Читать книгу Русь святая - Владимир of Владимир - Страница 5

Опустившиеся на перевал сумерки, разорвала оглушительная канонада разрывов ракет и снарядов, осколками и битым кирпичом осыпающая и разящее все вокруг. Находясь в траншее, Владимирский видел, как от леска противник ведет обстрел их позиций, из переносных ракетных установок, и автоматического оружия. Не обращая внимания на свист пуль и осколков, лейтенант подскочил к ящику, и откинув крышку вытащил оттуда гранатомет. Пристроив его на плече прицелился, и выстрелил. Интенсивность огня понизилась, противник стал отступать в заросли деревьев. Владимирский вытащил другой гранатомет и выстрелил еще раз. Рядом он услышал молотящий звук пулемета, это Васильев в одной полосатой майке, бил по врагу. Владимирский подбежал к нему и закричал: – Загоняй ваххабитов в лес, на мины! – И взяв автомат, присоединился к стрельбе по противнику.

В леске бахнуло. План сработал, неприятель подорвался на мине. Сразу же со стороны нападавших огонь почти прекратился, кроме редких очередей.

Все это время, в поле зрения лейтенанта, был старший лейтенант Агеев, спрятавшийся за фундаментные блоки с передовым постом, из трех солдат. Видимо там их застал подкравшийся враг. Передовой пост, находясь ближе всего к противнику, не отсиживался, а яростно поливал интенсивным огнем врага. Вдруг неожиданно, усевшийся за бетонным укрытием Агеев, завалился на бок и затих.

Владимирский выскочил из траншеи, пробежав метров пять залег. Оглядевшись увидел, что у будки ГАИ отсутствовал второй этаж. Рядом с ним лязгали пули, но он вскочил и короткими перебежками стал приближаться к Агееву. Добежав до лежащего, машинально потянул того за руку. Тот лежал безжизненно, а изо лба у Агеева, торчал пяти сантиметровый осколок.

Владимирский потрогал пульс, у лежащего без сознания командира первого взвода. Пульс был хороший. Тогда он пригнулся к лицу Агеева, стараясь в темноте присмотреться к его ранению. Оказалось, что у того изо лба торчал обыкновенный сучок. Осмотрев бесчувственное тело, Владимирский не нашел никаких повреждений. Пару легких пощечин привели в чувство Агеева и он открыл глаза:

– Ну, чего отдыхаем? Ждем когда из башки дуб вырастет? – Находясь все еще в возбуждении от боя, спросил Владимирский.

– Какой дуб? Я что, уже дал дуба?

– Да еще нет. Я думаю тебя просто контузило. Сесть можешь?

– Попробую. – И Агеев сел вновь облокотившись спиной о блок. Машинально потрогав свой лоб и нащупав сучок торчащий у него из головы, Агеев стал вновь закатывать глаза и заваливаться. Но лейтенант вновь отвесил ему, теперь более внушительные пощечины, тем самым не дав коллеге вновь потерять сознание.

– Давай не раскисай. Потихонечку поползли обратно.

– Что-то я не могу. Меня тошнит. И голова кружится. Что-то я окончательно утратил жизненный ритм и динамику.

– Это ты, утратил жизненный ритм и динамику!? Это Ленин в мавзолее утратил жизненный ритм и динамику! Давай шевели копытами.

Наши командиры взводов поползли к траншеям.

– Володь. – Агеев впервые назвал по имени лейтенанта: – Ты это, про мою слабость особо не афишируй. Стыдно. С детства всяких порезов, укусов, уколов не переносил. Мне твоя версия с контузией больше нравится.

– Заметано. – Сказал Владимирский, благоразумно не упоминая о сучке торчавшем изо лба.

Как только они вернулись в траншею, к ним подскочил ротный и накинулся на Владимирского:

– Что за детский сад такой! Вы что лейтенант, за всех собираетесь делать своими руками!? Вы что не могли послать бойцов, на подмогу за раненным? По вашей глупости, я мог лишиться обоих командиров взводов.

– Лейтенант Владимирский стоял по стойке смирно перед ротным, выставив вперед грудь, и выпучив глаза:

– Виноват!

– Что виноват? Нам бандитов через перевал не пропустить нужно, а уж потом погибнуть. Вы хоть это понимаете? – Уже каким-то отцовским голосом произнес командир роты.

– Так точно. Товарищ капитан прикажите передовому посту отступить в траншеи.

– Агеев вы как?

– Нормально.

– Тогда отводите своих людей в траншею. – Теперь уже с материнской заботливостью в голосе, произнес ротный.

– Есть.

– Позовите санитара. – Распорядился капитан.

