Читать книгу Вторая мировая война - Владислав Гончаров - Страница 8

Для Советского Союза кризис имел противоположное содержание: у страны появилась надежда преодолеть многолетнее отставание в промышленном и технологическом развитии. Принимается программа индустриализации страны и начинается отсчет пятилеток. Очень много написано на тему, что пятилетние планы на самом деле никогда не выполнялись. Так ведь они и не были рассчитаны на выполнение! Сталинский режим был похож на гитлеровский и в том отношении, что умел мобилизовать людей, заставляя их решать заведомо неразрешимые задачи. Этим можно (и нужно) было гордиться, но привычка работать в условиях кризиса с некоторых пор стала играть отрицательную роль – оказалось, что нормально функционирующая, не требующая ежечасных подвигов экономика с определенного этапа все-таки работает лучше.

Тем не менее экономические успехи, достигнутые Советским Союзом к середине 1930-х годов, были весьма впечатляющими. В эпоху индустриализации вошла страна, способная в самом лучшем случае воевать с Польшей. Из этой эпохи вышла военная и промышленная держава первого класса, сразу вступившая в мировое технологическое соревнование.

А вот во Франции и Великобритании уныло тянулась вторая подряд программа «Десять лет без войны». Франция, впрочем, в свободное время и за счет свободных ресурсов медленно строила колоссальную и совершенно бессмысленную в эпоху механизированных войн линию Мажино, название которой вскоре станет нарицательным.

К середине десятилетия война начинает «стучаться в двери». В 1931 году Япония начинает аннексию Маньчжурии, два года спустя она вместе с Германия покидает Лигу Наций. В 1934 году Япония денонсирует Вашингтонский договор. 26 февраля 1935 года Германия формально отбрасывает Версальские ограничения на развитие вооруженных сил. 3 октября того же года Муссолини из Сомали и Эритреи вторгается в Эфиопию. Летом 1936 года военный мятеж в Испании перерастает в гражданскую войну «общеевропейского» масштаба, в которую оказываются так или иначе втянуты практически все ведущие страны Европы, а ее поля сражений постепенно превращаются в испытательный полигон для новейших вооружений Италии, Германии и СССР. В том же году Германия дает весомую пощечину Франции, беспрепятственно введя свои войска в демилитаризованную Рейнскую область. В следующем году году конфликт Японии и Китая окончательно перерастает в большую войну.

28 января 1938 года США принимает новую программу вооружений, 11-12 марта Гитлер присоединяет Австрию, в течение месяца Великобритания и США признают «аншлюс». Осенью этого же года вспыхивает Судетский кризис, ставший первым видимым актом новой большой войны в Европе. Германия провела его артистически – особенно если иметь в виду, что ее танковые силы были еще не в состоянии проводить операции крупного масштаба, а мощь «Люфтваффе» в значительной мере создавалась геббельсовской пропагандой.

Впрочем, союзники, также не готовые к войне, находились в сложном положении. Формально Германия, требуя плебисцита в населенной немцами Судетской области, действовала в рамках версальских традиция «самоопределения» и политики приоритета прав человека. Ее притязания, поддержанные референдумом, смотрелись вполне легитимно.

Но Чехословакии не повезло: она являлась союзником не только Франции, но и Советского Союза, с которым имела договор о военной помощи. Поэтому война за Чехословакию неизбежно означала коалицию Франции и СССР.

Невилль Чемберлен привез в Лондон «мир для нашего поколения», но события продолжали катиться под гору. Весной 1939 года Франко занимает всю территорию Испании, эта страна также оказывается вне Лиги Наций. Одновременно Германия возвращает себе Мемель (литовскую Клайпеду), оккупирует остатки Чехословакии и предъявляет Польше требование вернуть Данциг. Для Великобритании и Франции создается нетерпимая ситуация, но они продолжают борьбу дипломатическими методами. 22 марта появляется совместное заявление о помощи Бельгии, Голландии и Швейцарии в случае агрессии. 27 апреля Великобритания принимает закон о всеобщей воинской повинности. В ответ на это на следующий день Германия разрывает соглашение с Великобританией об ограничении морских сил и денонсирует германо-польский договор о ненападении. 19 мая заключается франко-польский военный союз. А 23 августа Гитлер обеспечивает себе тыл, подписав соглашение в Москве, известное как «Пакт Молотова – Риббентропа».

Этот документ играет ключевую роль при конструировании ряда общепринятых версий истории – на наш взгляд, совершенно незаслуженно. Мы уже проследили, хотя и конспективно, политику великих держав в межвоенный период и можем сформулировать некоторые важные выводы.

Во-первых, политика Германии в этот период была последовательна и ясна: при всех правительствах страна стремилась освободиться от Версальских ограничений, создать конкурентоспособную армию и вернуть утраченное положение в Европе. Нацистский режим выделяется на общем фоне лишь темпами наращивания военной мощи (количество наконец перешло в качество) и социально-националистической риторикой.

Во-вторых, кроме Германии в европейской войне были заинтересованы также Соединенные Штаты Америки и Советский Союз. Для США война была удобным способом возложить на Европу издержки экономического кризиса 1929 года, а для СССР – важным шагом в «собирании» российских земель. Менее очевидно, что польская правящая элита (уже принявшая участие в расчленении Чехословакии) также стремилась к агрессивной войне – по крайней мере, рассматривала подобную возможность как допустимую.

