Читать книгу Вся проза в одном томе - Юрий Кудряшов - Страница 7

Следующий день (это была суббота) я просидел дома. Меня вдруг сразила гнетущая тоска. Наверное, что-то ещё осталось у меня на сердце хорошего. Были ещё живы хоть какие-то человеческие чувства. Это были мои самые лучшие чувства – поэтому самые живучие. Показав худшую свою сторону, моей душе необходимо было обнажить и лучшую, чтобы восстановить естественный баланс. Открыв внутри себя бездну порока, мне захотелось откопать где-то ещё глубже щепотку добродетели. Это была не совесть. Это была надежда, что ещё можно что-то вернуть, что-то воскресить, что-то сделать по-человечески.

Сейчас даже странно это вспоминать, но в тот момент я готов был простить Настю. Появись она сейчас у моей двери в слезах – я бы просил её остаться и забыть всё, что случилось. Её вина была искуплена. Она заставила меня страдать – но и сама достаточно настрадалась в ответ. Во мне ещё оставалась мельчайшая капля любви и сострадания к ней, которую можно было при желании, при совместном усилии превратить в новое озеро счастья и благополучия. Я ходил по квартире, где ещё вчера были её вещи, её запах, звук её голоса. Я так привык ко всему этому, что без Насти жилище моё казалось пустым и тоскливым, затхлым и скучным, холодным и безжизненным. Не хватало чего-то очень важного – любимого и родного существа, лежащего рядом; дивных синих глаз, страстно глядящих на меня; широкой белозубой улыбки, встречающей меня с работы; бархатных золотистых кудряшек, лежавших на моём лице каждое утро.

Она предала меня – но разве мы все идеальны? Разве есть хоть один, кто никогда не совершал роковых ошибок? И много ли таких семей, где никогда не было серьёзных проблем? И разве брак не есть совместное преодоление любой проблемы? Почему бы не попытаться простить друг друга? Почему бы не попробовать начать всё сначала? Почему бы не постараться зачеркнуть и выбросить из памяти эту глупейшую историю? Всё могло бы быть как прежде. Разве что теперь на вопрос брачного детектива «Были ли у вас когда-нибудь крупные ссоры?» – я ответил бы: «Да, один раз». Впрочем, уверен, что нам никогда больше не понадобятся услуги брачного детектива. Никто не способен жить без ошибок, но ведь мы не настолько глупы, чтобы повторять свои ошибки!

Я ещё не готов был сделать первый шаг. Хотя договариваться о встрече возле ЗАГСа у меня тоже рука не поднималась. Может быть, ещё через несколько дней или недель я решился бы позвонить ей и предложить примирение. Но если бы она предложила его сейчас – я бы не отказался. Я бы молча выслушал её извинения – и просто обнял бы крепко мою рыдающую Настеньку и держал бы в своих объятиях до самого утра. У неё был такой шанс.

Но она предпочла поступить иначе. Предпочла бороться за своё достоинство. Предпочла продолжить эту грязную игру самолюбий. Предпочла встать и нанести ещё один удар. В её власти было прекратить этот кошмар. Но она его начала, и она же решила довести до конца.

Вечером она мне позвонила. Я искренне мечтал услышать от неё мольбу о прощении. Я не хотел, но морально готов был к тому, что она назначит мне встречу для оформления развода. Но Настя решила показать, что по-прежнему полна сюрпризов, и они только начинаются. Я услышал от неё то, чего меньше всего ожидал.

– Как насчёт раздела имущества? – сходу поразила она меня в самое сердце, даже не поздоровавшись.

– О каком имуществе ты говоришь? Квартира принадлежит моей матери, и ты не можешь претендовать на неё.

– Твоя квартира мне не нужна.

– Тогда о чём речь?

– Я говорю о твоих накоплениях.

По тому, как произнесла она слово «накопления» – мне тут же стало ясно, о каких «накоплениях» идёт речь. И хватило же у неё наглости заявить такое!

– О каких ещё накоплениях, Настя?

– А ты сам-то как думаешь? Ты ведь юрист. Ты лучше меня знаешь, что половина совместно нажитого имущества принадлежит мне.

– Совместно нажитое имущество? – Моему возмущению не было предела. – Ты что, издеваешься? Этот миллион – мой и только мой!

– Этот миллион приобретён в период брака! А значит, половина его – моя по закону!

