Читать книгу Банан в Сибири. Сборник рассказов - Яна Тейлор - Страница 11

Тысяча чертей! Я во Франции! Вот она какая. Французы кругом, смешные такие, на своем лопочут «же сви лю лю», песня поется. Перед входом в отель сидит тоже из «ихних», скрестив ноги, в черных очках. Я пыхчу, втаскивая чемодан, он протягивает руку. О, та самая французская галантность! «Мадам, же не манж па сис жур!» Ах ты ж, гасконец! Или работай, детина такая!

Номер размером с гробик, настоящая каморка Папы Карло. Но ничего. Зато в центре, и вид хороший. После Турции я научилась прыгать через чемодан. На лбу Жадного Жоржа залегла недовольная морщина. (It’s claustrophobic!) Того и гляди побежит требовать лучший номер. А мне не терпелось скорее пойти осмотреться и перекусить. Мы вышли из отеля, вечерело, теплый воздух, мягкая музыка неслась из всех уголков, смеющиеся лица гурьбой проплывали мимо. Кот Базилио сидел на своем «доходном месте». Я гордо прошествовала мимо, задрав нос, а он приспустил очки и подмигнул. Вот каналья!

Сердце пело! Не верилось, что я здесь. Жадный Жорж не особо веселился – Лазурный Берег не берег турецкий. Я тараторила без умолку, восхищалась, впитывала, поедала глазами. Вот еще бы поесть! Французская кухня, любимая самыми требовательными гурманами, как известно, весьма изысканная: киш, луковый суп, рататуй. Пройдясь туда-сюда по Английскому бульвару, мы зашли в ресторанчик. Официант с чалмой на голове молча смотрел на нас и ничего не спрашивал.

А меню-то все на французском, вуаля! Как же там было в мультике? Гарсон, пуазон! Все мои познания. Гарсон, пуазон, силь ву пле! Грассируя, как мне показалось, вполне удачно, заказала я рыбу. Он и ухом не повел.

– Этот тюрбан ни черта не слышит, – прошептала я через стол Жадному Жоржу, пока тот с испариной на лбу не вынырнул из меню.

– Так, пошли отсюда! – Жадный Жорж взволнованно схватил меня под руку и поволок к выходу.

– Ты видела? Нет, ну это ты видела? – побелевшими губами шипел он.

– Что видела? Что, официант, да? Странный такой бородач, на террориста похож, да? – волновалась я на бегу.

– ФИЛЕ ЦЕЛЫХ двадцать два евро!!! It’s a rip off! It’s a rip off! (Караул! Грабеж!) – возмущенно клокотал Жадный Жорж.

– А, ну да. Дороговато, конечно, – согласилась я.

– Дарлинг, давай поищем другое место?

– Давай!

И мы стали искать. Пробежали галопом пол-Ниццы. И каждый раз, усаживаясь за столик, Киса Воробьянинов восклицал: «Однако! Грабеж! Обдираловка!» – и мы мчались на выход.

– Слушай, – просиял Жадный Жорж, – а давай как в молодости! Помнишь, можно было на булку прожить весь день, будучи студентом.

Перед глазами возникла с тоской извечная кефирная лепешка.

Похоже, из всего задуманного сбудется только хруст французской булки.

Казус белли

Через пару дней я уже не могла смотреть на багеты. Мы истоптали Ниццу вдоль и поперек в поисках куска мяса по киевским ценам. По-прежнему приходилось поедать глазами. Мечталось о котлете по-киевски, а то так ведь недалеко и до могилы Герцена. Ноги изнывали от ходьбы, я все чаще посматривала на трамвай, похожий на французскую булку. Это не голодные галлюцинации, это метафора Рубиной.

Но не хлебом единым. Я же так МЕЧТАЛА попасть в музей, посетить могилу Герцена. А завтра как раз русская группа туда и собиралась. Похоже, Жадный Жорж тоже был не ахти каким студентом. Булки стали поперек горла, и мы нашли бистро с салатами. У Жадного Жоржа была такая манера ухватить меня через стол за руку и нежно теребить ее весь ужин, пришептывая слова любви. В Турции и Киеве, где самый лучший ужин укладывался в двадцать два доллара, я могла вполне наесться и одной рукой. Совсем другое дело делить салат с одним яйцом и тремя оливками, «сплетясь ветвями».

Гаргантюа vs Пантагрюэль. Сцепившись в битве за яйцо, он одной клешней орудовал так ловко, как бы я и двумя не сумела. Так мы перекатывали это яйцо по тарелке, как Том Сойер дохлого жука, с его на мою территорию. (Внутри накипала «Марсельеза». ) Годы тренировок за столом с шестью братьями дали о себе знать. Я в сердцах отбросила вилку. Не в силах больше давиться листьями, я молча наблюдала, как в топку ушло яйцо и три оливки. Назревал казус белли. А в моем белли уже раздавался вой, почище собаки Баскервилей на болотах!

– Завтра мы едем в Монако, – причмокивая довольно, объявил он.

– Как? Я же говорила тебе, что завтра группа едет на кладбище Шато. Я хотела поехать с ними на экскурсию! Могила Герцена!

Жадный Жорж улыбнулся:

– Ну какое кладбище, Дарлинг? Я уже купил билеты, деньги не вернуть.

– Merde! («Вот дерьмо!» по-французски.)

Клянусь вам, это не я, это выругался мой пустой желудок.

– Дарлинг, в Монако столько яхт! Ты еще не видела столько яхт в своей жизни. Только ради твоего же…

На этих словах я, не видя ничего перед собой, выбежала на вечернюю набережную. И ходила, ходила весь вечер среди счастливых парочек, веселых компаний, красивых стариков на скамейках. Мне казалось, все ели мне назло.

Становилось совсем поздно, я поплелась в отель. Не хотелось подниматься наверх. Я смотрела на окошко, в котором горел свет, сидя на скамеечке напротив.

– Ашанте, – мягко произнес мужской голос. «Гасконец» присел рядом. Я вывернула пустые карманы: сама же не манж па сис жур, развела я руками.

– Ноу проблем, ля променад? – махнул он рукой на набережную. Я молча продемонстрировала мозоль на ноге.

– Ун момэнт! – воскликнул он, побежал за угол и минут через пять подъехал на кабриолете. Ничего себе профессиональный нищий!

Я усмехнулась:

– Но-но, сэ импосибле. (И как только по-французски вдруг заговорила?)

– Ту мизарабль, – он кивнул на окошко, – бойфренд?

– Ага, инфант терриБЛя.

Оревуар, как говорится. И побрела в номер. Тихонько открыла дверь, в душе шумела вода. На кровати валялись кусочки разорванных билетов в Монако.