Читать книгу Опус Серого Волка - Юрий Кирсанов - Страница 7

День настал и утро у меня началось не с кофе, а с больного горла. Буквально вчера все было нормально – сегодня бетонные обломки после взрыва завалили мне горло. Разлепив глаза и почувствовав такую острую боль, вчерашнее деятельное чувство пропало. В надежде, что со временем развалы разберут, я отправился по запланированному маршруту. Заранее сложенные школьные вещи в рюкзак выставил за дверь. Был очень благодарен прошлому мне за то, что он это все собрал. Нынешнему мне совершенно не хотелось этим заниматься. Оделся по-обычному, на вопрос куда иду, соврал. Услышав мой голос, допросили. Был проверен на наличие теплой одежды и со скрипом выпущен на свободу. Быстрой поступью спустился на первый этаж вместе с рюкзаком. В так называемом «предбаннике» выкрутил лампочку и начал переодеваться. Холод там стоял страшный, но мне нужна была лишь одна минута. Даже в эту минуту кто-то прошел мимо. Я замер. Он промямлил, что ничего не видно и ушел. Вскоре, вкрутив лампочку вышел сам.

На улице было еще темно и холодно. Ощущение, что день уже заканчивается. Из-за этого вдвойне клонило в сон. Подходя к школе были смешанные чувства: с одной стороны это мое самое нелюбимое место, с другой там до сих пор есть пару человек, которые мне импонируют. Навряд ли кто-то бы меня узнал, кроме одноклассников если только. Все равно подходил к школе максимально аккуратно. Половники учений нехотя плелись на встречу своему храму. Как на Эверест, они карабкались на еле заметные ступеньки, хорошо не разглядев можно было подумать, что это старики, а не дети. Некоторым было трудно преодолевать сонную негу и снежную мегу. Некоторым легче – они шли поодаль со своими друзьями. Дробить и разделять страдания всегда легче. Людей было не так много, потому что пришел за полчаса до первого урока. Войдя в школу, я сменил обувь и прошел в раздевалку. Поднялся на этажи и стал ждать ее. То, что я чувствовал трудно описать словами. Сердце билось часто, мозг проигрывал всю ситуацию по тысячи раз. Живот крутило от нервов. Такое ощущение, что я бежал марафон и играл в шахматы одновременно на доске прикрепленной к моему животу. Как можно? Как можно предугадать, что случится? Вспомнились и советы из парикмахерской… Только стоит ли следовать им? Один был лучше другого! Если только эта тирада деда может пригодиться, но это уж слишком. Нужно для начала имя узнать! В этих раздумьях она меня и застала. С начала поднялись все ее подруги, а потом и она сама. На этот раз была повеселее, даже улыбалась. Все равно что-то ее одолевало. Какая мысль попала ей в голову, как соринка в глаз и все не выходит? Именно по глазам это и можно прочитать вблизи. Уже был в ее близи…

Бегу. Бегу и не смотрю. Думая, что бегу к выходу, остановился у до толи знакомой двери. Инстинктивно забежал туда, как в прошлые разы. За дверью была каморка и маленький лево – направляющий коридор, ведущий к каморке, которая была наполнена светом от висящей лампочки и старых зимних гирлянд. Лампа висела сгорбившись посреди комнаты над фигурой работающего человека и столом перед ним, представляющим из себя поле битв. Этот образ создавался из-за многочисленных отметен от проделанных работ. Отломанный уголок, пролитое масло, клочок газеты с изображением кладбища и нечитаемыми словами, растекшиеся флюс, следы от паяльника и утюгов, даже комья земли. Все это признаки схваток с непоколебимой техникой, которая отказывается работать. Как раз на поле брани происходило новое сражение с каким-то детским велосипедом синего цвета. Над ним, еще хуже сгорбившись, чем лампочка, корпел Самуил Тимофееч Горюнов. Представлял он из себя мужчину за сорок лет. Доброго и работящего вида, видно, однако, что пьющего. Голова была черная, с частой проседью и двумя – тремя локонами, прилипшими ко лбу от пота, напоминающими о прежней пышной шевелюре. Пышная растительность сохранилась на лице, формируя эспаньолку в виде буквы «о» с очень густыми, черными усами, которых седина обошла стороной. Глаза с очками в толстой роговой оправе телесного цвета и с до сих пор не отклееной с момента покупки наклейки на линзе, вскинулись на меня, входящего.

