Читать книгу Амазонки и странники - Юлия Большакова - Страница 4

С самого утра мы отправились за покупками. Видимо, Бабье лето решило порадовать нас на прощание целой серией солнечных теплых дней. Мы с Сашкой вышли из дома чуть раньше, стояли и курили у подъезда, наслаждаясь погодой, пока девушки собирались. Потом они вышли. Когда я увидел Лену, я просто обалдел. Даже забыл пепел стряхивать. Она была в длинном, очень длинном и узком платье из темно-синего как бы кружева, облегающего ее, как змеиная кожа. И под этим платьем были видны ее ноги практически целиком. А на ногах у нее были туфли на очень высоких тонких каблуках. Черные волосы кудрями падают на плечи, красная помада – в общем смотрелась она просто зашибись, настоящая роковая женщина! Может, немножко чересчур нарядно, но для такой красивой девушки это не страшно. Маринка – та была в розовой кофте и в джинсах – стала что-то говорить, что «лучше бы ты брюки надела и на ноги что-нибудь удобное». Я так понял – завидует малышка. Но странно, что и Сашка, когда Лену увидел, фыркнул и сказал что-то вроде: «Мы не в цирк собираемся, а на рынок». Лена сказала, что она не понимает, а Сашка заявил – вот гад! – что «Поприличнее надо бы одеваться, не у себя в деревне». Лена, надо отдать ей должное, не смутилась, и сказала, что одеваться она будет так, как считает нужным. Так и мы пошли.

Сначала ехали на метро, потом на троллейбусе, потом еще нужно было пройти через перекресток. Лена на своих каблуках и в узком платье вышагивала очень гордо, но быстро идти не могла. Сашка постоянно вырывался вперед и говорил, что у нас не миллион лет времени и чтобы мы шевелились. На Лену вообще сильно обращали внимание. Мужики пялились обалдело, а бабы криво хихикали. Я взял ее под руку, чтобы «помочь ей на кривом асфальте». Мне было приятно, что меня видят в обществе такой эффектной девушки. Сашка сказал, что я смелый – не боюсь, что меня примут за сутенера. Ему лишь бы повыпендриваться. Но ничего, я, может, и не очень смелый, но зато добрый. Я ему ответил, что я не боюсь вызвать зависть у встречных людей. Лена посмотрела на меня с благодарностью.

Купили мы кучу всякой еды, консервы, потом еще пленки для диктофонов и фотоаппаратов. Довольно значительная тяжесть. Санька быстро распределил все покупки между нами поровну. Я сказал, что девочкам можно бы и помочь, но он ответил, что они же феминистки и хотят равенства полов, так что пускай тащат равную долю. Девчонки не стали возражать и потащили. Но это, конечно, была фигня. Особенно Лене тяжко пришлось на каблуках с этими авоськами. Я все-таки, у нее одну сумку забрал, несмотря на презрительные ухмылки Сашки. Он поухмылялся-поухмылялся, но потом тоже захотел у Маринки что-нибудь взять – совесть, видно, замучила. Но она не дала, сказала, что ей не тяжело. Рабочая лошадка такая. А Сашка все пытался Лену поддеть:

– Что же ты, – говорит, – за равенство полов ратуешь, а сама на таких каблучищах ходишь? Мужики же так не ходят?

Но она не растерялась и ответила:

– Конечно, потому что мужики бы просто не выдержали на каблуках. Мужчина гораздо слабее женщины, особенно морально. Женщина легкой походкой и с улыбкой пройдет на высоченных каблуках по разбитому асфальту, а мужчина бы слезами умывался на ее месте.

Санька не нашелся, что на это ответить. Вот так тебе, Савченко.

Когда мы вернулись на нашу «базу» и разгрузили покупки, была уже половина третьего. Сашка предложил пойти куда-нибудь поесть. Лена сказала, что она устала и хотела бы перекусить не выходя из дома. Но Сашка тут же припомнил ей то, что женщина гораздо сильнее мужчины, так что же она теперь хлюздит? Лена сжала зубы, затолкала ноги назад в туфли, отчаянно морщась, но, не говоря ни слова, и мы отправились в центр.

Мне казалось, что мы и так, вроде, были в центре, но Сашка сказал, что центр центру рознь: «Город большой, это тебе не ваш аул, тут через центр надо ехать на метро».

– Ну, так куда пойдем, в ресторан? – повысила голос Лена. Очень она эффектно выглядела на своих каблучищах, стоя посереди оживленного перекрестка на фоне всех этих огромных рекламных щитов и блестящих витрин.

– Нет, не в ресторан, вы что, у меня столько денег нет, – испугалась Маринка.

– Пойдем на набережную, – предложил Сашка. – У нас тут открылся новый цветомузыкальный фонтан на воде.

– А старый был на спирту? – серьезно спросила Лена. Я зашелся в хохоте.

