Читать книгу Аскорбиновая кислота. 11/07 - Юрий Серов - Страница 4

Три дня Ионин мотался по собеседованиям в разные конторки. Отовсюду обещали перезвонить, но обещаний никто не сдерживал, а когда Лёха набирал сам, то отвечали, что недельку-другую посмотрят кандидатов. Вакансий «кладовщика» с годами поубавилось: кризис научил работодателей экономить.

Лёха ничего не отыскал, а затем наступила суббота – законный выходной у кадровиков и «белых воротничков». Звонить некому, рассылать резюме бесполезно, их никто до понедельника не увидит, а к понедельнику оно скатится к самому низу, где его никогда не откроют.

С соседями Ионину повезло. Мороз умотал в Питер к ненаглядной, а Орех вкалывал на подработках в частном секторе: кому для бани фундамент забацать, кому кафель в ванной положить, кому ещё что. Грецкий был рукастый малый, руки у него из нужного места росли. Лёха схожими умениями похвастать не мог.

На заре Орех и Мороз шумели в коридоре: они всегда издавали много лишних децибел. Ионин слушал, как Ден рассказывает пошлый анекдот, натягивая ботинки, а Грецкий посмеивается скрипучим голоском, будто несмазанная дверная петля. Потом шум разом стих, унося друзей в лифт, а Лёха снова задремал.

Проснулся, когда часы показывали половину одиннадцатого. Ионин потянулся, предвкушая спокойную субботу (и возможно спокойное воскресенье). Приятная тишина гуляла по комнатам и ласкала уши, а сладкая истома растеклась по телу.

Лёха сварил в турке кофе и прикинул планы. Сидеть дома, несмотря на отсутствие соседей, расхотелось. Полнедели провел в заточении: ноутбук, Интернет, телефон. Три раза сгонял на собеседование, а остальное время – в четырёх стенах. Нужно проветриться, пройтись до парка, там пруд, покормить уток или лебедей. Точно! Ден рассказывал, что с юга прилетела парочка: чёрный самец и белая самка.

Ионин позавтракал, собрался и в коридоре наткнулся на велосипед Ореха. Грецкий недавно размочил сезон: сгонял до ВДНХ и обратно и не вспотел. Лёха и не помнил, когда садился за руль. Прокачусь, решил он, Орех не обидится.

Лебедей удалось застать. Их кормил старик, напоминающий лейтенанта Коломбо из одноимённого сериала: потёртый плащ, похожая шевелюра, и даже глаз немного косил в сторону. Ионин встал рядом со стариком, отламывал батон и бросал куски в воду. Лебеди ели хлеб, грациозно вытягивая шеи. Прекрасные птицы, величественные. Самец чёрный, с коричневатым оттенком, большой и горбоносый, а самка – белая, будто пенопласт, и поменьше. Ионин представил птиц в людском обличии, и невольно сложилась картина, где лебедь – эдакий Мимино, усатый грузин, а лебедиха – стюардесса Лариса Ивановна, белокурая русская девушка, птичка-невеличка.

Лёха задумался, давно ли он наслаждался лицезрением чего-то по-настоящему красивого. Что он видел, пока жил здесь? Ничего. Цифры, цифры, цифры, недостачи, приёмки – с десяти утра и до десяти вечера. В выходные – нетрезвые рожи Ореха и Мороза, да своя в отражении в зеркале, пивные бутылки, окурки, смятые сигаретные пачки, доступные женщины, чьи черты лиц расплывались в хмельном тумане. В будни снова цифры, цифры, цифры, бесконечный поток тряпок, курток, обуви, безделушек, зависающая программа, невыспавшиеся коллеги, миллионы обозлённых сволочей у станции, дешёвые забегаловки с пластмассовой едой. В выходные – монитор и глупые соцсети, где за листанием ленты новостей можно не заметить уходящие мгновения, литры алкоголя, травящие организм ядом. Этот круговорот не прекращался и затягивал Ионина сильнее и сильнее, Лёха касался кончиками пальцев дна, чувствовал, как кожа скребёт об ил, об острые камни, царапающие чувствительный эпидермис, и как капельки крови стекают по ступне, пачкая багрянцем мутную воду.

