Читать книгу Амазонки и странники - Юлия Большакова - Страница 2

Вертолет внезапно начал терять высоту ровнехонько на полпути из пункта А в пункт Б. Машина вдруг затряслась, как эпилептик, припадая в воздухе то на левый, то на правый бок, и пошла вниз, раскачиваясь, словно на резиновых помочах, зацепленных за небо. Салон наполнился многоголосым испуганным матом. Шестеро мужчин, сидящих внутри, в который уж раз за свою бурную судьбу, начали прощаться с жизнью. То, что они видели в иллюминаторы, наполняло их отчаянным детским страхом, это было страшнее всего, что они повидали и испытали в жизни. Под брюхом у вертолета расстилалась бесконечная, загибающаяся за горизонт, серо-зеленая равнина, покрытая ярко-зелеными озерцами и редкими пучками низкой растительности, держащейся на плаву в перине топкой грязи. Великое болото, занимающее весь север центральной Сибири. Мягкая посадка гарантирована: плюх – и ни привета, ни записочки. Никто даже не узнает, где их могила, даже если удастся сесть, даже если машина с наполовину полными баками не взорвется, полчаса не пройдет, как  засосет злосчастный вертолет вместе с пассажирами к чертовой матери и к свату ее – Водяному.

– Олегыыыч! Дерррржииии! – во всю глотку, стараясь перекричать грохот и рев винтов, заорал человек, сидящий ближе всего к кабине. – Падаем! В болото падаем!

Пилот ничего не ответил, а может, просто не услышал. В этот момент уже было понятно, что вертолет обречен. Он шел вниз не прямо и не винтом, а выделывая в воздухе заковыристые антраша. Нет ничего сложнее в природе, чем траектория падения вертолета, из последних сил борющегося за жизнь.

Вдруг, треск, гул и крики отчаяния прорезал торжествующий вопль:

– Остров! Остров, Олегыч! Тяни, родной, не херачиться же в топь, хоть на елочки, милый!

Действительно, впереди, совсем рядом, чернел гребень возвышенности, поднимавшейся над абсолютно плоской равниной – узкая сопка, заросшая хвойным лесом, остров посреди трясины. Счет пошел на сотые доли секунды: удастся ли терпящим бедствие долететь на своей умирающей машине до острова? И, даже если они долетят, – сможет ли пилот посадить вертолет, или он рухнет и взорвется?

Лиса худая, рыжая, пробираясь по гребню холма, выбралась на поляну и заинтересованно подняла голову. Звук, который летел с небес, не был похож ни на что, что ей доводилась слышать. Он был немного похож на выбивающийся из сил гром и еще слегка на карканье очень, очень большой вороны. Звук приближался. Лиса забила хвостом по ногам, потом вдруг дернулась и, быстрее молнии, исчезла в кустах. Большая округлая тень с прозрачным нимбом вращающегося винта упала на траву. Резко накренившись, вертолет нырнул, огромные лопасти начали рубить верхушки деревьев, в поднятом вихре завертелись в воздухе взметенные ветки, пыль с земли, листва, хвоя. Летающая машина задрожала, как огромный зверь в судорогах, и, неуклюже клюнув носом, начала вращаться волчком по часовой стрелке, стремительно опускаясь, словно вертолет засасывало в гигантский невидимый водосток. Хвост разрубал воздух, со страшной силой проносясь раз за разом над кустами и травой, казалось, что он вот-вот оторвется. Со всех сторон  падали, вовлеченные вихрем, огромные сосновые лапы. Рев и тяжелое стрекотание стали прерывистыми, машина задыхалась, из последних сил сохраняя сознание, и вдруг, как подстреленная, упала с двух метров отвесно на землю. Шасси подломились, кабина вмялась в грунт. Винт с одной покореженной лопастью медленно замедлял вращение и, наконец, застыл.

Бледные испуганные люди начали неуверенно расстегивать ремни безопасности. Все молчали, оглушенные пережитым ужасом и не веря в свое спасение.