Тут я закипел не на шутку. Скажи она мне это вживую, а не по телефону – видит Бог, я бы порвал её на месте.

– Ты права, любимая. Я – юрист. И поэтому я точно знаю: ты никогда не докажешь, что у меня вообще есть этот миллион! Так что хватит пороть чушь! – заорал я во всё горло.

Но она уже положила трубку. Это показалось мне странным. Что всё это значит? Наглость – само собой. Но с чего она взяла, что может по закону претендовать на деньги, что я получил от Ядрина? Откуда вообще взялась эта фантастическая мысль в её прелестной смышлёной головке? Ей были нужны не деньги – это очевидно. То был вопрос самолюбия. Но не настолько же она глупа, чтобы решать этот вопрос таким глупейшим и очевидно проигрышным способом, вступая в юридический спор с профессиональным юристом!

Ответ не заставил себя долго ждать. Через несколько минут на мою электронную почту пришло письмо от Насти. В письме не было ни слова, был только прикреплённый файл – аудиозапись. Я скачал эту запись – и каково же было моё удивление, когда я услышал собственный голос!

«Ты права, любимая. Я – юрист. И поэтому я точно знаю: ты никогда не докажешь, что у меня вообще есть этот миллион! Так что хватит пороть чушь!»

Звоню Насте:

– Что это значит?

– А ты как думаешь? – вернулись мы опять к началу. – Ты ведь юрист. Ты лучше меня знаешь, что эта запись – и есть доказательство! Сутки тебе на раздумья: или отдаёшь мне пятьсот тысяч по-хорошему – или через суд! – и бросила трубку.

Чёрт возьми, а ведь она права! И теперь снова в нокауте оказался я. Потому что теперь она обошла меня даже в моей профессии! Это было особенно гадко и унизительно! А больше всего меня оскорблял тот факт, что пять минут назад я готов был простить эту подлую мразь, хоть и знал об этом лишь я один. Деньги не нужны были ни ей, ни мне. Только чувство собственного достоинства! Это было дело принципа. Она не могла позволить мне остаться победителем. Она не могла проглотить унижение и смириться, хоть и была сама во всём виновата.

Но теперь, Настюша, держись! На этот раз ты взбесила меня не на шутку! На этот раз я уже не оставлю тебе шанса на примирение! На этот раз я больше не буду играть с тобой в твои подлые игры! На этот раз я просто тебя уничтожу!

Только лишь перед Господом Богом, если Он вообще есть на свете, буду держать я ответ за всё то, что сделал. Мне не нужны были сутки на раздумья. Решение пришло мне в голову моментально. Быть может, где-то в подсознании оно уже созрело загодя, ибо подсознание ожидало такого исхода. Но стоило мне закрыть глаза и на секунду задуматься – как перед глазами тут же пронеслась картина всего, что произойдёт дальше. Эта картина была ужасна – но я смотрел на неё со стоическим спокойствием, словно не я делал всё это по собственной воле, а что-то извне управляло мной. Теперь я точно знаю, что это было: моё самолюбие!

Настя не знала, что я взломал её почту. Не знал этого и Ядрин. А я всё ещё помнил их переписку. И помнил наизусть его адрес и адрес его жены.

«Не вздумай перепутать! Наши адреса отличаются всего на один символ!»

Я залез в её почту. Запись их страстного совокупления всё ещё была в моём компьютере. С её адреса я послал эту запись его жене.

Теперь мне было плевать даже на Ядринских детишек. Весь мир уничтожил бы я ради собственной гордости. Его реакция была предсказуема. Этой реакцией он уже грозился Насте и грозился мне. Мужик сказал – мужик сделал. Давай же, Ядрин! Вперёд! Тебе в жизни не придёт в голову, что это я отправил запись! Зачем мне это нужно? Мы ведь с тобой в расчёте. Мы ведь с тобой благоразумные люди. Мы ведь с тобой обо всём договорились – а уговор, как известно, дороже денег. А вот она вздумала меня шантажировать записью моего голоса, как я некогда шантажировал тебя записью вашего секса. Она решила отомстить мне – отчего бы ей не отомстить и тебе? Мы ведь оба её кинули! Более того: мы сговорились между собой, чтобы покрасивее кинуть её!

Оставалось лишь ждать. Ожидание в последнее время стало моим постоянным спутником. Я свыкся и даже сросся с ним в единое целое. Но мне нужно было алиби, чтобы не подумали вдруг на меня. К тому же я не прочь был выпить и забыться. Сомнений не было: я отправился к Лёве.

