Читать книгу Эра Огня - Юлия Курбанова - Страница 10

Когда Фаго нагнал Фили с Петром уже совсем стемнело. Чёрные тучи, сталкиваясь друг с другом, гремели и ворчали. Но в равносильной борьбе сговорились и гнев свой обратили на землю, разразившись ливневыми потоками. Разведчики, первыми принявшие удар, в минуту вымокшие и продрогшие, как раз подошли к улице Памяти, одной из самых плохо освещенных в городе. Улица Памяти, ветхая, но живая, хранила воспоминания о ранних событиях Авирана. Здесь первый наместник Бонно приказал посадить вишню – свое любимое дерево, после того, как проявил выдержку и отвагу при осаде города. А впоследствии одержал победу за его пределами. С тех пор первое, что бросалось в глаза при въезде на улицу Памяти – это победное дерево Бонно. Немного погодя и другие наместники пожелали увековечить свое имя. Три рододендрона Бориса – символ победы в Авиранской битве у самых стен города. Клен Давыда – память о военном походе наместника Давыда. Но не только воспоминания о победах хранила улица. «Черный дворец» возвышался над домами жителей этих мест. Когда-то он был узилищем наместников потерявших власть, потерпевших поражение. Изгнанные властелины ждали приговора, сидя в темнице своего нового «дворца», или уже приговоренные и осуждённые, коротали там годы и десятилетия, кто сколько выдерживал. Дворец был упразднен сразу, как только кресло наместника занял Аморанок. С ужасом глядя на мрачное строение и обливаясь потом, при воспоминании о своей трагичной фамилии, он думал, уж не в ожидании ли его самого стоит здесь эта башня. Чтобы хоть как-то успокоить себя, он приказал разрушить ее, но испугался неведомо чего и передумал. Кончилось тем, что дворец только упразднили. Он стал чем-то вроде памятника древности и никогда больше не должен был использоваться по своему прямому назначению. Чёрной высокой башней оканчивалась улица Памяти.

Пока разведчики блуждали по тёмной улице и искали нужный дом, Фили многократно рисковал поломать себе ноги на ухабистой мостовой. Когда он в очередной раз споткнулся на дороге и ухватился за рукав идущего рядом напарника, терпение Петра иссякло.

– Ты что, слепой!? – закричал он, – смотри себе под ноги, а не то в раз провалишься в саму преисподнюю, и моя рука тебе не помощник!

– Извини, ничего не видно, – ответил Фили, – здесь очень темно, а я совсем не знаю этой дороги. Если бы хоть один фонарь светил на этой улице, я бы тебя не потревожил. А так… совсем ничего не видно.

– Почему мне видать? Если ты ещё раз провалишься в какую-нибудь колдобину, я тебя в ней и закопаю.

– Я ничего не обещаю, я делаю это не нарочно, – в голосе Фили прозвучала горькая обида.

Он оглянулся на Фаго в надежде, что тот придет ему на помощь. Но Фаго злобно молчал. Он шел следом за ними, не разбирая дороги, и проклинал весь свет.

– Зато я обещаю, – отозвался Петр, – И поверь, я всегда держу, что обещаю.

Фили ничего не ответил. Фаго испытал облегчение, когда разведчики замолчали. Дорога по которой они шли, казалась ему бесконечной. Косые капли дождя хлестали в лицо и приводили в отчаяние. Он задыхался и захлебывался под ливнем. А болтовня его напарников еще усугубляла всю тяжесть пути. Но Пётр заговорил снова. Своим тяжёлым с хрипотцой басом он предупредил:

– Если мы не справимся с таким не сложным делом, что-нибудь упустим, прозеваем, будем ворон считать… А это важное дело, за этим человеком есть чего-то, хочу напомнить. Короче если мы загубим это дело, виноват будешь ты, Фили. Чтоб ты знал, споткнуться – это к худу, старая примета. А ты споткнулся столько раз, что все неудачи мира притянул к нам.

– Но это нелепость! – вскричал Фили.

Пётр усмехнулся. Он дразнил Фили и это забавляло его. Фаго с бешенством подумал, что лучшего времени для шуток этот тугодум отыскать не мог.

– Есть кое-что еще, – продолжал Петр, – Скоро появятся ночные птицы. Это такие страшные птицы. Они беззвучно кружат и кружат над городом… Уж на них то ты как пить дать отвлечешься.

– Я не боюсь ни ночных птиц, не дневных! Если ты считаешь меня дураком и трусом, то так и скажи, незачем ходить кругами!

– Я так не считаю. Но говорят эти птицы уродцы. И откуда они сюда прилетели, кто ж их знает. Те, кто их видал, потом шёпотом передавали другим, что похоже из ада, – Пётр замедлил шаг и сам заговорил шёпотом, – и если хочешь знать, я им верю. У них огромные клюва. Такие, что запросто пробьют череп взрослому человеку. А глаза то как сверкают в темноте. Этот блеск заметишь, даже когда они забираются высоко в небо…

Как будто в подтверждение слов Петра, гром ударил с такой силой, что все трое вздрогнули и остановились. Пётр улыбнулся. В темноте блеснули его белые зубы. Эта мелочь сильно подействовала на нервы его спутникам. Гром утих, и они продолжили путь.