– Выходи, все выходи! – закричал пилот, подавая пример и первым выпрыгивая из кабины. – Эта хрень может рвануть, все вниз, вниз!

Люди посыпались на землю и начали разбегаться в стороны, прикрывая головы руками. Они все были крупными мужчинами в военной или полувоенной одежде. Посмотреть со стороны – выглядели они очень внушительно, но как только они начали разбегаться, сразу стало видно, что никакие они не солдаты. Отсутствие тренировки, растерянность, животный страх за собственную шкуру читались в каждом движении. Лес огласила многоголосая матерная ругань, треск сучьев и топот. Разбежавшись по площади радиусом метров пятнадцать, потерпевшие бедствие присели и затаились, ожидая, что вот-вот раздастся взрыв. Восстановившаяся в лесу тишина некоторое время была прерываема только тихим чириканьем осмелевшей птицы.

Когда через какое-то время стало ясно, что вертолет не взорвется, люди начали выбираться из укрытий, стягиваться к лежащей машине и оглядывать картину разрушений. Пыль, поднятая вертолетом при падении, успела осесть. Вся поляна была завалена обломанными ветками. Одна лопасть верхнего винта вертолета была переломлена почти напополам и забавно свисала вертолету на нос, как упавшая прядка волос.

– Ну и что теперь делать будем? Олегыч, ты сможешь машину поднять? – спросил, наконец, тот, кто был назначен старшим, когда поток брани и сетований на судьбу-злодейку иссяк.

Пилот иронично хмыкнул.

– А винт я лейкопластырем замотаю, как ты считаешь?

– Нам бы помолиться, – очень серьезно пробормотал один из людей, испуганно озирая вкопавшуюся в грунт машину. – Мы ж на волосок от смерти были…

– Значит, передадим, что упали и будем ждать, когда нас найдут, так, выходит? – снова подал голос главный.

– К сожалению, рация умерла первой. До того, как начала отрубаться вся гидравлика, – сквозь зубы отвечал пилот.

– Ты хоть знаешь, где мы?

– Приблизительно. Где-то в центре Васюганских болот. На север – Томск, на Запад – Тюмень, на юго-восток – Новосибирск. Ближайшее жилье километрах в ста – ста пятидесяти.

Все подавленно помолчали, оценивая представшую перед ними новую проблему.

– Значит, идти надо, – сказал наконец один. – Мы ж, когда летели, какую-то деревню видели? Пошли туда.

– Через болото?

– А что делать?

– Делать нечего, – признал главный.

Сборы – если их можно было так назвать – были недолгими. Все были налегке. Наскоро перекурив и определив приблизительно в какую сторону нужно идти, команда двинулась в путь. Главный шел впереди, за ним неровным строем потянулись остальные. Пилот замешкался у кабины, еще двое поотстали, делая вид, что оглядывают лес. Как-то так само собой получилось, что в следующий момент они оказались ровно за спинами своих спутников. Последовал быстрый молчаливый обмен взглядами. Откуда ни возьмись, в руке пилота оказался ИЖ-71 – вороненый, курносый брат «Макарова». Тихо щелкнул предохранитель. Пилот коротко кивнул и тут же двое идущих рядом с ним мужчин, синхронно, как в балете, вскинули вверх руки с пистолетами. Три выстрела грянули почти одновременно. Три человека упали, как подкошенные. Нападение было так неожиданно, что жертвы даже не успели обернуться. Главарь, шедший впереди, с изумлением повернул голову и окинул взглядом предателей, в руках которых еще дымились стволы. Пилот усмехнулся, встретившись с ним глазами. От этой усмешки лицо главного мгновенно покраснело и на лбу выступил пот.

– Что ж ты делаешь, сука? – прошипел главарь и потянулся к кобуре.

В тот же момент к нему подскочил справа огромный чернобородый мужик и, издав смешной крик «А-а-а!» в упор выстрелил ему в ухо. Главный упал.

– А ты не ругайся, – тихо проговорил пилот, глядя на поверженного противника с брезгливым превосходством. Дело было сделано.