В-третьих, ремилитаризация Германии в неявной форме поддерживалась не только Советским Союзом, но и Соединенными Штатами… а также Британией.

На этом фоне политика Великобритании и Франции выглядит чрезвычайно странной. Главные бенефициары Версаля, по итогам Первой мировой они стали гегемонами Европы и были кровно заинтересованы в сохранении status quo как в Европе, так и во всем мире. Любая война была им невыгодна. Тем не менее они допустили новое возвышение Германии, а в итоге сдали нацистам Чехословакию – оплот и витрину стабильности в Восточной Европе.

Однако необходимо помнить, что гегемонов не может быть два. Вся международная политика интербеллума пронизана соперничеством Англии с Францией, а за пределами Европы – также и с Соединенными Штатами. Ремилитаризация Германии была выгодна Британии, стране, «не имеющей постоянных союзников, но имеющей постоянные интересы». Не имея флота, немцы не могли впрямую угрожать островной державе – зато постоянная угроза для Франции привязывала последнюю к Британии, причем в качестве младшего, зависимого партнера.

Вдобавок Гитлер до последнего момента весьма прозорливо не высказывал претензий на Западную Европу, ограничиваясь требованием «жизненного пространства» на Востоке, – а Восточная Европа была сферой влияния Франции. Британские интересы распространялись в первую очередь на Балканы, которые сами успешно создавали главную угрозу своей стабильности.

Труднее всего понять позицию Франции. Некоторые связывают ее с усталостью после Первой мировой, которая принесла стране слишком большие потери, подорвав ее волю и лишив энергии. Отчасти это действительно так, но куда более важным фактором явилась внутренняя политика. Во Франции были сильны левые партии, и традиционные элиты прилагали поистине невероятные усилия, чтобы не допустить реального прихода к власти социалистов, а то и коммунистов. Этим объясняются метания как во внутренней, так и во внешней политике Франции – от почти заключенного союза с СССР до фактической поддержки Франко в Испании и концлагерей для республиканских беженцев.

Наконец, нельзя забывать и ненависть англо-французских элит к большевизму, о котором не уставала говорить советская пропаганда. Другое дело, что на практике эта ненависть куда больше проявлялась у внешне более «левых» французов – в том числе и потому, что Франция была куда больше связана с антибольшевистскими движениями и режимами, а многие французы серьезно пострадали от отказа большевиков платить царские долги. Англичане же смотрели на ситуацию прагматично: «ничего личного, только бизнес», всегда готовые иметь деловые отношения там, где это приносит выгоду, – и готовые продать ту самую веревку, о которой говорил Ленин именно по поводу торговли с Британией.

* * *

Мы видим, что летом 1939 года война была уже неизбежна. Вопрос стоял лишь, в какой политической конфигурации она начнется. В этих условиях соглашение 1939 года было жизненно необходимо Германии и очень выгодно СССР. Оно позволяло им отсрочить (а в некоторых Реальностях – предотвратить) прямое столкновение между ними, при этом минимальной ценой расширив свои сферы влиянии, в первую очередь за счет сферы влияния Франции.

Тем не менее западные державы всерьез полагали, что Советский Союз не подпишет это соглашение, а современные демократически настроенные историки по сей день считают, что он был не вправе его подписывать. Даже Джордж Оруэлл, считавший Сталина изменником мировому рабочему делу, с некоторым удивлением вспоминал, как был шокирован известием о подписании Пакта.

Если говорить о моральной стороне вопроса, то разве не с Гитлером Чемберлен и Даладье чуть раньше заключили договор о разделе Чехословакии – куда более грязный, нежели пакт Молотова – Риббентропа, да к тому же бесполезный как с политической, так и с прагматической точек зрения? Однако мы видим, что Советский Союз судится с других позиций: даже противники Сталина (такие, как Оруэлл) искренне ожидали от него идеалистического поведения – и были возмущены тем, что большевики повели себя как все.[15]

25 августа, через день после заключения российскогерманского договора, британское правительство предоставило Польше гарантии территориальной целостности и заключило договор о военном союзе в случае агрессии. Поезд давно ушел, и этот запоздавший жест был обыкновенной истерикой слабого человека и бездарного политика Невилля Чемберлена, который наконец-то понял, что его обманули. В своем роде эти обязательства уникальны – никогда еще ответственный министр Его Величества не произносил подобного:

«…в случае акции, которая явно будет угрожать независимости Польши и которой польское правительство сочтет жизненно важным оказать сопротивление своими национальными вооруженными силами, правительство Его Величества сочтет себя обязанным немедленно оказать польскому правительству всю поддержку, которая в его силах».

По букве и духу этого документа вопрос о вступлении Великобритании в войну должно было решать правительство Польши!

В тот же день умный и проницательный Д. Ллойд-Джордж обратил внимание Чемберлена на это обстоятельство и заметил: «Я считаю ваше сегодняшнее заявление безответственной азартной игрой, которая может кончиться очень плохо».

30 августа в Польше была объявлена мобилизация. На следующую ночь немецкие уголовники, переодетые в польскую военную форму, захватили радиостанцию в Глейвице и выкрикнули в эфир несколько антигерманских лозунгов. Как говорил Гитлер своим генералам: «Я дам повод к развязыванию войны, а насколько он будет правдоподобным, значения не имеет».[16]