Прошло пару часов. На перевале затихли вялые автоматные очереди. Молодые бойцы сидели в траншее куря и тихо разговаривая. Другая часть, не раздеваясь лежала в палатках, благоразумно поставленных с другой части перевала. Владимирский внимательно осматривал окрестности, в прибор ночного видения. Он даже вздрогнул от неожиданности, когда услышал голос капитана Сухорукова:

– Все в порядке?

– Так точно. Тихо, как перед бурей.

– Потери есть?

– Никак нет, только легкораненые.

– Хорошо.

– Товарищ капитан, а вообще, какие потери в первом взводе.

– Удивительно, но только один боец серьезно ранен. Тот, что сверху в будке наблюдал. Повезло, его взрывной волной вниз сбросило. Ранений никаких, так побило кирпичом, и все же контузило сильно. Здесь и ваша заслуга есть лейтенант. Это ты здорово придумал, снайпера посадить на скалу. Молодец Геннадий, настоящий спец. Сидит тихо себя не обнаруживает, докладывал, двух снайперов снял. Если бы не он, были бы двухсотые.

Вдруг у капитана затрещала рация, и в ней послышался голос капитана Будника:

– Капитан, капитан, улыбнитесь. К вам таранят два крупнокалиберных фагота.

– Странник мой, дорогой, узнайте какие места, в оркестровой яме у фаготов?

– Один устанавливают перед лесной декорацией, другой потянули в трущебу.

– Тот, что перед декорацией ваш.

– Оркестр почти на месте. У нас полон зал зрителей.

– Ждем занавес. – Ответил ротный и дальше уже распоряжение Владимирскому, – давайте всех бойцов в укрытие.

– Сержант Валиев! Подымайте бойцов, всем в траншею! – Командовал лейтенант.

– Есть. – И Валиев спешно убежал.

– Как только бойцы первого взвода расположились в траншее, за леском что-то ухнуло, и со свистом пролетело мимо, так, что взрыв произошел где-то за перевалом. За ним последовал другой взрыв, третий, и началось представление конца света. В этом кромешном аду, противник подбирался все ближе, и ближе. Наконец бойцы Умара добрались до шлагбаума передового поста, и теперь прятались за железобетонными блоками, ведя оттуда интенсивный огонь.

– Пора. – Произнес Владимирский. Он поднял взрывную машинку, и подсоединил к ней провода. Затем зарядив машинку, сделал пуск. Взрывной волной раскидало бетонные блоки, ломая и разрывая их на куски, вместе с человеческими телами. Под дальний пост, предусмотрительно были заложены мины – фугасы. Взорвавшись они уничтожили и покалечили десятки врагов, улучшив прострел защитникам перевала. Противник стал отползать унося с собой раненных.

Вновь начали рваться мины, сокращая интервал между разрывами, увеличивалась интенсивность огня. Мины стали ложиться совсем рядом, спереди и сзади и даже сверху траншей. Во взводе были убитые и раненные, лежащие на дне траншеи. Те, что были целые и живые, под этим ураганным огнем, тоже лежа прятались на дне окопа. Но вот минометные обстрелы перешли на первый взвод. Появился капитан Сухоруков, с окровавленным лицом и осколочным ранением в правую ногу:

– Лейтенант, отлично вы их накрыли! Давайте взрывайте лесок, или нам хана! – Кричал капитан незнакомым голосом, видно был сильно контуженный.

– Есть! Там другие провода, это нужно к скале! – Ответил Владимирский тоже криком, из-за грохота разрывов.

– Они с капитаном заспешили к спрятанным проводам. Владимирский точно также подсоединил взрывную машинку, зарядка, пуск. И ничего.

– Давайте, взрывайте же лейтенант! – Не понимающе глядя на Владимирского ждал капитан.

– Провода где-то перебило!

– Что! Что случилось!? – Кричал контуженный капитан.

– Где-то перебило провод! – Закричал в самое ухо капитану Владимирский.

– Пошлите бойца!

Владимирский тихонько потянул провода и они поддались.

– Где-то совсем рядом. – Он поднял за шиворот, рядом хоронящегося бойца, взбодрил его за плечи, и дал команду: – Соберись боец! Здесь не далеко, где-то провода перебило, давай родной, найди и соедини их между собой! Выполняй!

Худой, с тонкой шеей и коротко стриженными волосами, паренек моргал глазами, пригибаясь от свистящих пуль, затем после хлопка по спине полез через бруствер. Отцы командиры молча наблюдали, как он полз в темноту. Вдруг боец закричал: Нашел! – Потом закричал еще громче: Аааааа! – И затих.

