебе мстил за то, что Ты… Зачем Ты, Господи, оставил меня умирать здесь? В этом чужом для меня времени?!»

Я лежал, тихо всхлипывая, вытирая слезы рукавом холщевой рубахи, и услышал, как отворились и затворились ворота усадьбы равви Иосифа, выпуская из имения старика и его семью. «Я остаюсь здесь. – Думал я. – Я никуда не иду. Я никогда не покину этот мир. И домой я никогда не вернусь …»

Я поднял вверх свои глаза со слезами, стоящими в них, и сказал в смятении, обращаясь к небу, проглядывающему сквозь плотный терновник.

– Меня зовут Гафур… Гафур! И лицо мое, и имя останутся со мною! —