Читать книгу Опус Серого Волка - Юрий Кирсанов - Страница 13

Был я тогда все еще тем же болезненным хмырем, и перед матерью встал выбор: отдавать меня в обычную школу или встать на домашнее обучение. Так же меня можно было отдать в специальный интернат. Последний вариант был сразу исключен для мамы, а насчет двух остальных она долго колебалась. С одной стороны, она хотела максимально защитить меня, с другой – понимала, насколько важна социализация для подрастающего падавана, и не хотела участи отца, который теперь вечно один. Помню, войдя в спортзал начальных классов, я увидел бесконечное количество других детей и некоторых учителей. Тогда еще я, естественно, не представлял, что эта комната, которая олицетворяла клаустрофобию, являет из себя наш спортзал. Так как уже давненько не выходил во двор, такой шум и гам произвел на меня эффект, от которого я в момент развернулся и пытался сбежать из этого дурдома. Видимо предугадав мою реакцию, мама закрыла резко дверь, хоть я и пытался протолкнуться. Сейчас понятно, что это было необходимое зло в ее глазах. Тогда, однако, я чувствовал абсолютное предательство и раздавленность. Мать для меня стала врагом номер один. И я с полной уверенностью решил, что переживу этот шабаш и не буду с ней разговаривать во весь оставшийся день! Меня встретила, как я потом узнал, наш основной учитель – Селезнева Оксана Анатольевна.

Хоть в первый раз услышав эту фамилию, когда она представилась при встрече со мной, не придал значение, но ее фамилия невероятно подходит ей, если только убрать первую «е». Постоянно во время уроков она, отходя от темы и рассказывая грустную историю, она плакала навзрыд. Иногда доходило до того, что весь рассказ прекращался на самом интересном из-за слез. Плакала она, естественно, не из-за слезливых историй, а из-за нашего поведения, ее ситуации в семье, даже плохой погоды. Мол, устала от этого снежного плена, этой вечной мерзлоты, никакого просвета, пять лет без отпуска и так далее, и так далее. Оксана Анатольевна не поспособствовала нашему благополучному воспитанию.

Мы представляли собой худший класс за последние десять лет. По крайней мере, нам так говорили, однако стоит заметить, что это был тот редкий случай, когда большинство учеников и родителей могли согласиться с таким оценочным суждением. Все удивлялись, как могли эту молодую, тончайшую, как нить женщину во всех отношениях отдать в наш класс. Но видимо недостаток кадров и не до этого доведет. Мне же все-таки иногда доставляла такая театральная подача историй, казалось, что-то живое еще есть во всех этих учителях. Наш класс просто не мог усмотреть в ней достаточно строго учителя и лидера. Класс ходил вверх тормашками, и Оксана Анатольевна плакала, так как совести у нас не было. Сие действо продолжалось из раза в раз. В редких случаях, правда, она убегала к учителю по музыке Кулагиной Элле Васильевной. Женщине утвердительной со всех сторон, куда не посмотри. Телом она утверждала себя, сразу входя к нам в класс после визита к ней Оксаны Анатольевны. Потом она утверждала своим басистым голосом свой характер и отношение к нам. Даже фамилией она своей утверждала, что от нее можно получить одно – кулак. И это далеко не пустые слова, к сожалению… Поэтому тут же, при виде настоящего учителя, все замирали и выслушивали бесконечную тираду, о том какие мы моральные уроды без сердца, такие и сякие… В принципе, мог бы с ней даже согласится, если бы не отсутствие самосознания.

Оксана Анатольевна провела с нами пару бессмысленных игр, чтоб мы запомнили имена друг друга и подружились. Забегая вперед, скажу, что все это выветривается по выходу из этого душного помещения. Последней нашей задачей был рисунок школы. Зачем нас заставляют рисовать то, что мы видели пару раз я не задумывался. Возможно, проверяют, у кого присутствует фотографическая память. Изображал я школу довольно неплохо, на мой взгляд, но не успев закончить, один парень отобрал у меня простой карандаш и подкинул мне, видимо свой. Сломанный. Изгрызенный. Коричневый! Такая наглость привела меня в ступор. Попросив вернуть мое по праву, он естественно мне отказал. Аргументировав это тем, что он уже видел, как я рисую и посчитал, что он принесет больше пользы этим карандашом. Видя этот короткий диалог, я заглянул в его работу и увидел то, что он уже успел обвести те короткие линии, которые он умудрился набросать коричневым, и даже имел наглость подписать свою работу – Комарин В. Не знаю, что он делал все это время, но он только начинал, пока все уже заканчивали. Чувствуя бессилие, обратился к нашему будущему учителю и рассказал всю историю. Она сказала на это, что не стоить ругаться из-за каких-то карандашей и вручила мне еще карандаш. Он был еще хуже… Желтый. Причем не такой насыщенный, яркий, а тусклый, еле видный на белой бумаге. Желтый! Посмотрев на арсенал ее стола, я понял, что бы я не выбрал – исход будет один. Вернувшись к моему почти законченному рисунку, мне осталось дорисовать окна и крышу. Понадеялся, что не так уж все будет плохо. Но начав рисовать крышу по ней закапал дождь, причем самый настоящий, не нарисованный. Это я плакал над своей работой. Смотря на все это сегодня нашел – я конечно над чем убиваться, но дело было даже не в рисунке, а в том что он забрал мою вещь, потому что думал он лучше меня и мне не смогли в этом помочь. И вот уже сидел, плача, дорисовывал свою золотую школу и остальные дети кружились в хороводе. Оксана Анатольевна отлучилась от общего круга проверить мой прогресс. Она сказала какие-то слова комфорта и обняла меня сзади. Сама заплакала слегка. Тогда я почувствовал что-то особенное, но не понял что.

Сегодня стало понятно – это чувство соединения и единства двух людей, которые не подходят этой системе. Во все годы начальной школы так не разу и не сделал для нее того же, а зря.