Когда четверо уже лежали на земле, один из оставшихся мужчин обошел их и пунктуально, тщательно, как будто участвовал в профессиональном конкурсе, выстрелил каждому в голову. Только бывшего главаря он обошел – отчаянный чернобородый подельник избавил его от необходимости делать контрольный выстрел. Следом за ним шли его товарищи по предательству: они переворачивали трупы, расстегивали на них куртки, задирали свитера и рубахи и снимали с убитых поясные сумки – плоские и тяжелые. Сумки эти они немедленно распределили меж собой – у каждого из них, не считая пилота, уже была точно такая же сумка, теперь у пилота тоже была одна, у остальных – по две. Затем они вернулись к вертолету и вытащили припрятанные рюкзаки. Теперь пилот вел себя гораздо более уверенно: он ориентировался по компасу, поглядывал на солнце и на часы. Он уже не казался потерянным. Его подельники тоже ожили, словно пролитая кровь подкрепила питала их, движения стали четкими и уверенными, казалось, что тяжелая обуза скатилась с их плеч.

– Что с ними делать будем? – спросил чернобородый, мотнув головой в сторону трупов.

– А ничего не будем, – ответил пилот. – Стволы заберите.

– С собой возьмем, да, Олегыч? – черный великан говорил с пилотом слегка заискивающе. Не было сомнений, кто теперь стал вожаком.

– Ихние заберем, свои в болото кинем. Чтоб если вдруг их найдут, нас по оружию не вычислили.

– Олегыч, ты у нас голова, – радостно проговорил чернобородый, быстро обшаривая трупы один за другим.

– А с вертолетом что? – лениво процедил третий – бледный щербатый блондин.

– Ничего, теперь его танком отсюда не снимешь. Для всех мы погибли смертью храбрых. Геройски пали на путях незаконного бизнеса.

– Повезло нам как, а Олегыч? – прошептал черный, косясь на скособоченный  вертолет.

– Везение, Коля, это игрушка «Сделай сам», – ухмыльнулся пилот. – И то, что вы сейчас пронаблюдали, это, дорогой, было не везение, а мастерство высшего пилотажа.

– Как все это? – не поверил простодушный бандит. – Вот это все? И ветки, и зарылись? И тряслось когда? Это все ты сам, нарочно?

– Ладно, пока все идет на пятерку с плюсом, – прервал его восторги пилот. – Поход еще не окончен. Через четыре дня мы должны выйти к железке, а то вправду подохнем тут. Вперед.

Трое убийц и воров молча шли по лесу. Земля под их ногами медленно шла под уклон. Пилот знал, что скоро остров кончится и перед ними раскинется самое большое болото в мире. Он был к этому готов: страдания окупятся. Груз, который они несли на себе, гарантирует им блаженную жизнь до самой смерти – там, где их никто не будет знать, там, где вчерашние подельники, работодатели и органы правопорядка не найдут их, где можно будет начать жизнь сначала. Рядом с теплым океаном. На юге, под сенью пальм. Где сиеста и фиеста. Мужчина счастливо улыбнулся. Он любил риск и еще больше любил, когда риск оправдывался.

Вдруг за стволами деревьев мелькнуло что-то белое. Пилот немедленно остановился, остановились и его спутники, с трудом погасив инерцию больших рюкзаков. Осторожно и тихо пилот сделал шаг вперед, сжав в ладони пистолет. Глаза его округлились от изумления.

Это был мальчик-подросток, одетый в белую рубаху до колен. Он шел по лесу, словно бы задумавшись, и как-то странно подергивался при ходьбе. Похоже было на то, что он здесь один. Так странно было увидеть его здесь, в глуши, вдалеке от человеческого жилья, что пилот почувствовал, как по спине его пополз холодный пот. Он сам удивился, как эта встреча его напугала, что-то в этом было нехорошее, мистическое…

– Ну-ка, лови пацана! – вполголоса приказал он чернобородому. Тот подчинился охотно. Через секунду мальчишка уже трепыхался в его огромных руках.