– С – е – е – ерый! Еклмн! Ты какими судьбами здесь? – с этим он пошел на встречу ко мне, вытирая руку абсолютно черной тряпкой от масла.

– Да вот, проходил мимо, решил к вам заглянуть, – поверхностно протерев руку, он протянул ее мне. Пожав ее, на мне осталось столько мазута, что процентное соотношение между нами двоими будет в мою пользу. Все как всегда. Смотрел на свою черную руку с трепетом. Самуил отвернулся налить водки. Все по традиции: счастье – пить, горе – пить, прощанье – пить, встреча – пить. Вот что-то осознав, он обернулся с полупустым стаканом.

– Так тебе разве можно сюда? – обеспокоено он осведомился.

– Можно, если осторожно.

– А ты изменился.

– Вы нет, – я указал на стакан.

– Ну что ж! Разве не прекрасно, что некоторые вещи не меняется? Хоть весь мир вверх ногами пойдет, а я здесь буду, пройдут годы и мы выпьем вместе.

– Наверное, так оно и есть. Только это не относится к вам, пьющему. По крайней мере, не должно.

– Ты сам прекрасно знаешь почему я пью – потому что мир для меня слишком переменчив. А что должно не должно… Ну, хватит об этом! Как дела-то у тебя, Серый? Все болеешь? Ящик еще висит, не убил никого?

– Последняя простуда была полторы недели назад.

– Хо – хо! Так это хорошо, всегда тебе говорил, что с возрастом это у тебя разрастется!

– Праздновать рано. Все может вернуться в любой день.

– Тебе физической активностью надо заняться. Окрепнешь и каждую бациллу одолеешь! В здоровом теле – здоровый дух!

– Может, вы и правы, Самуил Тимофеевич, – невольно признавался и в этом, все вспоминая ту упущенную возможность вчера вечером. Она в купе с предстоящими событиями не давала мне уснуть всю ночь. – Правда пришел я сюда не именно к вам, а к одной девушке.

– Ага! Да ты, парень, меня все больше радуешь. Ну как все прошло, свиданку наметили?

– Да как вам сказать?

– Говори, как все было. Как на духу рассказывай.

– Только подхожу, так сразу пересмешки и перешептывания начинаются. Как под шквальный огонь попал. Меня аж немного скосило.

– Это, брат, нормально. Это наоборот, даже хорошо. У женщин все наоборот вообще.

– Ну да. Смех отличался от того, который был прежде здесь, надо мной. Ощущение другое. Поэтому я, собственно, продолжил движение. Вот я уже стоял перед ними и, собрав последнюю уверенность и напустив еще немного сверху, я заговорил. Поздоровался. Кто-то из них кивнул, кто-то ответил тем же. В этом числе была и она! Я тут же к ней поближе, чтобы дать понять свои намерения. Представился.

– Так дело не пойдет!

– Что не так?

– Во первых, ты почти сразу все карты раскрыл. Никакой загадки не оставил при себе! Во вторых, ты мне ее даже описания не дашь?

– Чтобы зачем? Чтобы вы проходили мимо нее и улыбались или еще сказали чего, тем самым раскрыв меня?

– Как хочешь… – уязвленный Самуил поглядел на донышко стакана, поджав нижнюю губу под свою эспаньолку.

