Читать книгу Герой 21-го века. Маленькие приключения большого засранца - Яна Павлова - Страница 6

Недавно перечитывал «Преступление и наказание». И недоумевал, когда Достоевский отправил своего героя на место преступления. Родион знал, что убийцу старухи будут искать, он отдавал себе отчёт в том, что неадекватно ведёт себя, в том, что нервы могут сыграть с ним злую шутку. Так зачем пошёл, зачем поставил себя под удар? Помнится, я решил, что Достоевский совершенно не разбирается в психологии преступника. Теперь я думаю иначе.

Потому что сам отправился к дому Тамары. Хотелось бы сказать, что неведомая сила влекла моё естество туда. Но, на самом деле, мотивы были прозаичны.

Страшно оставаться в неведении, страшно думать, что где-то там кто-то уже обнаружил улики и вот-вот придёт арестовывать меня. Быть рядом с местом преступления – значит, иметь надежду: что-то подслушать, что-то увидеть, что-то понять. Я хотел быть спокойным, хотел случайно заметить какую-нибудь вещь, которая сказала бы: тебя никто не ищет, мужик, расслабься, они пошли по ложному следу.

Я надел толстовку, спортивки, кроссовки, надвинул на глаза капюшон, потом нацепил ещё и кепку. В общем, стал типичным рэпером-гопником.

Двор я нашёл быстро, подъезд тоже. Возле входной двери стояла крышка гроба, ярко-красная, аляповатая, бросающаяся в глаза. Я не рискнул подходить ближе и присел на лавочке рядом с детской площадкой. Достал из кармана телефон, уткнулся в него. На соседней скамейке сидели бабки и что-то бойко обсуждали.

– А Тамарка, Тамарка-то в больнице ведь.

– Вот допилась баба! Девчонку-то жалко, маленька ведь совсем. Неужто она сама её?

– Говорят, она мужика в дом привела, он, видать, и убил.

– Ох, что творится! На улицу-то выйти страшно. Как стемнеет, так я домой. И деда своего ругаю, когда выходит в ночь. Но у нас ведь Тимка, он гулять хочет. А не выведешь, так весь дом обоссыт.

– Вы слыхали? Говорят, у Тамарки по женской части проблемы. Убивца тот её искалечил.

– Да ты что? – охнули разом две бабки. – Да как же это? Ножом истыкал?

– Да не знай. Врач говорил, отравление какое-то. Я толком и не поняла.

– Како отравление? А убивца тогда при чём? Отравил, что ли, он её?

– Говорю же: не знай!

– А кто девчоночку-то хоронить будет, если мать в больнице?

– Родственники, может?

– Папанька, наверно, приедет.

– Приедет… Как же. Он дочку и не видел ни разу, ушёл-то когда… Тамарка ещё брюхатая ходила.

– Ой, что будет, что будет…

Я понял, что больше ничего толкового не услышу, и ушёл. Бабки проводили меня взглядом. Чёрт! А вдруг запомнят? Вдруг полиции расскажут, что был, дескать, здесь мужик странный, сидел, слушал, на подъезд Тамары смотрел? Кажется, у меня началась паранойя. Спокойствие, мало ли людей на эту лавку садились! И мало ли ещё сядут! Они смотрят, потому что у меня капюшон на кепку надет и потому что привыкли смотреть.

Вот интересно, уж не был ли гений Достоевский и сам убийцей, иначе как он мог предположить, что чувствует и что делает совершивший преступление, и так точно попасть в десятку!

Меня ели беспокойные мысли. Я боялся, страшно боялся, что каким-нибудь образом они вычислят настоящего преступника. Вдруг где-то на стене дома была камера? Мало ли на первых этажах фирм! Вдруг сердобольная соседка видела нас в глазок? Вдруг они смогут составить фоторобот? Вдруг Тамара успела позвонить подружке и рассказать, какого мужика она привела домой? Вдруг я стёр не все отпечатки? Вдруг сперма осталась в ней? У меня был миллион вопросов, но не было ни одного ответа. Сомнение глодало душу, всё нутро изнывало от тоски и неведения.

Зато мук совести не было. Ни за девчонку, ни за её мать. Я изменил бы только одну вещь в тот день, если мог: не подошёл знакомиться, чтобы не поставить под угрозу свою жизнь.

Ещё и алиби дурацкое. И взгляд этого Альберта не вселял уверенности. Он смотрел, как кот. А я вроде сметана. Мало ли, вдруг в голову этого утырка придёт мысль шантажировать меня? Если я откажусь выполнять условия, он пойдёт и расскажет полиции, что я совершил преступление: отмудохал парня и ударил девчонку. Они быстро сообразят, что ничего подобного не было в ту ночь. И начнут копать. А если докопаются? Хотя как? Если следов моего пребывания в квартире нет, а я надеюсь на это, то и доказать мою причастность к убийству нельзя.

