Читать книгу Аскорбиновая кислота. 11/07 - Юрий Серов - Страница 6

Приехали. Утренняя нега отступала. Пекло словно на сковородке. Дед доверил Ионину заезжать на пятачок, и Лёха под чутким руководством загнал задом «Жигулёнок».

– Молоток! – Старший показал большой палец. – Вырастешь – кувалдой будешь!

Эх, деда, деда… Знал бы ты, какая бесполезная кувалда вырастет, сказал про себя Ионин, но виду не подал. Не знает дед, какое будущее ждёт внука, никто не знает, кроме него. Для всех сегодняшний день – стандартный, каких было десятки, и не отличается от остальных выходных, проведённых на грядках с поливочным шлангом или с тяпкой; он особенный лишь для Лёхи. День, который никогда не повторится.

Дед и бабушка стояли рядом. Наблюдая за маневром внука, учащегося ездить, они не успели отойти, и Ион, выскочив из авто, захватил их в объятия.

– Попались, – рассмеялся он.

Никто не ожидал от Ионина проявления тёплых чувств. С дедом обнимались редко, тот не любил церемоний и эмоции выражал в исключительных случаях, и они большей частью приходились на ранние годы. С возрастом старик избавился от сухости, стал сентиментальнее, и в нечастые приезды внука ронял скупую слезу.

– Будет вам, развесили сопли, – проворчал дед, но скорее для виду.

Они перенесли в домик корзины, вёдра и инструменты. Бабушка сняла с термоса крышку и налила в неё чай. Постепенно он остывал и, устав от зноя, можно было прийти и сделать глоток-другой освежающего напитка.

– Я картошку поливать, это на полдня, – сообщил дед, переодевшись в рабочую одежду. – Вы сами планируйте, что да как.

– С земляники начнём, – решила бабушка. – Последыши, попробуем ведёрко набрать.

– Да куда её? Восемь банок наварили уж!

– Съедим. Добро не пропадёт.

Дед не спорил. Бабушкины заготовки пользовались спросом.

Земляника собиралась тяжело. Бабушка с внуком передвигались на корточках, иногда усаживаясь на землю и вытягивая затёкшие ноги. Основной урожай закончился, ягод осталось мало, но за час-другой удалось наполнить полведёрка.

– Ба, а как ты простыла? Почему простуда на сердце осложнение дала? – спросил Лёха.

– В школу ходила, учиться хотела. Школа в райцентре, топать через лес километров шесть, а то и семь. Нас обычно на лошади возил Кузьма Ильич. Его дети ехали, а с ними и нас пяток-другой. Бедно жили, одевались плохенько, в обмотках, да в заплатках, на ногах лапти. – Бабушка прервалась, найдя крупную землянику, и протянула внуку. – На-ка, так и просится.

Лёха принял ягоду, протёр её о шорты и съел. Волшебный вкус. Ни химии, ни ГМО, натуральный продукт, который не сыщешь на московских прилавках, где сплошь и рядом завозные овощи и фрукты, и чем их только не шпигуют, чтобы они добрались до России в целости и сохранности.

– Привёз нас Кузьма Ильич в школу, – продолжила бабушка. – На улице мороз, градусов тридцать, не меньше. Отучились, сидим и ждём, но Кузьма Ильич не появляется. Нет его, и всё тут! Два часа, три часа, шесть часов – все голодные. А получилось, что пятница была, школа на выходные закрывалась. Хочешь, не хочешь – расходись по домам. