Читать книгу Герой 21-го века. Маленькие приключения большого засранца - Яна Павлова - Страница 13

– Эй! – я пнул адвоката в бок.

Он заворчал, отвернулся к стене и, подтянув колени к лицу, застыл в позе эмбриона. Я рассмеялся. Антон открыл глаза, резко присел и уставился на меня:

– Ты охренел? Я уже часов пять тут сижу!

– Не сижу, а лежу.

– Не вижу ничего смешного. – Он поднялся. – Мы договорились, что вечером увидимся!

Чёрт, я совсем забыл о нём. Эта Вика, эта брюнетка—воровка, эти макароны на штанах. Юрист просто вылетел из головы.

– Давай обсудим основные моменты, – он налил себе чай в мою любимую чашку, развалился на моём любимом кресле и забросил ногу на ногу.

– Ты говоришь следаку, что знаком с Мариной около года, что вы периодически встречались, но близки по—настоящему никогда не были. Говоришь, что понятия не имеешь, почему она убила себя, что не знал о беременности, что она пила таблетки, поэтому ты о контрацепции не задумывался. Ясно?

– Да. А если он спросит, почему она обвинила меня в записке?

– Ты тупой? Я же сказал: ты ничего не знаешь. И предположений у тебя тоже нет. У девочки просто снесло башню. – Он замолчал. – Последнюю фразу говорить не надо. Понял?

– Понял. Мы просто иногда трахались и всё.

Антон ушёл, мы договорились, что утром он заедет за мной и показания я буду давать в его присутствии.

– Здравствуйте, присаживайтесь. Меня зовут Домрачев Дмитрий Александрович, – следователь был вежлив и обходителен, предложил на выбор чай или кофе.

Антон отказался, а я попросил чашку эспрессо. Юрист незаметно ткнул меня острым носом ботинка в голень. Я уставился на него непонимающе. Он выпучил глаза, видимо, пытался что—то сказать мне, но я так и не догнал, что именно. Дмитрий наблюдал за нами с интересом. Он задавал стандартные вопросы: когда познакомились? насколько близки были? почему Марина убила себя? знал ли я, что она беременна?

Я отвечал так, как советовал адвокат. К концу беседы мне дали листочек со старыми показаниями, Антон прочёл его, а я снова подписал. Мы встали, попрощались и направились к выходу.

– Последний вопрос, – Дмитрий улыбнулся, – почему вы сказали полицейскому и бригаде врачей в квартире Марины, что сильно любили её?

Я замешкался, посмотрел на Антона, он – на меня. Юрист не знал об этом, я и не подумал ему рассказать. А зачем?

– Он повиновался порыву, – сказал адвокат. – Когда люди сталкиваются со смертью, на мгновение они теряют рассудок, а чувства их обостряются.

Я кивнул.

– Понятно, – сказал следователь и опять улыбнулся. – В таком случае до встречи.

Наш новый друг напоминал мне пиранью: у него маленькие и очень ровные зубы, а, когда он улыбается, его нижняя губа оголяет десну. Кажется, что верхние клыки сейчас удлинятся, а все остальные зубы станут остроконечными и вцепятся мне в глотку. Неприятное ощущение.

– Почему ты не рассказал мне? – Антон был в ярости. – И зачем кофе пил? У тебя вообще мозги есть?

– Про медиков я забыл. А про кофе не понял. Почему нельзя выпить, если предлагают?

– Я же говорил, что он повёрнутый! – адвокат хлопнул дверью своей тойоты, – а если бы там был СП—сто семнадцать?

– Что?

– СП—сто семнадцать!!! Сыворотка правды, идиот!

Я хмыкнул.

– В здании прокуратуры? На глазах у всех? Господи, и за что мне такой юрист…

Он отвёз меня домой, я был спокоен. Кажется, следователь ничего не подозревает, иначе спросил бы напоследок кое—что посерьёзней. Я знаю, что полицаи, не имея прямых улик, всегда оставляют на конец беседы коронный вопрос. Если его вопрос о любви, значит, больше ничего и нет, не за что зацепиться.