Спокойно, мужик. Всё утрясётся. Сейчас главное – не выдать себя. А то, как Родион, пойду узнавать в полиции, кто убил, да как, да что известно.

Уехать бы куда-нибудь в тёплые южные страны, поваляться пару недель на пляже, покупаться в море-океане, отдохнуть и расслабиться, подцепить пару мулаток… Господи, секс не доведёт меня до добра. Но что думать об этом – всё равно подписка о невыезде запрещала мне покидать даже границы города.

Я читал в интернете о таких делах, о доведении до самоубийства. Очень субъективная штука. Мало процессов выигрывают прокуроры, потому что одна лишь записка не является стопроцентным доказательством того, что именно указанный человек довёл суицидника до последней точки. Но длиться дело может и год, и два. Только представьте: я не виноват, но сижу в клетке, в душной серой городской клетке. Невыносимо!

Я хотел скрыться, сделать новые документы и пластическую операцию. Звучит фантастически, но денег бы мне хватило, хотя я понятия не имел, к кому с такими вопросами обращаться, а стоимость таких услуг взялась в голове из сериалов, фильмов и дешёвых детективов.

Страшно было ещё и потому, что в полиции у меня взяли кровь на анализ. Марина же была беременна, и они хотели установить отцовство нерождённой твари. Если предположить, что в Тамаре осталась сперма, то по базе они вычислят меня в миг! И времени на сборы не будет. Что делать?

Мне в голову пришла гениальная идея. Сразу две! Я вспомнил, что когда-то давно встречался с девочкой из отдела кадров полиции. По-моему, настало время снова связаться с ней. Расскажу правду, что меня обвиняют, а я невиновен и просто хочу быть в курсе дела. Только нужно быть тонким: никому не нравится, когда его используют, а бабам – тем более. Ещё я решил начать собственное расследование по делу Марины. Я хотел выяснить, почему она подставила меня.

Начал с Ольги, которая работает в полиции. Написал ей сообщение, очень красивое и интригующее:

«Привет, Оля. Я давно вспоминаю о тебе, только написать или позвонить как-то не решался. Но, видимо, судьба хочет снова скрестить наши дороги! Вчера я нашёл кое-что в своей квартире, что принадлежит тебе, и подумал, что это знак. А ещё ты мне приснилась сегодня: как будто мы сидели на берегу моря, спина к спине, тёплый ветер ласкал твою кожу, ты улыбалась. Я понял, что нельзя игнорировать послание с самих небес! Если ты не против встречи, дай мне знак. Твой Я».

Она всегда клевала на приторные штучки вроде «это бог соединил нас, Ольга, я уверен в этом».

Теперь – Марина. У неё была сестра, забавная такая девушка, но они не ладили: Вика работала танцовщицей в клубе, бросила учёбу ради парня, а он потом бросил саму Вику. Марине претили и философия, и поведение младшей сестрёнки. Но девушка хорошенькая: пару раз я заглядывал к ней в стриптиз, она танцевала мне приваты, но трахать её я не решался. Бабы – дурной народ, я не хотел рисковать постоянной пилоткой ради трёхлитровой вагины, в которую лезут все, у кого достаточно денег на кармане.

– Вика, привет! Узнала меня? Сегодня работаешь? Я хочу поговорить.

– Подъезжай в клуб к девяти.

– Как ты? Держишься? – нужно же проявить сострадание, всё-таки у неё родная сестра умерла.

Ответ вызвал у меня улыбку:

– Нормально. Меня утешает квартира, ведь теперь она моя.

Чудная девушка. Я сомневался, что она может что-то знать, но попробовать стоило. Попытка – не пытка. Хорошо, кстати, было бы попасть в Маринину квартиру: у неё там были тайники, она в них хранила деньги. Привычка совков – прятать средства под матрас или в банку, видимо, от родителей передалась.

Я шёл домой и думал: нужно обзавестись стукачом в полиции. Чтобы, если они выйдут на меня, он сразу – стук! стук! – а я такой – собрал вещички, помахал ручкой и – оп! – в поезд или на самолёт. На эту роль могла бы подойти Вика, но я не доверяю женщинам. Они ненадёжны.

Баба может заглядывать тебе в рот, готовить ужины и пластаться у ног, но иногда внутри неё что-то щёлкает, и когда ты, одинокий, задавленный проблемами, зарёванный, лежишь и подыхаешь, женщина рассмеётся тебе в лицо и уйдёт к другому. Они безжалостны и всегда предают. Я и мужикам не верю. Доверять можно лишь тому, с кем установились рыночные отношения. Ты – мне, а я – тебе. Вот тогда можно небезосновательно рассчитывать на помощь. Помогут, потому что знают, что ты не останешься в долгу.