– Я только хотел предупредить, что эти птицы могут появиться и тогда будут кружить прямо над нашими головами. И даже если одна из них, схватит тебя, Фили, и поднимет в воздух, ты все равно не спускай глаз с дома.

Фили повернулся к Петру, сжимая кулаки.

– Ты шутишь надо мной? Я похож на мальчишку над которым можно смеяться?

– Я и не подумал смеяться над тобой. Ведь такой случай был, когда одна такая огромная птица подняла в воздух человека.

– Возьму в расчёт, – отрезал Фили.

Фаго слушал Петра и не мог понять дурачится он или говорит серьёзно. За то недолгое время, что знал Петра, Фаго уже составил себе подробный портрет своего напарника. Вот он: «Пётр всегда серьёзен, он ни разу даже не улыбнулся. И шутить точно не любит. Он вообще неразговорчив, и бывает даже, намеренно или нет, не замечает заданных ему вопросов. Редко смотрит в глаза и всегда держит рот плотно сомкнутым, как будто в ближайшие сто лет раскрывать его не собирается. При этом у него бывает вид много повидавшего человека, накопившего немалый жизненный опыт, но это обманчивое впечатление. На самом деле он туп как дубина. И бесчувственный как дубина. Сложно представить, что у Петра могут быть какие-то даже незначительные привязанности, не говоря уже о более глубоких чувствах, для этого он слишком нелюдим. Упрекнуть в трусости его нельзя. Он как раз из тех людей, которых называют вояками: мрачный бессердечный невежа, безразличный к жизням других и всегда готовый отдать свою собственную, если потребуется».

– А еще бывали случаи… – заговорил Пётр после недолгого молчания, – такие…

Но Фаго остервенело перебил его:

– Заткнись! Что это ты разговорился, Пётр? С каким пор трепать языком научился? Заткнитесь оба!

Пётр замолчал и ускорил шаг. Вспомнив их недавнюю стычку, Фаго немного смягчился. Он не хотел иметь врагов в таком важном для себя деле.

– Надо поскорее найти дом. Мы ползаем как черепахи, туда да обратно. Пошевеливайтесь. Успеете наговориться еще.

Петр хмуро посмотрел на Фили.

– Слышал, придётся поспешить, – сказал он, – Да не поскользнись, а то упадешь да захлебнешься в луже. С тебя станется.

Все трое ускорили шаг и закрутили головами по сторонам, щуря глаза, чтобы разглядеть в темноте признаки жилища Лучина. Вскоре их поиски увенчались успехом. Стоя перед домом, они даже сами удивились, как могли несколько раз пройти мимо него. В окнах дома никаких примет жизни не обозначилось. Есть ли кто-нибудь внутри или нет оставалось загадкой. Фаго отдышался и обратился к Фили:

– Значит так. Ты будешь здесь. Зайди за выступ на той стороне дороги и оттуда следи за домом. На улице темно, но человека углядишь. Уверен, что местом тайных встреч этот сброд выбрал дом племянника главаря. Он такой простофиля, что никому в голову не придет заподозрить его в чем-то. Рано или поздно они появятся, так что будь внимателен. Если что-то подозрительное, сразу сообщи мне. Я уйду за дом, на ту сторону, – Фаго неопределённо махнул рукой, – Вполне возможно, что в доме не один вход. И вполне возможно, что они захотят воспользоваться именно потайным. А ты, – повернулся он к Петру, – иди в переулок, на который выходит глухая сторона дома, и следи за этим переулком.

– Я не подведу, – ответил Фили.

– Не оплошай. Будь внимателен. Большего от тебя не требуется, – напутствовал Фаго и скрылся за домом.

Пётр быстрым шагом прошел за поворот.

* * *

Минул час, два… На улице стояла неизменная тишина. Нарушал ее только дождь, стучавший по крышам. Фаго ходил у каменной стены дома, обернувшись в мокрый холодный плащ и безуспешно старался согреться. Озноб бил его нещадно и заставлял сквозь зубы бормотать отборные проклятия. На улице завыла собака и загрохотала тяжелой цепью. Может быть оставленная беспечным хозяином под открытым небом, тосковала она по былым, счастливым дням, сохранившимся в её памяти. Но и они ушли не навсегда, только она этого не знала. Фаго эти унылые жалобные звуки навели на соответствующие мысли. «Я здесь как тот пес, брошенный под дождём, – думал он, – осталось только завыть. А стоит ли оно того? Может быть мы делаем что-то не так. Сколько ночей нам придется проторчать здесь, чтобы уяснить себе, что это все было бесполезно? Сколько времени я потеряю? Ведь может же быть, что Лучин не вмешан ни в какие тёмные дела, в отличии от его дядюшки. А Лев… он хоть и глуп, но действовать исподтишка научился. Многолетний опыт и не такого болвана научит».