Мне захотелось почитать о сыворотке, может, Антон и прав, вдруг мне однажды насыплют её в бокал, и я расскажу, как убил девочку и парня. Признания в смерти Марины они не получат, зато два висяка будут раскрыты.

СП—сто семнадцать состоит из двух частей – дота и антидота, – вещал яндекс. Дот растворяют в жидкости, обычно алкоголе. Действует несколько часов. Тот, кто принимает сыворотку правды, ведёт себя неадекватно, теряет полный контроль над собой, может рассказать всё, что делал, о чём думал, у него полностью атрофируется инстинкт самосохранения. Но информацию, добытую таким путём, нельзя использовать в суде или как доказательство. Обычно такие штуки применяют, чтобы получить зацепку. Когда нужное получено, ошалевшему бедняге дают воду, сок, чай или кофе с растворённым антидотом. В течение нескольких минут человек приходит в себя и не помнит о том, что было до. Использовать СП—сто семнадцать можно только в особо важных случаях.

Я явно не тот случай, хотя, если следак одержимый, то вполне может и травануть меня этой сывороткой. И тут…

Я придумал гениальный план! Купить этот препарат и накачать им Вику!

В тот момент эта идея показалась мне просто восхитительной. И я приступил к делу: позвонил Антону, выбесил его вопросами о том, где можно приобрести СП—сто семнадцать или другую подобную дрянь, адвокат наорал на меня, сказал, что нигде эту штуку не достать, потому что это очень опасное вещество и его не продают, он запретил мне даже думать в этом направлении. Но мне трудно что—то запретить: если я решил действовать, то буду действовать; просто найду другого человека, который мне поможет.

Что мы делаем, когда хотим найти что—то, но не получается? Лезем в интернет. И я не исключение. Нашёл несколько сайтов, почти все они были заблокированы или мошенничали, о последнем меня любезно предупредил браузер. Я пошёл иным путём: отыскал сетевые площадки, торгующие лекарствами, написал им электронные письма с вопросом о наличии СП—сто семнадцать. Приготовился ждать. Кто—нибудь всё равно ответит, потому что подпольная торговля процветает, никто не отменял чёрные рынки и продажных врачей. Я был уверен, что кое—кто из сотрудников больниц и лабораторий промышляет сбытом запрещённых веществ. Они не делали бы этого, если могли прокормиться и прожить на ту зарплату, что им платит государство.

Пока система правления не способна обеспечить своих граждан всем необходимым для жизни и отдыха, эти граждане будут предавать своих чиновников, потому что иного выхода у них просто нет.

Из пятнадцати мне ответили двое. Оба предлагали СП—сто семнадцать, скополамин в таблетках или тиопентал натрия. Вариант с таблетками я отбросил сразу, тиопентал – тоже. Я читал о нём: стоит немного переборщить с дозировкой, и человек умрёт. Эта штука применяется для усыпления и смертной казни в США. Тем более вводить надо шприцем, а я не умею. Да и попробуй незаметно ткнуть иглой в кого—нибудь.

СП—сто семнадцать стоил на порядок больше, хотя и не так дорого, как я предполагал. Всего—то десять тысяч за десять миллилитров. А нужно только две капли. Я написал тому, у которого цена была выше: не доверяю дешёвкам, мне кажется, там обманщики. Продавец ответил через двадцать минут.

Схема не показалась мне надёжной: я перевожу всю сумму денег на карту, он отправляет мне препарат через какого—то агента, чьи комиссионные выплачиваются из моего кармана и составляют половину стоимости препарата, этот агент оставляет товар в надёжном месте, то есть закладке, и скидывает мне на почту карту с указанием нужной точки. Гарантий никаких – я могу потерять финансы и ничего не получить, даже вернуть не смогу: не пойду же я в полицию писать заявление: «Я тут запрещённый препарат хотел купить, деньги перечислил, а товар не получил. Разберитесь, пожалуйста».