В это время из леска по ним выстрелили из гранатомета. Владимирский почувствовал сильный удар в челюсть и грудь, отлетел к задней стенке траншеи и сполз на чье-то мягкое тело. Лейтенант протер глаза разъедающие едким дымом и нащупал осколок торчащий у него из щеки. Пошевелил языком, во рту было кисло. Осколок пробил щеку, выбив коренной зуб, вышел с другой стороны. В верхней части бронежилета, испачканного кровью, остались следы от осколков. Рядом жалостно стонал солдатик. Капитан Сухоруков лежал на дне траншеи и у него изо рта и ушей, были кровяные подтеки. Владимирский на коленях подполз к ротному и приподняв его голову за затылок, произнес: – Товарищ капитан, – но дотронувшись до осколка, торчавшего из затылка капитана, его голос осекся. Он сидел держа в руке голову капитана и чувствовал, как его рука наполняется кровью, а душа страхом. Он чувствовал себя маленьким ребенком, оставленным отцом в глухом лесу.

Лейтенант снял бронежилет с убитого бойца и выставив его перед собой, перелез через бруствер, и пополз в перед. Он быстро дополз до лежащего без движений бойца. Увидел рядом с ним концы перебитого провода и подсоединил их к машинке. По бронежилету несколько раз ударили пули, но Владимирский как будто ничего не замечая, зарядил машинку и нажал на пуск. Земля под ним колыхнулась и раздался оглушительный взрыв. Весь лесок посекло осколками и даже целые, выкорчеванные и перебитые деревья, взрывной волной выкинуло на дорогу. Оттуда из леса доносился страшный человеческий вой. Лейтенант пощупал пульс лежащего бойца, живой. Он захватил раненного и потащил с собой в траншею.

Минометный обстрел прекратился, а с ним и автоматно-пулеметный огонь сошелся к минимуму.

Бойцы выносили раненных и убитых. Владимирский пытался вытащить осколок, застрявший в щеках между зубов, неожиданно явно услышал сигнал рации, лежащей в кармане покойного командира роты:

– Капитан, капитан улыбнитесь. Отличное представление. После фейерверка, зал почти опустел. Благодаря нашему исполнению, фагот перед декорацией раздуло. К сожалению наш квартет, превратился в дуэт.

– Странник, это лейтенант, мальчик молодой. Капитан уснул и просил его не беспокоить.

– Вас понял. У нас пока антракт. Но прибывает новый оркестр.

– Отлично, а то я в первые две части марлезонского балета, как-то даже, где то заскучал. Вы уж их как-то взбодрите, что-ли. Зря что ли платили за представление.

– Вас понял, у нас третий звонок. – И Будник сразу отключился.

– Эй мальчик! Ты почему замолчал мальчик? Взрослые дома есть? – Послышался чужой голос, видимо ваххабитов, настроившихся на их волну.

– Нет, нет, никого нет, я один дома! – Нашли волну суки, – подумал взводный.

– Эй мальчик! С нами есть Гиви, он хочет с тобой познакомиться.

– Нет, нет, мне мама не разрешала знакомиться с чужими дяденьками!

– Эй мальчик. Гиви говорит, что если он с тобой познакомится, он уже савсем не будет тебе чужим, и даже возможно ты его полюбишь!

– Нет, нет, мне мама говорила, что таких дяденек, их папы слишком сильно любили голенькими в детстве, и теперь они тоже любят маленьких мальчиков, потому что боятся взрослых.

Из рации полилась грубая ругань, видимо находящегося рядом Гиви не сдержался, но говоривший с лейтенантом, сразу же вернулся в эфир:

– Послушай мальчик! Гиви немножко расстроился. Он сказал, что придет за тобой. И если ты останешься живым он тебя зарежет как овцу, но до этого, назначит тебя любимой, голубой овцой.

– Нет, нет! Ты злой, злой! Я с тобой говорить не буду. Дай мне зоофила Гиви. Гиви хороший, он во всем слушался папу, отбывающего срок за педофилию.

– Эй, ты шакал! Спрячься поглубже в норку, что бы я подольше тебя искал! А когда найду, намотаю твои кишки тебе на шею! …… – Послышалось рычание в Эфире, закончившиеся грязной руганью Гиви.

– Дядя Гиви это ты?

– Да маленький ублюдок! Если ты еще не промочил штаны, выходи, встретимся один на один!

– Нет, нет, нет! Ты меня обманываешь! Ты сам не придешь.

– Я уже иду к тебе, грязная свинья!

– Нет, нет, нет, я тебе не верю. Один на один и без оружия, ты побоишься.

