Читать книгу Свидетели Его – Мы - Владимир Вячеславович Калинов - Страница 4

В темноте полуночные шорохи, кажутся более загадочными, нежели когда у тебя просто закрыты глаза. Шелест одеяла, и тихое дыхание, через чуть разверстые губы, лежащей рядом женщины…

Особенно женщины, придавало какую-то подчеркнуто неземную атмосферу, казалось бы, заурядному событию.

Пройдя босыми ногами на кухню, Сергей включил свет и электрический чайник. Облака, еле видимые в бледном свечении уличных фонарей, бесплотными призраками, медленно плыли над городом, в, словно застоявшемся, небе. И от этого казалось, будто город, движется против их извечного течения, по какому – то своему, никому неведомому маршруту, приближаясь к утру. Словно усталая электричка, спешащая в ДЭПО, после дневной смены. Но до утра было еще далеко.

Спустя время, чайник, зашипев, щелкнул кнопкой, напоминая о себе.

Сергей, еще некоторое время, сидя на кухне, и, глядя в свое собственное отражение в окне, пил горячий крепкий чай, курил и размышлял. Поставив, еще хранящий тепло кипятка, стакан на стол, Сергей вернулся в спальню. Но только не за тем чтобы снова лечь спать.

Он делал так, с давних пор, возымев эту привычку. Потому как Она, имела обыкновение просыпаться, когда он покидал кровать. Или во сне шарила рукой по пустому пространству простыни, еще хранившей его тепло, и, комкая одеяло, прижималась к тому месту, словно пытаясь согреться.

Но сегодня все было иначе. Она тихо спала, спокойный сном, и ее губы при этом сохраняли легкую тень улыбки. Сергей, невольно залюбовавшись этим зрелищем, вдруг неожиданно очнулся, словно от наваждения. Запахнув плотнее халат, он тихо, почти бесшумно, притворил за собой двери в спальню…

Мерцание монитора, в обступившей его тишине, делало лицо мертвенно бледным. Его пальцы, неторопливо перебирали клавиши, подбирая слова, словно пытались вспомнить что-то, такое, о чем вспоминать совсем не хотелось…

* * *

Раньше все было и сложнее и проще…

Сергей, собирая в морщины подбородок рукой, неторопливо перебирал фразы, степенно, словно семенящий старец. То и дело, меняя шрифты и формат, неподдающийся неуклюжим потугам, сделать, так как было необходимо. Его всегда одергивали за непомерные рассуждения, и такие минуты как эта он ценил, пожалуй, больше всего на свете. Тишина сравнимая разве что…

Сергей взял в руки потрепанную книжицу, лежавшую в верхнем ящике стола. Мягкая кожаная обложка облупилась со временем и местами была потертая.

Перебирая сухими пальцами страницы, он в который раз остановил свой взгляд на рисунке, изображавшим нечто похожее на сатира.

Сидевшее в роще существо, напоминало женщину с телом оленя.

Оно, всегда увлеченное слышимой только ему мелодией, с чуть прикрытыми глазами в блаженной неге, изображалось с тростниковой флейтой, в роще в окружении множества таких же мифических существ, либо же, словно сатир, сидящее на камне… сама, же мелодия могла быть любой, какая понравиться. Так проще. Не надо додумывать. Не надо страдать потугами разума…,

Да, действительно. Раньше все было и проще и сложнее. Раньше, люди тоже долгое время не утруждали себя длинными тирадами. Разве только что на судилищах. А так…, Встал… Пошел…

Он вспоминал, как тогда все это нелепо объясняли редкостью такого материала как пергамен. А потом редкостью бумаги, а потом недостатком чернил, а еще позже… отсутствием либо свидетелей прошлого, либо разума у свидетелей настоящего…,

А затем и вовсе перестали на это обращать внимание и слепо копировали то, что было написано до них.

Сейчас же, люди, словно прорвавшись к колодцу с водой во время засухи, стали черпать эмоции, так что захлебывались в них, умудряясь находиться на твердой суше. И гибли.

Сергей тяжело вздохнул. Если бы он только мог сказать обо всем, что он знает. Если бы только мог, но тогда возможно ему никто бы и не поверил. Как никто не верил и тому, что он и ему подобные люди проповедуют уже много веков то чему их научил однажды всего Один…, и несут за это учение и веру, извечное покаяние подобно гонимым прокаженным…,

Теперь можно было сказать, и то, что я являюсь тем, кем являюсь на самом деле, думал Сергей. Но люди…

Люди, будут если и не смеяться, то, по крайней мере, сочтут это за очередную сказку. Сейчас можно сказать, что я лошадь, которая думает, пока тащит телегу, или еще какую ни будь иную нелепицу, и ее примут как должное. И нарекут красивым словом – фантазия…

И все же, некоторых вещей говорить было нельзя. Кое – что являлось табу даже для Сергея и таких же как он.

Хотя в те, забытые всеми времена, от которых остались лишь пустые, одинокие глаголы, он носил совсем другое имя, о котором помнил лишь он и еще несколько…, Помнил, так же как и о своем предназначении…,

Перечитывая слова, написанные одним из…,

Сергей, вдруг осекся, словно что – то не дало ему право даже в мыслях произнести того, что он хотел…, глаза натолкнулись на фразу, написанную в этом старом дневнике на латыни, округлыми чуть скачущими буквами…,

«Verra la morte e evra tuoi occhi»*13. Выкатившаяся из левого глаза случайная влага заставила его протереть глаза и взять со стола очки…,

Может, действительно, так и надо было бы начать свое повествование, дабы истратить то волнение, которое предшествует написанию, той самой книги, в которую уже давно никто…,

Внезапно вспомнились строчки, но, к сожалению упорно не желавшие «ложится» в текст.

Продекламировав их в сердцах, Сергей попытался «сунуть» их в текст, меняя смысл, подгоняя тезисы под идею, но промучившись изрядное время, решился оставить эту попытку.

Раньше все было проще…, пальцы, перебрав клавиши, сами собой набрали первое слово…, «… Встал…”. Сергей усмехнулся – все дело в привычке.

Поправив очки на переносице, он стер слово, потом другое, а потом и вовсе начал заново, потом снова удалил набранные слова.

Да действительно. Раньше все было и просто и сложно. Увидел…, Встал…, Пошел…, совсем не так как сейчас. Выучил…, Сдал…, Забыл…,

То, что произошло, еще тогда, к сожалению, забыть было уже нельзя. И стоило помнить, даже после того как…,

Сейчас же стоит начать с того, думал Сергей, с чего начинают все, но никто не придает этому должного значения.

Бережно подбирая слова, мерно щелкая клавиатурой, он начал, уже не первое в жизни Двенадцати, (призванных нести слово Его) повествование, которому будут верить. Но чтить его, будут только те, кто знает, как все было на самом деле…,