Мы дружили с ним с детства, но сейчас этот человек был настолько далёк от всего, что происходило со мной, что я так ничего ему и не рассказал. Он до сих пор думал, что я живу с Настей. Мы пили всю ночь и болтали обо всякой ерунде. Даже под сильным градусом я не поднял волнующую меня тему. Алкоголь почти не брал меня. Я пил и не пьянел. Адреналин в моей крови был мощнее спирта. Сколько я ни пил – не мог отключить нескончаемый поток мыслей. Моё сознание пыталось постичь самое себя – нового меня, что пошёл на убийство жены (пусть и чужими руками), но не испытывает угрызений совести. Я пытался понять: как я дошёл до такого? Как можно сотворить такое и оставаться безразличным?

Столкнувшись с тотальной человеческой бессовестностью, недолго и самому потерять совесть, не правда ли? Ведь что такое совесть, как не набор правильных жизненных установок, традиционных понятий о добре и зле? Если же ты отчётливо видишь, что они перестали работать – как же можно им дальше следовать? Если тебя вывели из равновесия, лишили почвы под ногами – как же можно рассчитывать, что ты поведёшь себя в соответствии с установками, выработанными твоим устойчивым, равновесным сознанием?

Человек в экстремальной ситуации ведёт себя совсем иначе, нежели в обычной жизни. Будучи смельчаком в обычной жизни – он запросто может оказаться трусом в экстремальной ситуации. И наоборот. В экстремальной ситуации человек совершает поступки, которых от него никто не мог ожидать. Но даже не это главное, а то, что в экстремальной ситуации человек совершает поступки, которых сам от себя не мог ожидать.

Вот и я совершил нечто такое, чего никто от меня не мог ожидать. Нечто такое, чего я сам от себя не мог ожидать. Но даже не это удивляет меня больше всего, а то, что меня совершенно не мучает совесть. Как говорят в детском саду, она первая начала. Настя первая сделала то, чего я не мог от неё ожидать. И сделала это без намёка на угрызения совести, тем самым разрушив все мои понятия о добре и зле. Неужто она ожидала, что я поведу себя в соответствии с ними? Неужто, сделав непредсказуемое, она ожидала от меня предсказуемой реакции? Почему каждый человек думает, что он невероятно сложен и непредсказуем, тогда как все остальные люди просты и предсказуемы, словно лабораторные крысы?

Настя презрела всякое понятие совести, променяв совесть на самолюбие. Она первая начала эту игру самолюбий и объявила правила этой игры, по которым пришлось играть и мне и которые обернулись в итоге против неё самой. И теперь я не жалею ни об одном своём шаге, ни об одном слове, ни об одном поступке. Потому что справедливость, на мой взгляд, восторжествовала. Справедливость в той системе понятий, которую Настя объявила единственно правильной. И цель (вернее то, что Настя объявила целью) достигнута: моё самолюбие удовлетворено. А больше мне ничего и не нужно. Не нужны деньги, не нужна Настя, а нужно только моё самолюбие. Ведь именно самолюбие, а не деньги она так стремилась отнять у меня. И тем самым похоронила во мне не только любовь и доверие к ней, но также совесть и доверие к самому себе.

Об этом я мучительно размышлял до утра, пока пьяный Лёва бормотал что-то невнятное. Рано утром, когда он уже отрубился и храпел, лёжа мордой на столе – мне на мобильный поступил звонок с незнакомого номера.

– Сорок первая городская больница. К нам поступила Ваша супруга. Автомобильная авария. Приезжайте.

Они думали, я ничего ещё не знаю. И я должен был подыгрывать.

– Боже мой! Что случилось? Она жива?

– Приезжайте срочно!

Даже перед Лёвой я разыграл испуганного мужа, когда разбудил его. И он потащился за мной в больницу. Но я был почти уверен, что на самом деле меня приглашают на опознание.

Так и оказалось. Всё прошло как по маслу. Мой план снова удался на все сто.

Ядрин задушил её, положил в багажник и повёз куда-то. Может быть, хотел закопать в лесу. Может быть, сбросить в реку. Но по иронии судьбы именно в этот день попал в ДТП. Незначительный ушиб головы, лёгкое сотрясение мозга – и труп моей жены в багажнике.

Никакие деньги и никакие связи не помогли ему избежать пятнадцати лет тюрьмы.