– До конца свой замысел я им все-таки не открыл, – немного замявшись, начал описание:

– Она была среднего возраста с активно формирующиеся фигурой. Этот факт трудно было уловить из-за теплой кофты, которая была однозначно ручной работы и брендирована и стоила бешеных денег. Продолжая описание одежды: у нее были строгие черные зауженные брюки и такого же цвета кеды без шнуровки. Это комбо открывало вид на ее прекрасные щиколотки и ножки. Выдумал, что я из другой школы и фамилию подставил другую. Сказав все это, я устремил взгляд прямо ей в глаза – это были самые зеленые глаза в мире. Этот зеленый мне напомнил запах скошенной травы или глоток прохладного тархуна в жару. Этими глазами я был упоен. Они тоже скрывались под очками, однако она их сняла, когда я подошел с каким-то постыдством, что я ее так застал. Венцом ее образа были вплетенные в ее шикарные платиновые волосы ленточки разных размеров, цветов и узоров. Смотрев на нее из окна, я не заметил их под большой шерстяной шапкой, тоже, скорей всего ручной работы. Много было черных тонких ленточек. Они отлично контрастировали на фоне волос. Видимо, чтобы не создавать готический образ все остальные ленты отличались пестростью. Самая широкая лента была желтого цвета с маленькими черными точками. Одна лента являла собой градиент синего и красного цвета, другая была розовая с сердечками.

– После такого описания я понял, о ком ты.

– Пытался пробиться сквозь ее подруг представлявших из себя свору пчел. Вначале одна с коконом заявила: «девочек нет в своей школе?» Другая тут же стала поперек и начала всех представляться и представлять других. Она – Полина, там Вика. Дальше Катя, та самая, с пучком. Вольная к знакомству употребила возражение этой Катерине: «Бывают случаи, когда в классах мальчики и девочки разделены три к одной, а то и хуже! Совершенно спартанские условия! Девочки, вот скажите, как такому красивому парню искать любовь?»

– Хо – хо – хо!

– Мне показалось, или она клеилась ко мне?

– Навряд ли. Скорей всего – это простой комплимент, чтобы смягчить ситуацию при встрече с коконом. Видел я этих девчонок. Полина для тебя как запасной вариант может пригодиться!

– Самуил Тимофеевич! Я просто надеюсь, что Купидон не промахнулся, вот и все!

– Ну продолжай, Купидон.

– Их было пятеро. И Полина стояла третьей справа.

Начала она знакомство не с нужного мне левого края, где стояла она, а с середины. Точнее тут даже не было середины, поэтому она начала с себя. Приступила к нужному мне крылу. Там была еще одна Катя. Тут Катя-Кокон начала возмущаться, мол, ее не так представили. Она всегда просила называть себя «Кэт» или «Кэти, как Кэти Перри». Вика подначивала, что она слишком хочет быть похожей на свою подругу. «Каждой фиброй души». Тут и началось. Шум, гам, истерика и даже мат. Под таким давлением Кэти утопала в класс. Полина продолжала проявлять лидерские качества и попыталась сохранить лицо компании. Вика призналась, что ей нравилось ее травить, как маленькую злую собачку. Тут вторая Катя неожиданно вступилась и посчитала это чувство низким. Мог разделить ее взгляды… «Так, все, хватит! Дадите вы мне представить лучшую из нас?» – наконец Полина перехватила возможность сказать. «Позволь мне представить нашу гордость Веро́нику! Ударение на „о“, на американский манер, так ее родители назвали.» – почти все шуточно захлопали, безумно смущая ее. Так она еще была красивее, раскрасневшись. «Наша гордость и всей школы!» – продолжала Полина. «В первую очередь наша, кончено. Мы ей гордимся, что она может посещать столько кружков и репетиторов, не убивая своих родителей за это. И это действительно удивительно, что ее не одолела скука, и она не умерла сама за уроками немецкого языка!» – видя, как время поджимает, я раскрыл все карты до конца. У трех точно сразу блеснули глаза. Для них началась новая, для меня непонятная игра. Игра началась с переглядок и закончится черт знает чем.

– Говорил ведь!

– Полина начала всех в загон этот классовый запускать. «Хм – м – м… А вдруг ты сексуальный маньяк? Я такое видела уже: на вид подросток, а на самом деле – это мужик за сорок, которому только одно надо».