Иногда парень мечтал крутануть барабан времени и начать заново. Учиться на пятёрки, получить золотую медаль и выбрать правильную профессию. Кем бы Ион хотел стать, если бы судьба подарила шанс? Наверное, выбрал направление с медицинским уклоном: хирурга или терапевта, а лучше – стоматолога: вот кто на хлеб с маслом зарабатывает и не жалуется на несправедливость; или более сложную специализацию, вроде кардиолога, гинеколога или генетика. Мозгов хватало, а дисциплины – нет. Лёху с подросткового возраста окружали неправильные личности, оказывающие дурное влияние, и паренёк погнал по проторенной дорожке, повторил судьбы дворовой шелупони, псевдо-авторитетов и гопников. Спасибо, что не спился и не скололся, а так он один в один – мелкая шантрапа, чей удел горбатиться за гроши на низких должностях вроде «кладовщика», «мерчендайзера» или «специалиста по развитию».

Лебеди поели и поплыли к середине пруда, где принялись нырять и чистить перья. Старик не отрывался от созерцания и восхищался; видимо, в отличие от Ионина, он научился с возрастом ценить красоту: каждое движение самца или самки сопровождалось бурными восклицаниями, и Лёха невольно проникся, находя в многочисленных «Эх, чернявый!», «Гляди-ка, гляди-ка, что вытворяют» и «Тега, тега, тега» мудрость. Умение ценить природу – редкая черта.

Фразой «Тега-тега-тега» в деревнях кликали гусей, Ионин помнил данный факт по рассказам отца, родившегося в посёлке. Как подзывать лебедей он не знал и догадывался, что и Коломбо не ведает, но птицы откликались на гусиные позывные и делали людям щедрый жест, подплывая на расстояние вытянутой руки.

– Они не каждому дают себя рассмотреть вблизи, – сказал старик. – Только доброму позволяют. Если кто с умыслом подходит, то самец учует и запретит подруге отплывать от него. Он сталкивался со злом, видишь отметину на шее? – Коломбо указал на шрам с правой стороны. – Кто-то пожелал поймать чернявого. Тега-тега-тега…

– Разве можно разлучать самца с самкой? – спросил Ионин.

– Нельзя ни в коем случае! – Старик многозначительно поднял палец. – Самец выбирает самку не на месяц и не на год, а до конца дней. Если кто-то из них погибает, второй начинает тосковать и часто умирает следом.

Ионин покачал головой. Чёрный и белый лебеди – инь и янь удивительного мира погрузили Лёху в грёзы. Мысли его возвращались к юности, он сожалел о потерянном. Давным-давно по радио крутили песню Александра Буйнова, где артист пел, что он бамбук, пустой бамбук, московский пустой бамбук. Лёха и был героем песни Буйнова.

Работа притупляла эмоции и чувства. Завтрак – автобус – собрание – должностные обязанности – обед – обязанности – поздний ужин – пиво или водка с Морозом и Орехом. И ничего больше. Пустота, разрастающаяся вокруг, ничем не заполнялась. Вакуум не заполнить вакуумом. Да и не работа виновата, главный виновник – сам Ионин. Зачах, запылился, как древний магнитофон, врос корнями в привычный режим, где не надо напрягаться. Человек третьего сорта: без амбиций, без увлечений, туловище, живущее взаймы. Жёстко, но правдиво.

– Приходите завтра их покормить, – предложил старик. – Вы добрый, они приплывут.

– Думаете, я добрый? – спросил Лёха. – С чего вы так решили?

– Каждый совершает ошибки. Но доброта либо есть, либо нет. Я не смогу завтра, поеду сына проведаю… Гонял, в аварию попал, рёбра сломал… Головная боль моя.

– Хорошо, я подъеду.

Старик кивнул и, постукивая палочкой, зашагал к выходу. Лейтенант Коломбо, полиция Майами – шёл медленно, останавливался отдышаться и оборачивался. Издалека его сходство с персонажем американского фильма было фантастическим – вылитый Питер Фальк, сошедший с экрана в Подмосковье.

На следующий день Ионин захандрил. Разболелся желудок – то ли за ужином переел жирного, то ли закапризничал, такое иногда случается. До обеда Лёха лежал, как младенец – свернулся и страдал. Не помогали ни таблетки, ни суспензия. Резь над пупком не проходила.

Ближе к вечеру отпустило, Ионин выпил крепкого чая с лимоном. Становилось легче. Лёха оделся, отмёл велосипед и поплёлся на маршрутку. К остановке с Иона семь потов сошло.

«Какого фига вчера язык не придержал», – думал он, загружаясь в «Газель». Лебеди лебедями, а здоровье важнее: мотаться в разбитом состоянии – дурацкая затея.