– Ты откуда, а, щен? – спросил пилот, нагибаясь и заглядывая в лицо мальчишки.

Мальчик загугукал что-то нечленораздельное, при этом верхняя губа у него странно отворачивалась вверх, показывая черные у корней, мелкие, как у мыши, зубы. На его бледном веснушчатом лице застыло выражение строгой, совершенно неуместной, скорби. Один его глаз был полузакрыт, другой глядел на обидчика глупо и криво.

– Чё это с пацаном? Псих, что ли? – пробормотал чернобородый, встряхивая мальчика за руку.

– Да уж ясно, что не вундеркинд, – откликнулся пилот, отрывая взгляд от мальчика и внимательно оглядываясь по сторонам.

– Откуда он взялся? Из деревни пришел?

– Тут за сто километров ни одной деревни нет, – отозвался пилот, продолжая вглядываться в кусты и стволы сосен.

– Может, из дурдома сбежал?

– Ты, Николай, у нас просто гений дедукции…

– Чё?

– Ничего. Откуда тут дурдом-то?

– Ну что, мочить пацана придется? – после небольшой паузы спросил чернобородый Николай.

– Нет, отпустить его придется.

– А вдруг он про нас сболтнет?

– Да что он сболтнет, он говорить не умеет!

– Может, лучше все-таки кончить мальчишку и в болото спустить – на всякий случай? – подал голос молчавший до этого блондин.

– А вы не подумали, что его искать будут? А? – пилот оглядел на своих спутников. – Посоображайте маленоко, шестеренками в башке покрутите. Как он сюда попал – один, псих слабоумный? Кто-то его, наверное, сюда привел или привез?.. Значит, его будут искать.

– Так не найдут же, если мы его утопим?..

– А найдут наш вертолет – вот ништяк-та! Кергец если даже на секунду усомнится, что мы мертвы, – он же нас из-под земли достанет, или как ты считаешь?

– Достанет и яйца оторвет, – спокойно согласился блондин. – А потом скормит доберманам.

– Это верно, Олегыч… Правильно говоришь… – закивал черный.

Он с неохотой выпустил мальчика, и тот сразу же осел, скуля, к его ногам. Мужчина брезгливо дернулся, пытаясь отпихнуть мальчишку:

– Ты, иди давай… Иди отсюда!

Тот, не понимая, видимо, в чем состоит опасность, вместо того, чтобы бежать, судорожно взвизгнул и еще сильнее прижался к сапогу обидчика, цепляясь за его штаны и куртку. Мужчина грубо отпихнул его от себя, недоумевая и злясь, и мальчик упал на землю, заливаясь плачем. Вдруг по его телу волнами пошли судороги. Плачь прервался, белые пальцы задергались и начали хвататься за траву. Икота заставляла горло больного странно колыхаться, словно какое-то живое существо пыталось выбраться из его шеи, слюна ниткой текла изо рта в слежавшуюся хвою. Вооруженные люди стояли вокруг. Это зрелище болезненно завораживало их. Они недоумевали, боялись, но самым сильным чувством было, пожалуй, это странное, балансирующее на грани наслаждения, отвращение, заставлявшее смотреть и смотреть. Поэтому ни один не заметил, как в десяти шагах от них качнулся куст дикой малины, из листвы плавно, как змеиная голова, выплыл конец ружейного ствола.

Звук выстрела подкинул людей над землей. Пилот, в голове которого все еще держались отзвуки тревоги, возникшей в тот момент, когда он увидел этого мальчишку в лесу совсем одного, быстрее всех растянулся на земле и начал лихорадочно крутить головой, ища источник звука. Бок о бок с ним припал к траве третий подельник, а Николай почему-то дрогнул и начал медленно оборачиваться вокруг своей оси, постепенно сгибая колени, словно выполнял какое-то экзотическое балетное упражнение. От черной дырочки в спине его куртки потянулся чуть заметный дымок. Он качнулся, вскинул руки и внезапно рухнул плашмя навзничь, задрав в небо черную бороду.