– В рации послышался вновь прежний голос:

– Слушай мальчик. Гиви уже спешит к тебе, на поединок с тобой возле шлагбаума. Выходи один на один, по пояс раздетый. С собой никакого оружия.

– Нет, нет, никакого оружия. Я хочу увидеть дядю Гиви.

– Тогда через двадцать минут у шлагбаума.

– Нет, нет, через пол часа. Мне нужно еще к штанишкам лямочки пришить.

– Согласен. Только приходи сам мальчик.

– Нет, нет, меня не обманешь. Я помню милый голосок дяди Гиви. – Дальше детская непосредственность пропала в голосе Владимирского, и он закончил жестким голосом: – Не узнаю голос Гиви, не выйду.

– Ты чо задумал? – Удивленно таращась на Владимирского спросил Агеев, появившийся в траншее первого взвода.

– Нам нужна передышка, что бы погрузить и вывести раненных.

– Это ты хорошо придумал. Что у тебя с лицом? Ты похож на папуаса с костью в носу.

– Осколок застрял. Пытался вытащить, никак.

– А что с капитаном? – Заглядывая за лейтенанта спросил Агеев.

– Принимай командование ротой старлей, капитан геройски погиб. – И Владимирский отдал рацию Агееву.

– Лейтенант. Выносите тяжелораненых в первую очередь. Ступайте к машинам и проверьте, что там.

– Есть. – И лейтенант дав установку своим бойцам, заспешил к машинам, находящимися с другой стороны перевала. Все палатки были уничтожены минометным огнем. Кухня тоже была разбита и лежала кверху колесами. Машин не было видно совсем. На дальнем посту, с противоположной стороны от боевых действий, среди всеобщего хаоса, он увидел среди фундаментных блоков своих бойцов, во главе с прапорщиком Наливайко.

– Братцы, где машины? – Наливайко поднялся, отряхнувшись доложил:

– Все нормально лейтенант. Мы их вон за той скалой спрятали. А то сожгли бы падлы, попадись машины под минометный огонь. А что это у вас с лицом? Вы на людоеда похожи.

В этот момент, из темноты грянул ружейный выстрел.

– Сильно стрельбой тревожат? – Спросил прапорщика Владимирский, кивнув головой в темноту.

– Да не очень, мы их ответным огнем отгоняли, как только начнут стрелять.

– Приказ ротного, готовьте машины, повезете раненных в поселок.

– Товарищ лейтенант, прочесать бы дорогу. Машины пойдут, побить могут наших. – Сделал предложение повар Хабибулин.

– Где же вы их там в темноте найдете. Только людей потерять можем. На это время нужно, а его у нас нет. И еще, у нас каждый человек на вес золота. Вы давайте, возьмите мешки с песком и за лобовое стекло.

– Солдаты грузили раненных. Отовсюду доносились стоны, даже кто-то плакал. Появился принявший командование ротой, старший лейтенант Агеев:

– Товарищи! Капитан Сухоруков геройски погиб, что бы не пустить врага за перевал! И с ним погибли наши товарищи. Что же, их смерти были напрасны, и мы теперь вот так дадим врагу пройти, и ударить в спину нашей группировке войск!? Братцы, я попрошу вас, кто способен держать оружие останьтесь, дальше защищать перевал.

Не так тяжело раненные бойцы, надеющиеся скоро покинуть этот ад замерли в растерянности. Глядя на них казалось нет такой силы, способной заставить их вернуться назад в траншеи.

Владимирский посмотрел на часы, и как-то задумчиво начал говорить:

– Братаны. Мы же реальные пацаны. Мы же не маменькины сыночки! Да, нас ждут дома, но что нам там делать, если мы себя не сможем считать настоящими мужиками! Через пять минут, я пойду, и один на один в рукопашном поединке сойдусь с чеченцем, или грузином! Кто хочет увидеть зрелище, для настоящих мужиков!? Ну! Мы еще живы! Давай покажем, что мы настоящие русские солдаты, не хуже своих дедов и прадедов!

– К лейтенанту подошел раненный в руку боец и сказал:

– Я осетин. Я не могу испугаться и убежать.

– Да, ты мужик! Для тебя на зрелище билеты в первом ряду.

– Раненые потянулись к Владимирскому, один с перебитыми ногами даже пополз.

– Спасибо дружище. Спасибо родной. В другой раз повоюем, теперь отправляйся в поселок. Давайте в машину его. – Говорил с навернувшимися на глазах слезами Агеев, идя рядом с раненным, у которого были перебиты ноги, но которого не сломили враги. И пока его несли, он держа того за руку, до самой машины. В командирской рации зашумело:

– Эй капитан, ты все еще улыбаешься? С тобой говорит Аслан, заместитель Умара.