Но выхода у меня не было, поэтому рискнуть пришлось. Я боялся одного: это подстава полиции. Но наша конституция, как выяснилось, не разрешает такие постановы и жестоко карает тех представителей власти, которые этим занимаются. Значит, копов на месте точно не будет. Весь риск – в деньгах, а деньги – просто бумага.

Я отправил пятнадцать тысяч на указанный номер карты, товар обещали доставить через пару—тройку дней.

Заняться было нечем, я включил телевизор и листал каналы.

«Около восьми утра на станции метро Шереметьевская прогремел взрыв, по предварительным подсчётам, число погибших составило…»

«Завтра в Санкт—Петербурге ожидается небольшой дождь, ветер северный…»

«Хулио, это твой ребёнок! Я никогда не любила своего…»

«Во время брачных игр самцы павлинов демонстрируют самкам…»

«Этот тренажёр многофункционален! Вы можете использовать его для…»

«Только сегодня! Только в течение часа! Вы сможете купить этот набор ножей за потрясающе низкую…»

«Женщину средних лет в собственной квартире изнасиловал любовник, после чего убил её дочь и…»

«Добрый день! С вами выпуск новостей! В программе сегодня…»

Стоп! Я переключил обратно.

«… сейчас женщина находится в больнице, её жизнь вне опасности. Главврач сообщает, что внутренние органы пациентки сильно пострадали вследствие воздействия чистящих веществ», – на видео была Тамара, ещё более старая, чем в темноте ночи, она плакала:

– Он изнасиловал меня, убил дочь и, чтобы замести следы, влил в меня какой—то раствор! Уже неделю я лежу в больнице, а этого убийцу не могут найти.

– Вы помните его лицо? – спрашивает корреспондент.

– Очень смутно. У него были синяки и шрамы, он высокий, мускулистый, волосы короткие.

– Зачем вы пустили его в квартиру?

– Я не виновата! – она ревёт. – Он зашёл с нами в лифт, приставил нож к горлу моей дочери, мне пришлось пустить его. Потом он заставил меня раздеться и изнасиловал, потом ударил, и больше я ничего не помню.

– Врачи говорят, вы были пьяны на тот момент.

– Мы с дочерью возвращались со дня рождения моей подруги, там я выпила пару бокалов вина.

На кране появилось лицо журналиста, он вещал что—то о насильниках и маньяках, о бессилии органов власти и том, что это дело должно быть раскрыто, о том, что его передали более компетентному сотруднику следственного отдела.

Вот тварь! Всё наврала! Но я понимал, почему она это сделала: Тамаре хотелось засветиться на большой сцене, хотелось показать людям свою боль и свою горечь, поэтому она никак не могла сказать правду. Женщина, которой угрожали, которую изнасиловали и покалечили, чью дочь убили, выглядит намного трагичнее старой выпивохи, пустившей в свой дом незнакомого мужчину, чтобы трахнуться с ним.

Есть такие люди: им нужно горевать напоказ. Каждый внутренне стремится получить внимание, ласку, сочувствие. Они часто постят себе на стены в соцсетях горестные цитаты, какие—то намёки на великую и большую беду в жизни; они намеренно преувеличивают всё плохое, что с ними случилось, добавляют в рассказ краски, преобразуют скучную действительность в сюжет кино. Забавно, что со временем они сами не понимают, где правда, а где ложь, и начинают верить в то, что придумали; границы между фантазией и реальностью стираются.

Если дело получает огласку прессы, им начинают заниматься всерьёз: органы не могут облажаться, потому что их закидают тухлыми помидорами. Помидоры ещё пережить можно, но полетят и чьи—то головы: многие лишатся мест, и это будут не рядовые сотрудники. Государству придётся пожертвовать парой—тройкой полковников и генералов, иначе под натиском СМИ рухнет вся система. Именно поэтому сейчас они будут рвать жилы и искать виновника.