Пилот, не веря своим глазам, приподнялся на локтях, и тут же вторая пуля вырыла нору в земле у самой его ладони. Нападение было настолько неожиданным, что он растерялся. Словно бы и ждал, что произойдет что-то плохое, но когда все началось – вот так, с бухты-барахты, он на миг окоченел. Его товарищ, оставшийся в живых, успел тем временем выхватить оружие. Пилот видел, как на экране кинотеатра, близко-близко, отчего все казалось огромным, руку его, вскидывающуюся вверх, и рот, кричащий что-то матерное и изумленное, и всклокоченные светлые волосы, с которых скатывалась шапка. Третий выстрел был сделан с их стороны, но тут же из-за кустов ответило сразу два ружья.

«Засада!» – отчетливо прозвучало в голове у пилота. Он вскочил и побежал прочь, петляя меж стволов, чтобы выстрелам невидимых людей было не так легко его достать. Бывший третий, а теперь второй, вскочил следом за ним, и тут же, испустив крик «А-а-аааа!», он дернулся и присел на одно колено.

– За мной! – гаркнул пилот. Он дернул спутника за руку, принуждая встать, а тот вдруг заплакал и зашептал:

– Олегыч, бабы! Что ж это такое, я ж не хотел… Мальчонку-то мы… Мы ж его отпустили!..

Он судорожно зажимал рукой кровящую рану на боку. Из раны почему-то торчала тонкая палка с черным пером, примотанным к концу. Пилот, одурев от этого дыма и шума и внезапно подступившего к самому горлу ужаса, ожидая вот-вот очередного выстрела, посмотрел назад. За деревьями маячили какие-то длинные темные тени. «Мужики в юбках – вот хреновы маскировщики», – мелькнула у него в голове нелепая мысль. А потом еще: «Правильно Николай, выходит, сказал: дурдом!» Это просто удивительно, как быстро начинают нестись мысли. Все происходящее было так нелепо и непонятно, что он даже боялся-то как-то вполсилы, понарошку. Сам плохо понимая, что он делает, мужчина схватил за конец оперенную палку и выдернул ее из тела раненого. Тот дернулся и осел. Пилот, чувствуя биение пульса в висках, смотрел на предмет в своей руке. Это была стрела с тонким каменным наконечником, вымазанном в крови.

Пилот отпустил невезучего грабителя и побежал что есть сил через лес, пригибая голову и стараясь не считать выстрелы, доносящиеся ему вслед. Первая пуля догнала его, когда он старался одним гигантским прыжком перемахнуть через яму, заросшую вереском и хвощом. Обожгла плечо и мгновенно сделала всю правую половину тела от горла до пояса горячей и чуткой. От этого он приземлился неловко, подвернув лодыжку, и конкуренция боли в двух областях его тела махом достигла высшей точки. Потом что-то еще ударило его в плечо, когда он уже выбирался с острова, понимая, что и в болотах ему нет спасения, но продолжая бежать вперед, потому что пути назад все равно не было. Третья положила конец его мучениям и нелепой этой погоне – он уткнулся лицом в мокрый пахучий мох, и последним его чувством перед тем, как все померкло, был жгучий, омерзительный стыд. Чьи-то руки перевернули его на спину, причиняя невыносимую боль, и сквозь туман, застилающий глаза, он увидел над собой склонившуюся женщину с темным, солдатским лицом, в грязном платке, плотно обматывавшем голову, с бледно-синими, как сибирское небушко, холодными глазами. Лицо ее было буро и ноздревато, как сырой ржаной хлеб. Она проговорила что-то на непонятном языке. На сгибе руки ее висел полукруглый лук, а голос ее был невнятен и дик. Потом за ее спиной появилась еще одна женская голова в платке, и затем еще одна, а потом, наконец, наступило блаженное небытие.