– Я тебя слушаю Аслан. – Очень спокойно ответил Агеев.

– Слушай капитан, ты же знаешь, нас много. Мы все равно перейдем перевал, уходите.

– Допустим. Но не так быстро и не так много, из вас перейдут перевал. Уходите сами.

– Геройствуешь. Уважаю. Дай в эфир мне мальчика молодого, его тут Гиви ждет.

– Агеев соображая посмотрел на Владимирского. Тот протянул за рацией руку:

– Мальчик молодой на проводе.

– Ну что, за базар отвечать будешь?

– А то!

– Время заканчивается, выходи.

– Нет, нет, нет. Ты меня не обманешь. Ты обещал, я услышу голос Гиви и увижу его.

– Я слушаю тебя маленький засранец. – в эфире послышался грубый голос Гиви.

– Гиви ты откуда родом?

– Я из Панкийского ущелья.

– Гиви, начинай двигаться к шлагбауму. Я иду тебе на встречу, и я несу тебе цветы. – Последнею фразу, лейтенант пропел.

– Какие цветы!?

– На твою могилку.

– Вах! Я тебя сам похороню!

– Ты что вправду собрался идти к нему на встречу? – Схватив за рукав, Агеев остановил лейтенанта, когда они двигались к траншеям.

– Слушай ротный, давай глянем, что там.

Они спустились в траншею и Владимирский припал к прибору ночного видения. Из леска вышел по пояс раздетый амбал, и запалив факел двинулся вперед.

– Ох ни фига себе! – Произнес Агеев, увидев богатыря в факельном освещении.

– Дядя Гиви это Ты? – Спросил лейтенант поднеся рацию ко рту. Он увидел как идущий с факелом достал рацию и ответил:

– Я мальчик маладой!

– Я иду.

– Ты што!? Белены объелся!? – Агеев запнулся, видя как на него смотрят солдаты, среди которых появились раненные добровольцы.

– Ты не боись ротный. Я мастер спорта по боевому самбо. Лучший был в области. Отступать некуда. Мужик сказал!

– Мужик сделал! – Закричали бойцы.

– Покажем Чехам! – Настраивая себя на бой закричал Владимирский.

– Да! – Заорали все.

Лейтенант раздевшись по пояс, вышел на встречу смерти. Температура была около нуля, из-за этого, Владимирский жалко дрожал всем телом. Но вот он остановился, и дальше двинулся суетной походкой Челентано, загибая, то в одну сторону, то в другую, разворачиваясь вокруг своей оси.

Гиви уже находился возле шлагбаума, воткнув в тубу факел. Это был бородатый, атлетического сложения здоровяк, высокого роста, тяжелой весовой категории, лет тридцати. Против двадцати двух лет, среднего роста и среднего веса лейтенанта.

Владимирский так и двигался походкой Челентано, нагнувшись сорвал какой-то пучок травы.

– Какой маленький и глупый мальчик. – Только и успел сказать Гиви, потому, что не ожидал от молодого мальчика такой прыти. Гиви видел как в лицо ему летит трава, но он не видел за травой кулака. Падая, он все же успел захватить ногу своего врага, но получив коленом в голову откатился назад. Гиви был опытным бойцом по боям без правил, и поэтому, пока его лежащего, сверху избивал людоед с костью проткнутой через обе щеки, он попытался сделать захват бьющей его руки, что бы в дальнейшем перевести на болевой прием. Однако дикарь вырвался, дав возможность Гиви подняться на ноги. Наш тяжеловес был силен настолько, что даже от его не очень точного удара ногой, в верхнею часть бедра молодого мальчика, вызвало у Владимирского онемение ноги. Наконец Гиви окончательно пришел в себя, и налетел на нашего лейтенанта с такой яростью, нанося ему удары ногами и руками, что мальчик молодой зашатался и поплыл. И когда оставалось нанести только последний, решающий удар, Гиви задержался на какие-то пару секунд, что бы прорычать:

– Теперь щенок я вырву тебе кадык! – И он замахнулся, нанеся мощнейший свинг с правой в челюсть.