– Это кто говорит?!

– Веро́ника!

– Во дает! А ты что?

– А я что? Ни жив ни мертв. «Ну, не такой я уж и сексуальный».

– Так и ответил?!

– Да, быстро нашелся. Бесконечные часы в интернете хоть чем-то помогли. Все равно для меня было загадкой, шутит она или нет. Должна была! Не может же она всерьез так думать обо мне. Тут приклеилась снова Полина. Все следила за высказываниями, все то же самое. Вика ей метко заметила, что я остался в лучшем впечатлении от ее института благородных девиц. За всеми этими бесконечными, пустыми и бесконечно пустыми разговорами чувствовалось, как я ее упускаю. Всех уже поглощает какой-то неведомый школьный инстинкт. Вся масса затопала табуном к классу.

Вот она уже заходит. Позади я слышу их бесконечный шелест. Что-то о том, что я могу остаться в классе, что учитель – добрейшая женщина, только будет за. Но я все это знаю, а еще я знаю, что она знает меня. Слегка потянул Веро́нику за локоть. Почувствовал мягкую шерсть кофты. Пока все это происходило то ли во сне, то ли наяву, краем глаза я видел, как уже все зашли. Краем уха я услышал звонок и вот я ее вытянул, ее одну для себя. «Вероника, мы же еще увидимся?» – «Не знаю», – как громом сразило. «Сережа, у вас интересная жизнь? Только честно», – «Она становится все интереснее и интереснее». – «Тогда еще есть шанс…» – с ее аккуратных губ чуть не сорвалось еще что-то, но она замялась, она застеснялась и быстро вошла в класс. Внутри уже было видно, как ее банда поджидает пока она войдет, чтобы обрушить лавину вопросов, разговоров и сплетен. Полина держалась за свои пышные формы со стороны сердца с умилительным выражением лица, Вика ей подыгрывала, обе Кати имели отрешенный вид, будто им это и неинтересно. Только это было правдой в одном случае. Огорошенный стоял я там и случилось страшное. Сам не заметив, как ко мне подошла учительница по математике Марина Федоровна. Она вроде обрадовалась увидеть забытое, однако еще знакомое лицо. Все-таки спросила, что я тут делаю, потому что думала, мне запрещено посещать эту школу, да и не только эту. Говорила она это тихо – только для меня и была права во всех отношениях. Посмотрев на нее в смятении, не знал, что и ответить. Не найдя ничего умнее, чем сбежать, так и сделал.

– Да – а – а, брат. Влюблен ты по уши, – у заключившего налилась пьяная слеза, которая упала на дно стакана. Растроганный Тимофеевич махнул. – Ты сильно не углубляйся! Действительно, не все потеряно, таким барышням нужны захватывающие байки. Они хотят себе мужиков, которые вытянут их из скучной жизни и увезут на край земли. – Он начал что-то активно искать в своем бардаке, запинаясь об различные ключи. Самуил Тимофеевич любил оставлять инструменты на полу.

– В том-то и дело, что жизнь у меня интереснее не становится. Придя домой, я только буду дожидаться новой болезни, которая уже сует свою уродливую морду ко мне под дверь. Я солгал ей получается. А я не хочу начинать отношения или даже знакомства со лжи, – после активных поисков он протянул мне синюю толстую книгу. Автоматически прочитал название на рваном переплете: Жюль Верн «Вокруг света за 80 дней», «Дети капитана Гранта»

– Серьезно?

– Что ты так на меня смотришь? Знаешь сколько женщин клюнуло на то, что я им рассказал «Вокруг света за 80 дней» на свой манер и с собой в главной роли?

– Не думаю, что это сработает.

– Ну да, фильм же есть… – тогда ко мне пришло осознание, что Самуил Тимофеевич не мог, наверное, предъявить экспертного мнения в этом отношении. – По моему опыту – лучшие отношения основаны на лжи и обмане. Поскольку именно этим они заканчиваются, логично, с этого и начинать, – теперь мне так не кажется…