Читать книгу Повести огненных лет - Вячеслав Викторович Сукачев - Страница 13

Военная
Глава двенадцатая

Оглавление

– Сима, что это с тобой?

Она очнулась и увидела, что рядом стоит Никита, удивленно глядя на неё.

– Я тебе – Сима, Сима, три раза позвал, а ты молчишь, – говорил Никита, – что это ты?

– Задумалась, – улыбнулась Серафима, радуясь Никите, его беспокойству, довольному виду и даже рыбьим чешуйкам, что пристали к его болотным сапогам. – Как съездили, Никита?

– Отлично, Сима! – Никита заулыбался. – Рыбалка у вас – во!

– Сейчас пойдем уху варить. Я только теплоход встречу, и пойдем. А то ступай один, отдохнешь, ключ под крылечком.

– Ну нет, – отказался Никита, – вместе и пойдем.

– А где Осип?

– В лодке.

– Чего он там?

– Рыбу караулит,– засмеялся Никита. И хорошо стало Серафиме от его смеха, так хорошо, как уже долгие годы не было. И она сказала Никите:

– А другой раз подумаешь, Никита, не война, так я бы тебя не знала, Пухова, Хворостина. И жили бы мы теперь в разных концах, не зная друг друга. Народ-то, вишь, Никита, не зря приметил – нет худа без добра. Конечно, не приведи господь еще раз такое пережить, а только и мы добром не обойдены…


После ухи, наваристой и круто перченой, Никита сказал Серафиме:

– Ну, Сима, ты тут убирайся, а нам с Осипом инструмент подавай. Наведем, так сказать, текущий порядок в хозяйстве.

– Отдыхали бы, чего там, – слабо запротестовала Серафима, но Никита решительно заявил: – Не дашь работы – уеду.

И принялись они с Осипом вначале за крышу, потом летнюю кухоньку поправили, потом и за ограду взялись – перевесили калитку, заменили подгнившие столбики, сменили штакетины. Серафима, управившись по хозяйству, вышла на улицу, хотела помочь мужикам, но они запротестовали. Тогда она закурила и присела на завалинку. Ей любо было видеть, как возятся мужики во дворе, давно не знавшем настоящей хозяйской руки, как незнакомо меняется облик ее немудреного хозяйства, от которого за версту несло сиротливым вдовьим неустройством. Играючи работая топором, Никита говорил Осипу:

– Так-то оно так, но не только потому мы отступали. Нет, Осип, не только потому… Он против нас танковые дивизии, самолеты, даже мотоциклами не побрезговал, вот и попер…

Серафима прислушалась к разговору мужиков и впервые удивилась тому, что, как бы ни были тяжелы воспоминания, а память все возвращается и возвращается туда, в войну, которую теперь, через тридцать лет, хочется понять как-то по-иному. Может быть, возраст тому виною или время, а может быть, и то, что война для них всех осталась как память молодости, но только неизбежен такой разговор, стоит лишь встретиться двум фронтовикам, с болью и боем прошедшим войну.

– Он, подлец, на танке прет, да еще и постреливает на ходу, – продолжал Никита. – Нет, Осип, не только в неожиданности было дело. Да и как можно было его не ожидать, когда он выходил к нашим исходным рубежам, автострады построил, аэродромы, танки перегнал.

– Так у нас ведь замирение с ними было, чтобы не нападать, – хмуро возразил Осип. – Кто думал, что у него совсем совести нет, и он наплюет на это замирение?

– Должны были думать… Придержи-ка этот конец, нет, поверни, ага, вот так. – Никита, ведя спор с Осипом, про дело не забывал, и оно в его крепких руках хорошо спорилось, и смотреть на работающего Никиту Боголюбова было одно удовольствие, как и на воюющего. Любому делу, за которое Никита брался, он придавал какой-то домашний уют, крепкую русскую хозяйственность. – Ты вот Серафиму спроси, она не даст соврать, как мы от тех чертовых танков бегали, вместо того, чтобы лупить по ним изо всех стволов. А почему бегали – снарядов не хватало.