Лейтенант слегка опустил и повернул голову, левой щекой к противнику. Четырех сантиметровый осколок, торчащий из щеки, раздробил кистевую кость, среднего пальца Гиви, полностью лишив его руку боеспособности. Наш Геркулес схватился за раненную руку, уже не глядя на отлетевшего лейтенанта. И напрасно, потому что наш папуас быстро вскочил на ноги, и нанес мощнейший удар, ногой снизу в челюсть гиганта. Упав Гиви, сразу попытался вскочить на ноги, но получив коленом в челюсть, повалился на своего противника, машинально схватив того за штаны. Ему и оставалось только, зажать ноги и повалить папуаса на землю, но невероятной силы удар локтем сверху, повалил Геркулеса на землю вновь. Гиви, использовал последний спасительный, запасной вариант. Он выхватил нож из штанов с выкидным лезвием, нанеся молниеносно нанеся удар. Удар лейтенанту пришелся в область икры. Освободившись, Гиви вскочил на колено, что бы нанести решающий удар ножом. Однако, его предыдущий удар в челюсть лейтенанта, выбил осколок, зажатый между челюстью и зубами нашего папуаса. На раздумье, времени не было вовсе, Владимирский вытащил изо рта осколок, и отогнув назад голову Гиви, нанес ему удар в глаз. Затем вывернув его голову еще больше назад, с маху перебил ему кадык. Гиви захрипел, схватившись за горло, все же пытался подняться на ноги, но удар армейского ботинка, забил торчащий из глаза осколок, до основания. Тело Голиафа безжизненно рухнуло наземь.

Сначала из леска донесся вздох разочарования, а затем грянула автоматная очередь. Лейтенант нырнул за укрытие из разбитых блоков, затем заскользил по земле, перекатываясь от одного укрытия к другому. Пока он стремился к своим, между противоборствующими сторонами завязался настоящий бой, отдаваясь в долине гранатометным, пулеметным и автоматным эхом.

Лейтенант благополучно добрался до своих. И теперь в окопе, он не замечал побитых в кровь локтей, и мелких ссадин на теле, разве это заметишь, интенсивно ведя прицельную стрельбу из автомата, по наступающему врагу. Он даже не замечал, что стоит со спущенными штанами, а санитар перематывает его порезанную ногу. Пыл битвы накрыл Скалистый перевал.

Противник очень грамотно и профессионально ведет наступление, пользуясь ландшафтом и темнотой.

Владимирский, застегнув штаны, пригибаясь от пуль заспешил к Васильеву, который своим метким огнем из пулемета, который раз срывал атаки противника. Васильев вернулся совсем недавно, они с Хабибулиным провожали машины с раненными.

– Ну как, проводили раненных! – Спросил лейтенант громко крича.

– Нормально! Двоих подстрелили! Один наш старый знакомый, владелец москвича! – Кричал Васильев, ведя огонь по врагу короткими очередями.

– Командуй! Я в БТР. – И лейтенант заспешил в свой капонир. Он сдернул брезент с бойницы и забрался во внутрь броневика. У первого взвода, противник уже достиг траншеи. Лейтенант развернул башню и надавил гашетки. Скорострельная пушка залаяла словно взбесившаяся стая зверей, повсюду разя противника. Враг валился на землю, пытался отступать, но негде не мог укрыться от пушечного огня, лучшего стрелка училища. Владимирский переложил огонь на наступающих перед его вторым взводом, остервенело бил по врагу, видя как их разрывают снаряды, бил по лежачим, затем перевел огонь по леску. Затем вновь на бегущие фигуры перед первым взводом. Вражеская атака захлебнулась, понеся огромные потери.

Когда Владимирский победоносно вышел из капонира, то неожиданно увидел бегущих бойцов, первого взвода.

– Стой! – Заорал лейтенант выхватывая пистолет.

Один боец, с окровавленной рукой, ошалело затараторил:

– Чеченцы! Товарищ старший лейтенант убит. Товарищ старший сержант тоже убит.

– А ну давай назад! Я их сверху встречу!

– Лейтенант с двумя бойцами бежал сверху траншеи. Он видел как два боевика выскочили с обратной стороны траншеи, с той самой, с которой они бежали сами, и залегли.

– Ложись! – И Владимирский метнул гранату, прямо между боевиками. Затем он подбежал к траншее и заскочил в нее. Получилось так, что он оказался вместе с боевиками, как раз между своими. Стрелять нельзя, можно попасть в своих. Тогда он закричал:

– Мочи козлов! – И начал с пистолета расстреливать врагов. Когда патроны кончились, швырнул свою саперную лопатку. Лопатка попав под ухо колоритному арабу, раскроила врагу череп. Удары в грудь и руку, повалили лейтенанта на дно траншеи.

Когда он пришел в себя, санитар с простреленным ухом, бинтовал его руку, разрезав рукав его гимнастерки.

– Где чехи?

– Отбили. Товарищ лейтенант, вас опять бронник спас.

– Помоги встать.

