Читать книгу Зачем вы меня Родиной пугаете? Рассказы и рассказики - Юрий Санберг - Страница 7

Отец как-то выступил по-особенному забавно и ярко. Полузабытые нюансы советской повседневности тут играют важнейшую роль. Движителем выступает конфликт между наивно-простодушной верой и умением использовать систему в своих интересах – чтобы она хотя бы на время от тебя отстала.

Будучи довольно осмотрительным человеком, мой отец, инженер-майор, исхитрился окончить сразу три вечерних университета марксизма-ленинизма (что-то вроде сегодняшнего МВА). Там было три факультета: общий, партийно-хозяйственного актива и пропагандистский. Вот все три он и окончил. Было бы четыре – окончил бы и четыре.

На некоторое время он оказался вне подозрений. Доказал лояльность режиму. Безотказностью и покладистостью уважения у начальства не заслужил, но присмотреться к себе заставил.

Говоря откровенно, он бы и сам мог там преподавать – да кто ж позволит? Обучение его протекало как-то на удивление дистанционно. А вот работы хватало, и приходил домой он уже в ночи, уставший, раздраженный, вымотанный. Какая уж тут учеба.

Лишь дважды в год (сессии) возвращался еще позднее обычного, легкомысленно насвистывая что-то опереточное. Попахивало от него дорогим коньяком. Был расслаблен и умиротворен.

Его сокурсники, видимо, разделяли заявленные подходы. Об этом однозначно свидетельствовали телефонные переговоры перед экзаменами: искался пятизвездочный коньяк непосредственно в Армении, финский сервелат в каким-то военторге где-то неподалеку от Кандалакши, заказывалась пепси-кола в Новороссийске, сыр с тмином в Вильнюсе. Все это каким-то образом доставлялось в заштатный городок в срок и в полном объеме, нарочными либо попутными перевозками. Хотя слова «логистика» тогда еще не знали.

Относился он к немыслимой этой суете легкомысленно, принимая жизнь такой, какой она есть. Никогда не обобщая и не дразня небеса и Политбюро.

Как-то, пощелкав ПТК (переключателем телевизионных каналов), как водится, пассатижами, он набрел на шахматную телепередачу, ткнул пальцем в экран: «О, Мишка Таль! Как-то у него в Риге мы почти новый югославский мебельный гарнитур в окно выбросили. На Старый Новый год». – «Зачем?!!!» – «Традиция такая была, старую мебель – вон…».

Майор, как выяснилось, в юнкерах любил пошалить.

Но вот в вечерний университет уже записалась мать. Пришла ее очередь – туда отправляли по разнарядке. Она была не против.

Многие учителя (мать была завучем и тогда кандидатом в члены КПСС) откровенно не хотели, искали повод отказаться. Потому что на занятиях предсказуемо и невыносимо скучно. И долго ехать – ждать автобуса полчаса, из окраины в центр – сорок минут езды. Полторы часа в один конец. Поздним вечером интервал движения еще увеличивается, расписание ровным счетом ничего не значило. И семьи возражали – при вечной-то учительской загрузке.

Учиться же матери всегда нравилось. Провела аудит в шкафу, вырвав исписанные начальные страницы, насобирала целую стопку общих тетрадок. Закупила в киоске пачку талончиков (водитель их не продавал, было какое-то распоряжение по АТП, чтобы не отвлекать водителя при движении). И уехала.

Директриса и проверяющие всегда требовали от нее конспектов уроков с исключительно точной общественно-политической лексикой. Вероятно, ощущая некоторый методологический провал в словах и смыслах, она нашла выход в творческом освоении политиздатовских брошюр.

В первый же вечер, честно отсидев две пары, вернулась уже в ночи с книгой «Коммунистическое воспитание подрастающего поколения», купленной в ларьке при Доме политпросвещения за – отлично помню! – 1 руб. 10 коп. Синяя книжулька, тонкий переплет, подрастающее поколение с рисованным оптимизмом смотрит в светлое будущее.

Отец как ветеран вечернего университета скептически осмотрел покупку. Холодильник был пуст, он что-то готовил на кухне. И у него не было времени на разговоры.

«Мила, а есть ли у тебя рубль? – спросил он вкрадчивым, я бы даже сказал, плотоядным голосом. Что уже подразумевало подвох как минимум. Он явно что-то задумал. И еще вот эта поза – руки, заведенные за спину. Вообще надо бы насторожиться. Напряжение росло, электричество просто пощелкивало в воздухе.

Но мать всегда была нечувствительна. Школа выработала в ней эволюционное умение внутренним вакуумом заглушать истерику внутреннего голоса.

«Есть», – покладисто откликнулась она, роясь в бежевой сумочке. Вытащила красный кошелек, расстегнула, порылась. Нашла бумажку, протянула.

Быстрым, ловким, каким-то обезьяньим движением он выхватил рубль. Разорвал его в клочья. Подбросил к потолку.

«Смотри, что ты сделала!», – завопил отец.

Жест был предельно унизительным. Мать оторопело смотрела, как клочки опадают на широкие доски крашеного пола.

На плите что-то шкворчало. Отец шумно выдохнул, начал успокаиваться. Ушел на кухне. Заширкала лопатка по дну сковородки. Вместе за обеденный стол они сели нескоро.