Через день, около девяти утра компания сборщиков клюквы уже ползала по кочкам, примыкавшим к Васильиному лягу. Все разбрелись на довольно большую площадь. Никто никому не мешал. Каждый старался как можно меньше перемещаться и как можно больше собрать. Ягодные совки с длинной «расческой» по краю, усердно чесали пышный мокрый подлесок. Глаза рыскали по кочкам, выискивая красные пятна – лужи и озера клюквы, впадины, наполненные клюквой, кочки, осыпанные гроздьями исчерно-кровавой ягоды.

Один из сборщиков – молодой парень недеревенского вида, с увлечением «пасся» на правом фланге. Боковым зрением он заметил интенсивно краснеющий пригорок в десяти метрах к северу и поспешил туда, как был, – на четвереньках. Обогнув высокую кочку, он наткнулся на окровавленного человека.

Обалдев от неожиданности, парень даже не сразу осознал, что это не ягода краснеет, это кровь тянется широким следом от лежащего.

– Спасите! – прошептал человек. – Ради бога…

Когда сбежались остальные, привлеченные испуганными криками товарища, раненый уже ничего не говорил и, похоже, не дышал. Его лицо было синее и мокрое, как рыбье брюхо, а пальцы рук скрючены в последней судороге. Нашедший его парень пытался расстегнуть пропитавшуюся кровью куртку, чтобы послушать, бьется ли сердце.

– Что случилось?

– Это кто такой?

– Охотник, что ли?

– И давно он тут?

– По радио ничего такого не слышали?

Град вопросов, суетливое махание рук, испуганные и вместе с тем невольно радостные голоса – голоса людей, причастных к сенсации – и здоровое теплое дыхание здоровых живых людей, казалось, мгновенно оживило холодный лес. Болота сразу перестали казаться холодными и опасными. Но лежащему в крови это уже не могло помочь.

– Умер, – произнес приговор парень, поднимая голову от его груди и нервно стирая с уха чужую кровь.

– Надо же, как не повезло мужику, – таков был общий приговор.

После этого все стали спорить: как доставить труп в деревню и нужно ли это делать. До деревни было километров двадцать, и никто не хотел бросать с таким трудом добытую клюкву, чтобы сменить ценный груз на труп незнакомого человека.

– Может, он живой еще! – противоречил самому себе нашедший его парень. – Может, он просто без сознания. Может в коме! Может, его еще можно оживить!

– А как ты его потащишь через болота? Ты на себе его потащишь? – возражали товарищи. – Да мертвый он, что ты несешь! Как живой человек может быть такого цвета? И не дышит вон. И пульса нет.

– Правильно, даже если он сейчас еще и не совсем мертвый, то пока мы его дотащим до какого-нибудь врача, он точно помрет.

– Жалко мужика, конечно, но, блин, что мы-то поделать можем? Что можем?

И в конце-концов всеобщий гвалт снова уперся в фаталистическое:

– Всякое бывает в жизни. Не повезло…

– Он еще говорил, когда я его нашел, – болезненно сморщившись, бормотал парень, не в силах оторвать взгляда от мертвого лица. Это бы первый покойник в его жизни, и он сам не ожидал, что он произведет на него такое впечатление. – Так просил меня, так просил. «Выручи, – говорит, – браток! Я тебе заплачу!» Совал мне в руку какие-то камушки, плакал… Бабы, говорил, лесные его подстрелили. Его и его товарищей. Вышли из леса и всех перестреляли. Бабы со стрелами!…

– Амазонки! – хмыкнул кто-то сзади.

– Бредил, – с суровой серьезностью сделал заключение большой мужчина с мохнатой марксовой бородой. – Бывает, что перед самой смертью человек на секунду в сознание приходит, а потом – все, каюк!

– Кончался уже, – вторил кто-то из-за широких спин.

– Ладно, поднимайся, Женя, нечего тут сидеть. Пошли, пошли. Вернемся в село – в милицию сообщим.

Увлекаемый чьими-то нежными, но очень крепкими руками, парень встал, машинально сунул в карман горсть темно-коричневых, маслянистых на ощупь, полупрозрачных камушков, похожих на речную гальку, отряхнул колени и пошел прочь следом за друзьями, продолжавшими на ходу громко спорить, распугивая лесных птиц.