– Товарищ лейтенант, вас старший лейтенант Агеев спрашивал.

– Он жив?

– Был жив. Вон он. Только у него артерия на шее перебита, крови много потерял.

– Владимирский заковылял к ротному. Тот сидел на дне траншеи, откинув назад голову.

– Старшой! Старшой это я! – И Владимирский стал трясти Агеева. Тот был бледнее смерти, с алым бинтом на шее, но глаз у него все равно дернулся. Затем лицо его напряглось и он открыл глаза. Сначала без звучно зашевелил губами, потом зашептал:

– Где противник?

– Отбили.

– Спасибо братан. Принимай командование. – И голова Агеева вновь запрокинулась назад, и он затих навсегда.

Интенсивность огня вновь снизилась. Поле боя было завалено трупами, и отовсюду доносились стоны раненных. Бойцы выносили из траншей тяжело раненных и убитых. Лейтенант появлялся, то здесь, то там, вдохновляя солдат. Возможно от этого даже раненные, кто мог держаться на ногах, не оставляли позиций. Те кто стоять не могли, попросили себя затащить на развалины будки ГАИ и вели оттуда стрельбу. Первый взвод, потерял весь сержантский состав, и командиром взвода был назначен сержант Валиев. Вторым взводом командовал сержант Васильев.

Из поселка, комендант обещал что к ним на помощь спешит подмога, с узловой станции, но у них очень долгий путь. Тогда Владимирский переключил рацию на обще-войсковую волну вызывая штаб:

– Первый, первый, я горный орел. Первый, первый, я горный орел.

– Горный орел, это первый, слышу тебя хорошо. Как у тебя обстановка?

– Обстановка сложная. Враг непрерывно атакует. Отбили три атаки. Большие потери. По нашим разведданным, Умар с главными силами хочет прорваться именно через Скалистый перевал.

– Не паникуйте. Держитесь.

– Вас понял. Первый, первый горный орел меняет позывной на двухсотый.

– Держитесь, ждите, подкрепление идет.

– Первый, я двухсотый, стоим на смерть. Конец связи.

– Как только Владимирский кончил говорить со штабом, на их местной волне послышался голос Аслана:

– Эй мальчик молодой, как дела, как жизнь?

– Хорошо дядя Аслан. А как дела у вас? – Невинным детским голоском произнес Владимирский.

– Говоришь хорошо, а сам просишь называть себя покойником. Послушай Покойник, я знаю, что у вас совсем не осталось людей. Мы не хотим вас превращать в мертвых, но вы должны покинуть перевал. Мы даем вам двадцать минут, что бы убраться оттуда. Через двадцать минут пощады не будет, каждому, живому или мертвому будет отрезана голова и посажена на кол.

– Дядя Аслан, ты плохой, плохой. А Гиви хороший. Дядя Аслан приходи к нам, у нас много, много хороших бородатых дяденек, здесь вокруг. Правда они мертвые, но среди них так уютно и мило. Может на вас наводят напраслину, говоря что вы злые бандиты. Смотрю я вокруг, кругом лежат такие тихие и милые жмурики. Дядя Аслан, передавай привет Гиви. – Всю эту чушь, лейтенант нес голосом очень обиженного мальчика.

– Покойник! Вах! Ты! Ты не хорошо сказал. Ты теперь мой должник. И твой язык, принадлежит мне. Я его отрежу, и засушу.

– Дядя Аслан мне страшно. Можно мы подумаем.

– Думай, думай Покойник. У тебя осталось восемнадцать минут.

– Так нечестно, нечестно! Ты говорил двадцать минут. А нам нужно пол часа.

– Нет Покойник, осталось уже семнадцать минут.

– В этот момент, в долине что-то грохнуло. Затем в рации послышался голос Будника:

– Покойник, говорит Странник, слышишь как у нас весело.

– Я тебя слышу Странник.

– Странник, на этот раз ты от нас не уйдешь. – Раздался голос Аслана.

– Дядя Аслан, раз ты занят, поговорим в другой раз. – И Владимирский отключился.