– Бегали, – задумчиво кивнула Серафима…

– А я вот чего скажу, – вступил в разговор Осип, – ты, Никита, давеча хоть и складно говорил о том, как немец и Иван в наступление ходили, а только не потому мы победили. И потому, конечно, но главное в том, что он нашего солдата не уважал. За человека не считал. Вот тут у него главная промашка и получилась…

– Бог в помощь! – подошел дед Никишка. – А я слухаю, наверху топоры тюкают, ну, думаю, кто же это там строиться затеял… А вы тут Серафимины хоромы ладите. А это кто такой будет, что-то не признаю? – уставился дед на Никиту.

– Жених, дедушка, свататься приехал, – засмеялся Никита, – отдадите за меня Серафиму?

– Это ещё посмотреть надо. К ней ведь и не такие подкатывались, да от ворот поворот получали. – Дед Никишка пошмыгал носом, посмотрел на работу мужиков и пошел на завалинку к Серафиме.

– Здорово живешь, Серафима.

– Здравствуй, дедушка,

– Все куришь?

– Курю.

– А кто это?

– Однополчанин. Вместе воевали. Никита Боголюбов.

– Женатый?

– Да.

– А чего он?

– Шутит.

– Так-то мужик видный.

– Видный.

– Я еще давя его приметил, как вы с рыбой от реки шли.

– Что в городе не гостили?

– А чё гостювать, – нахмурился дед Никишка,– суда еще не было. Отвез ребятишкам гостинцев, да и домой… А я к тебе, черемухой разжиться. Старуха животом мается, так к тебе отправила. Может, дашь?

– Дам. У меня её с прошлого года ещё три банки стоит.

– Будь ласка, дай, как-нибудь сочтемся.

Серафима сходила и принесла деду черемухи.

– Слышь, Серафима.

– А?

– Эта… заноза, говорят, опять тебя поносила.

– Да бог с ней, – отмахнулась Серафима.

– Горбатого, видно, могила исправит, – удивился дед Никишка. – И чего ей ещё от тебя требуется? Мужа сманила, дочери начисто лишила, а все ярится. Чудно… Говорят, оркестр из района заказала.

– Зачем?

– А шут его знает. Теперь вроде бы всех при музыке хоронят, вот и она захотела. Конечно, денег много надо, да у нее-то их куры не клюют. Сама-то пойдешь?

– Пойду.

– Сходи. Пусть еще немножко побесится.

– Да я ведь не потому пойду…

– А и потому тоже сходи, – строго сказал дед Никишка, – пусть не располагает, что она тебя вконец одолела… Поясница ноне болит, с самого утра так и ломит, к дождю, что ли?

– По радио не говорили.

– Так они потом скажут.

– Не надо бы его сейчас.

– Знамо дело… Ишь, куют мужички. И Осип не пьяный… Сколько Матвею-то сполнилось?

– Пятьдесят седьмой пошел.

– Молодой ишшо.

– Нестарый.

– До моих годков-то жить да жить.

– Что делать, она не смотрит на годы.

– Не смотрит. Я вот зажился, а ничего, бог милует.

– Живите.

– А то, поживу еще годков пять. Ну, ладно, Серафима, спасибо за черемуху. Пойду старуху лечить. Чего надо – прибегай.

– Прибегу.

– Покурите, мужики, замаялись, – задержался дед Никишка у калитки.

– Нанимай нас, дедушка, мы тебе дачу отгрохаем. – Никита ловко поддел ломиком столбик и, довольный, посмотрел на деда.

– Вас найми – не расплатишься. Только напоить – Амура не хватит.

– А мы щелбанами возьмем, не дорого.

– Так я ведь не поп, – нашелся дед Никишка, покхекал от удовольствия и не спеша направился домой.

– Слышь, Никита, – повеселел Осип, – давай уж заодно и этот… ну, сортир что ли, отшаманим.

– В один момент.

– Осип, – окликнула Серафима, – а ты бы Мотьке ограду-то все-таки отремонтировал, а?

– Сделаю, – пообещал Осип.

– Так сделай.

– Ну, не сейчас же. Потом…

Уже сумерки опускались над Амуром и где-то далеко, за высокими сопками, вспыхивали и мгновенно гасли зарницы, когда Никита весело сказал:

– Ну, Сима, принимай работу…

Повести огненных лет

Подняться наверх