– Имеется в виду – посреди реки фонтан, – пояснил Сашка, не поддерживая мое веселье. – Там, на набережной, и поедим. Заодно обсудим план действий.

Все летние кафешки были еще открыты. День выдался замечательно теплый. Облака бежали по небу как угорелые. От Оби дул сильный ветер, трепавший зонтики и иногда даже переворачивающий пластиковые стулья. Противоположный берег с рядами высоких домов был затянут серой дымкой. Сверху, от шоссе, доносился непрерывный рев машин, а иногда над нашими головами проносился поезд, клацая и подвывая в трубе закрытого метромоста. Мы заняли столик у самого бордюра с видом на фонтан, неряшливо раздувавшийся почти посередине реки, как косматый водяной веник. Взяли четыре шашлыка, два салата из капусты и четыре пива в пластиковых стаканах. Порывы ветра были такими сильными, что приходилось постоянно придерживать стаканы, чтобы их не опрокинуло. Есть шашлык, одновременно удерживая пиво, – это почти цирковой номер, я вам скажу. Сашка заявил, что нам надо «размочить» нашу экспедицию. Он имел в виду не выпивку, как я в первый момент подумал, а фотографии. Санек заставил нас усесться поближе друг к другу, потом обхватил за плечи меня и Маринку, притиснув нас к сидевшей посередине Лене, и крикнул:

– Смайл!

Солнце било прямо мне в глаза, зайчики отражались от поверхности реки и от металлической ограды. Я постарался открыть пошире прищуренные глаза, и тут же сверкнула вспышка. Слева направо и сверху вниз: Александр Савченко, Марина Николаева, Елена Свияга, Игорь Кауров. Наш первый коллективный снимок.

– Ну так что, – сказал Санька, утолив голод. – Вы, дамы, как новые члены нашего отряда обязаны доложить ваши цели и задачи. За какими чебуреками вы едете в Гнилую Елань? Какие у вас научные интересы, вообще? Разве у феминисток бывают научные интересы?..

– Я занимаюсь половым разделением труда, – деловито сообщила Марина, кивая головой, как китайская глиняная собака, каких сажают за заднее стекло автомобилей.

– А, чего им заниматься! – радостно потянулся Сашка. – Место женщины на кухне. Или как там… Кюхе, киндер и кирхен! Природой так предназначено.

– Я не согласна. Я напротив, считаю, что основа такого разделения скорее гендерная, культурная, а не биологическая. Общество воспитывает девочек в сознании того, что им место в так называемой «женской» сфере, связанной с детьми и домоводством. Если бы было другое воспитание – то и разделение обязанностей было бы другим.

– Как только вы воспитаете мужчин так, что они научатся кормить грудью, я тут же перестану спорить и признаю свое поражение. Я даже сам запишусь на курсы будущих мам. Ну а ты, – Сашка повернулся к Лене, – какие гениальные идеи ты исповедуешь? Давай, рассказывай, что там у тебя по поводу перехода от матриархата к патриархату?

– На самом деле, матриархат не сменился патриархатом, – заявила Лена, деликатно вытирая салфеткой губы. – Он просто перешел в скрытую форму… Рот закрой, простудишься.

– А-а-аа? – протянул Сашка, вытаращив глаза.

– Я предлагаю делить историю человечества не на матриархат и патриархат, а на первичный матриархат и латентный матриархат, – продолжала Лена, с некоторым злорадством глядя на обалделого Сашку. – Просто на определенном этапе истории женщины преднамеренно отдали так называемую «политическую власть» в руки мужчин, а сами перешли на теневые командные позиции. Роль мужчин в этом так называемом «захвате власти» была нулевая. Женщины сами предоставили мужчинам право умирать на полях сражений, напрягаться, выполнять силовые работы, официально править, а сами продолжали управлять обществом изнутри семьи и посредством сексуального влияния.

– Правда? – яду в Сашкином голосе было столько, что если б он сейчас перегнулся через поручни и плюнул в Обь, мертвая рыба плыла бы до самого Ледовитого океана. – А потом что же произошло?

– Потом? Потом ничего не произошло. Он так и тянется.

– Кто тянется?

– Латентный матриархат. Продолжается в наши дни!

Я думал, с Сашкой инфаркт приключится.

– Ты вообще соображаешь, что ты несешь? – заорал он, когда слегка пришел в себя. – Это же чушь собачья! Это… Это такая чушь – я даже слов не нахожу. Ты просто не понимаешь, что такое «матриархат» и «патриархат», да? Господи, кто только вам грант дал…

– Общество поддержки молодых женских научных кадров имени Беатрис Стагнер, – сообщила Марина.