Пол шестого утра, из леска боевики нанесли несколько залпов из гранатометов и переносных ракетных установок, по капониру где стоял БТР. Противник двинулся в атаку. Владимирский пробежался по траншеям, подбадривая бойцов, затем заглянул в капонир. В капонире потолок обрушился, но БТР уцелел. Лейтенант отодвинув бревна, проник во внутрь броневика. Он сел за пушку, приник к прицелу и открыл огонь. От живых и мертвых тел, летели ошметки мяса. Из леска выстрелили из ракетной установки. Внутри БТР все заполнилось едким дымом. Владимирский навел пушку на лесок и дал очередь. Откуда-то сбоку, от скалы, выстрелили из гранатомета. Лейтенант на четвереньках выполз наружу. Кумулятивный осколок прожигал его бронежилет, и он скинув броню побежал в траншею первого взвода. От туда Владимирскому стало видно, что у самой скалы, противник бросился на штурм. Из траншеи полетели гранаты. Васильев бил врага из пулемета, и перед ним была уже гора трупов, в несколько рядов. Когда лейтенант добежал до Васильева, тот уже орудовал ножом, используя его против врагов запрыгнувших в траншеи. Владимирский бросил гранату, по наступающим снаружи траншеи и прицельным огнем из автомата положил троих. У самой скалы, в траншее раздался взрыв, это раненый старший сержант Салаев подорвал себя вместе с врагом. Васильев добил своим ножом раненных, вновь взялся за пулемет. Во втором взводе не осталось не одного здорового бойца, но они, раненные стояли на смерть. Лейтенант пробежал по всем траншеям первого и и второго взводов таща за собой гранатометы, постоянно поля из них, и подбадривая бойцов, разными репликами:

– Орелики! Давай орелики! – Или: – Господа джихадисты, бите, бите, проше пани! Куда же вы!? – И уже своим: – Не, вы реальные пацаны! Смотрите джигиты струхнули! – Подбежав к бойцу ведущему бой: – Ну ни фига себе Чувак! Ты же его убил, на хрен! – В другом месте: – Гляди оттуда стреляют! Разреши я по ним из гранатомета бахну! – Опять в другом взводе: – Брателла ты что творишь!? Ему же больно! Глянь как копытами сучит! Будь снисходительный, добей душмана! – Лейтенант подбегает к раненному, сползающему на дно траншеи солдату, и подымает его: – Братан ты что!? Да ты подожди умирать-то! Давай я тебе помогу! – И Лейтенант поставил на ноги чуть живого бойца, который чудным образом сразу же открыл огонь по врагу. Этот странный, контуженный, и весь израненный лейтенант, неутомимо появлялся то слева, то справа, и своей неуемной энергией заводил, как заводные игрушки, этих оставшихся полуживых мальчишек, еще совсем недавно оторванных от мам и пап.

Остановившись возле капонира, Владимирский вновь проник в броневик. Внутри что-то тлело и стоял едкий газ.

– Господи, только бы все работало! Господи, пусть я сдохну, дай нам только удержать перевал! – Взмолился Владимирский. Он попробовал, оказалось все в порядке. Зарядил боекомплект и стал целить по врагам. У первого взвода Арабы почти вплотную подступили к траншеям. Они умело передвигались прикрывая себя огнем.

– Еще чуть, чуть и начнут закидывать гранатами. – Нажимая на гашетку подумал новоиспеченный командир роты. Противник пытался залегая прятаться, но его везде настигал пушечный огонь, разрывая на куски, отрывая конечности. Перед первым взводом, противник даже не смог откатится назад, будучи почти полностью уничтоженным.

– Владимирский вспомнил рассказ отца Александра, о той, старой, царской святой Руси. Это была последняя его мысль. Дальше в его сознании что-то вспыхнуло, и невыносимая боль проткнула его сердце.

Затем наступила парящая легкость в его теле. Вокруг, что-то стало меняться и он увидел себя, откинувшегося на сиденье, а из его груди, как раз там где сердце, торчит десяти сантиметровый осколок.

– Вся его не долгая жизнь, невероятно четко прояснилась в его сознании. Он помнил все от рождения, каждую секунду также четко, как то, что произошло секунду назад. Он вспомнил все, даже то что ему не было понятно.

Вдруг, он увидел все, все вокруг происходящее сверху. Эти бесчисленные трупы, лежащие от траншей, до поворота дороги. Среди них раненные и живые. Он видел, как многие раненные превращались в трупы, и из них, через рот вылетали души. И главное, он знал, что еще не наступил рассвет, но вокруг было необыкновенно светло.

Дальше с ним стали происходить еще более странные вещи. Появился невероятно прекрасный Свет. Этот Свет, словно влился в естество Владимирского, успокоив все тревоги, и не сносную память о всем плохом, напоив его существо блаженством.

Свет начал двигаться, подымаясь куда-то в космос. Земля стала удаляться, затем удаляться стало солнце, пока не исчезло совсем. Затем появилась совсем странная картина, будто бы солнечная система была закручена по спирали, оставляя везде свой след. И ощущение было такое, что одновременно можно было находиться в каждой точке спирали, временного отрезка нашей солнечной системы, будучи в не времени.