До парка он, однако, добрался без приключений. Желудок испытывал на прочность, но Лёха терпел, сжав зубы, и ковылял к пруду.

У пруда тёрлись четверо: мужики-работяги разгуливали вдоль забора, окружавшего водоём, и подзывали птиц.

– Ребзя, поймаем, продадим богачам, – размечтался один из них.

– Ощипаем, да в суп. Лапшичку сварганим.

Ионин устроился на лавочке и наблюдал за тщетными попытками дармоедов, жаждущих легкой наживы.

Лебеди не удостоили халявщиков вниманием, и те убрались ни с чем. Лёха подождал, пока они скроются за поворотом, и выбрался на тропинку. Он не ожидал, что птицы приплывут, зря старик назвал его добряком.

Ионин вытащил из-за пазухи батон.

– Чернявый, плыви сюда, – позвал он. – Тега-тега-тега. Плыви, я тебя не обижу.

Самец насторожился и замер. Он видел (или слышал), что хлеб упал в воду, но и клювом не повёл. Лебедиха дёрнулась в сторону Ионина, но лебедь никуда не двигался, и она сделала круг около самца.

Минуты текли. Булка закончилась, и Лёха достал второй батон.

– Тега-тега-тега, – продолжал парень. – Чернявый, я столько промучился, чтобы сюда доехать, а ты нос воротишь. Отбрось комплексы, злые покинули сцену.

Чудо свершилось. Самец поплыл в сторону Ионина. Самка за ним – тихонько, неторопливо.

Царственные птицы принимали пищу с едва заметным достоинством, с гордостью; старик называл их чудесными, и Лёха не находил другого сравнения.

– Вы пришли, молодец, – услышал Ионин голос позади.

Коломбо объявился рядом, взъерошенный и запыхавшийся. Уложил руки на заграждение и поприветствовал птиц.

– Мой желудок воспрепятствовал этому как мог. Полдня промучился.

– Нам посылают те трудности, с которыми мы можем справиться. Вы здесь, значит, побороли хворь.

Лёха «прислушался» к себе и отметил, что боль отступила. Это стало неожиданностью, так как несколько минут назад, когда он сидел на лавочке, область над пупком отзывалась режущей болью, а сейчас к ней словно прикоснулась волшебная палочка – раз – и болезнь отступила.

– Мистика прямо, – высказался вслух Ионин. – Или вы наколдовали?

– Конечно, – согласился Коломбо. – Я – волшебник. Вы разве не в курсе?

– Теперь в курсе.

Старик находился в отличном настроении. Возможно, состояние сына порадовало (жив, слава Богу, а рёбра заживут), или лебеди на него влияли: энергетика исходила от Коломбо положительная. Если описать её в цветах, то радужная. Он буквально светился изнутри, и ассоциация с волшебником поражала реальностью.

– А что бы вы хотели, если б я и впрямь наколдовал? – спросил старик.

– Чудес не бывает, – ответил Ионин.

– А вдруг? Отбросим стереотипы и представим, что чудеса случаются, а у вас, есть одно желание.

– Я бы хотел увидеть бабушку с дедом, – сказал Лёха. – Знаете, какая у меня бабушка была… Золотой человек… Вернуться в детство, в девяносто восьмой или в девяносто девятый и прожить с ними денек. Вот такое бы я загадал.

Парень замолчал. Воспоминания о близких людях навеяли грусть. Старик понимал и не лез к Ионину, предпочитая восхищаться лебедями. Он был либо мудрый, либо хитрый, либо и то, и другое – хитрец-мудрец; Лёха не разобрался, что из себя представляет Коломбо. В мире ненастоящих людей Ион разучился общаться с душевными, особенно с теми, кто годился ему в отцы, и не отличал правду от вымысла. В волшебство он не верил, но мистическую необычность старика допускал.

На квартире Лёха поужинал – впервые за день пища воспринималась желудком не как враг. Ионин скачал на ноутбук фильм, улёгся на кровать, но сюжет не цеплял, главные герои играли топорно, и вместо картинки на экране Ионин видел прошлое: себя, качающегося на коленях у деда; собачку Польку, что у них жила; бабушку, читающую любимую книгу «Голубую елань» Ивана Коробейникова; воспоминания мелькали перед взором, изредка меняясь на кадры из кино, и незнакомые лица вдруг прерывали правильную цепочку.