– Не знаю такого. И счастлив этим. Игорь, это какая-то секта. Я такого антинаучного бреда никогда в жизни не слышал. Ты вообще в курсе, что матриархат и патриархат – это фазы первобытнообщинного строя? – снова повернулся он к Лене, невозмутимо потягивающей пиво. – Ты в школе-то училась, красавица? Как матриархат – уж какой угодно, прости господи, латентный, активный, пассивный – может продолжаться в наше время? Или ты продолжаешь жить при первобытнообщинном строе, Пенелопа? Если да, то тогда я не удивляюсь твоим научным теориям…

– Это все терминологические придирки, – с достоинством ответила Лена. – Термины «матриархат» и «патриархат» имеют более общее культурологическое значение: доминация женщин или доминация мужчин – вне зависимости от этапа развития общества. Кстати, Марксова формационная теория давно вышла из моды…

– Из моды? – Сашка подавился собственной слюной и закашлялся. Говорить он не мог, только рукой махал. Лена подняла брови и с чувством победителя отвернулась к реке. Ветер романтически растрепал ее черные кудри.

Сашка Савченко был, с одной стороны умный, а с другой – дурак дураком. Ему было мало знать про свое интеллектуальное превосходство, он обязательно хотел, чтобы об этом знали окружающие. Ленино высокомерное заявление было ему просто как шило в одно место. Нам нужно было этой ночью отправляться в тяжелую, долгую дорогу, и любой на нашем месте позаботился бы о том, чтобы использовать последние часы в городе для отдыха, оставив идеологические склоки на потом. Но Сашка теперь счел своим долгом третировать Лену всеми доступными ему способами – просто, чтобы она почувствовала свое ничтожество перед ним, Александром Савченко. Когда мы поели, он заявил, что нам позарез требуется общий экспедиционный журнал. «Я должен иметь в финале объективные данные. У наших коллег такая фантастическая картина мира, что на их интерпретации событий я рассчитывать не могу. Будем вести дневник и записывать каждый наш шаг, чтоб потом не было никакой путаницы», – сказал он. И мы потащились в магазин канцтоваров, до которого почему-то никак нельзя было доехать на метро, а только на автобусе и троллейбусах с двумя пересадками. Был как раз час пик, народу в транспорте было – битком, мы уже все порядочно устали, а Лене на каблуках пришлось совсем плохо. При выходе из последнего троллейбуса, кто-то наступил ей на подол платья и она, потеряв равновесие, вылетела наружу. Хорошо, что я успел ее подхватить. Платье у нее разорвалось по боковому шву, где и без того был высокий разрез, до самого пояса.

– Одеваться надо по-человечески, – откомментировал Сашка.

– Это Дольче и Габбана! – с ненавистью прошипела Лена.

– Почем брала, по сто пятьдесят рублей?

– Не твое дело! – фыркнула Лена, придерживавшая расходящееся на боку платье. – Ну и как я теперь пойду?

Кружевное полотно стягивалось, как резиновое, и в разрезе постоянно мелькали черные трусики. Проходящие мимо мужики просто шеи сворачивали, пялясь на нашу компанию. Я постарался закрыть девушку собой.

– Давай посмотрим какие-нибудь булавки в канцтоварах, – предложила Маринка.

Мы гуськом вприпрыжку подались в магазин, двери которого занимали угол старого купеческого дома. Внутри девочки пошли разыскивать что-нибудь для починки платья, а мы с Сашкой отправились за экспедиционным журналом.

– О, давай вот эту возьмем, – Сашка радостно вытащил из стопы «общую» тетрадь в клеенчатой обложке ярко-красного цвета. – Красный – это цвет надежды!

Я не удержался и поправил:

– Цвет надежды – голубой.

– Сам ты голубой, – не медля ни секунды, отбрил Сашка.

– Цвет надежды – зеленый, – сообщила подошедшая сзади Марина.

– Надо же, как все разбираются в цветовой геральдике, просто не экспедиция, а рыцари круглого стола. А все же, позвольте взять красную тетрадь: у нее будет меньше шансов потеряться. Опять же, если мы заблудимся в болоте, то будем махать ей, и нас увидят издалека.

– Ну что, нашли что-нибудь? – спросил я Марину.

– Ага. Продавщица ее на скрепки пластиковые скрепляет, – Маринка хихикнула.

– Я надеюсь, она не потащит этот бальный наряд с собой, – сказал Сашка.

– У меня куртка точь-в-точь такая же красная, – Марина ткнула пальцем в тетрадь.

– Прекрасно, значит, ты тоже не потеряешься в болоте. Так, – Сашка посерьезнел. – Все должно документироваться. Каждый наш шаг. Ежедневно будем делать записи в дневник по очереди. Никаких самостоятельных выводов, никаких псевдонаучных спекуляций – только голые факты. Точно, объективно, скрупулезно, вплоть до самых мелких мельчайших мелочей. Настройтесь на сбор информации. Экспедиционный дневник – это наш главный документ, наше основное сокровище. Что бы ни случилось, эта тетрадь должна вернуться на Большую землю.