Дождь неустанно лил, равнодушный к жалобному плачу животных и недовольному ворчанию людей. За все время ни Пётр, ни Фили ни разу не показались. У них конечно тоже самое – тишина и безнадега. Фаго пнул ногой камень, подвернувшийся ему на пути и выругался. Ему захотелось отвести душу. Его незадачливые спутники были подходящей мишенью.

– Как им вообще можно доверять? – шепотом заговорил Фаго, – Этому Фили…Разве этот мальчишка серьёзно относится к работе? Я не удивлюсь, если он уснул за своим выступом. Храпит на всю улицу. Из-за него мы все провалим. А Пётр?

Фаго стал мучительно искать предлог, чтобы обвинить в чем-нибудь и Петра. У него до сих пор не шла из головы дерзость этого бездаря и увальня, не способного и двух слов связать. Но как это обычно бывало с Фаго, стоило ему начать злиться на своих недругов, как не заметно для него самого, мысли его обращались к Каспару Раеву.

– Если бы не эта сволочь, – голосом, полным ненависти продолжал Фаго, забыв о существовании Петра и его грехов, – Кристина бы меня полюбила. Это все он, он настроил её против меня. Мне пришлось так жестоко поступить с ней, только чтобы он не праздновал победу. Моя Кристина, моя любовь, – его слова перешли в хныканье, по щекам побежали слезы злости и обиды, – Моя Кристина. Ты была всего лишь марионеткой в руках своего брата. Он использовал тебя, чтобы смеяться надо мной. А ты думала, он печётся о тебе, глупышка. Только я любил тебя. И мне было жаль тебя. Но это не я виноват. Это он виноват. Каспар ответит за все… За все… Все эти годы я жалею Кристина, что сделал это. Надо было убить его, а не тебя. Мне жаль, мне так жаль. Даже моя собственная мать прокляла меня, а ты бы простила…

Фаго вытер руками слезы, смешанные с дождем, и остановился.

– Вот и я завыл, как тот пес. Но может и мое счастье ушло не навсегда, только я этого еще не знаю? Нет, нет, мое навсегда. Тот пес, в отличии от меня, не убивал своей возлюбленной. Когда я убил Кристину, я убил свое сердце. А его сердце цело и живо. Ему еще радоваться. Выглянет солнце и будет рад. А я? Я тоже живу не просто так на свете. Мне есть ради чего жить. И я не намерен сдаваться. На этот раз я не оплошаю.

Ливень заметно поутих. Небо приобрело синеватый оттенок. Близился рассвет. Ночная вахта подходила к концу. Фаго прошёл по дорожке между домами и вышел на мостовую, где за выступом оставил Фили. Но не доискался его. Не доискался и нигде поблизости. Он обошёл весь дом, у которого должен был прятаться его младший товарищ, в надежде увидеть его у одной из стен. Напрасно. Разведчик исчез. Фаго бегом бросился в переулок, куда ушёл Пётр. В голове его зародилось страшное подозрение. В переулке он сразу заметил сутулую фигуру Петра, всю сжавшуюся, точно он хотел уменьшиться в несколько раз.

– Пётр, – громче, чем следовало, крикнул Фаго, – Фили здесь?

Пётр озадаченно смотрел на Фаго и молчал.

– Ну же! – закричал Фаго, уже совсем не владея собой, – Он был здесь!?

– Но он ведь должен быть с другой стороны? – ответил Пётр, – мы же все разделились.

– Ты что, олух тупоголовый, не понимаешь, о чем я говорю! – Фаго, как и в первый раз схватил его за шиворот и притянул к себе, хорошенько тряхнув при этом.

И тут Пётр понял. Но перед этим, он резким движением высвободился из рук Фаго и своим огромным кулаком, всего лишь вполсилы, дал ему под челюсть. Этого оказалось достаточно, чтобы Фаго опрокинулся навзничь и на мгновение потерял сознание. Когда он открыл глаза и сел, ошалело озираясь кругом, то увидел Петра, нависшего над ним подобно глыбе и сосредоточенно наблюдавшего за каждым его движением. Фаго показалось, что на лице Петра промелькнуло любопытство. Сдерживая себя, чтобы не заколоть напарника здесь же своим кинжалом, он встал на ноги и свирепо произнес:

– Ты за это ответишь. Но сейчас меня больше интересует Фили, чем твоя ничтожная, жалкая, тупая особа. Он пропал.

Пётр кивнул, как будто ничего не случилось, и спокойным рассудительным тоном ответил:

– Кажется так. Надо его разыскать.

– Мы идём в резиденцию. Здесь делать нечего.

Фаго больше не желал знать Петра. Он вышел с переулка на широкую мостовую так, как если бы шел совершенно один и даже не догадывался, что за ним идёт кто-то ещё. А Пётр неуклюже переставлял ноги следом.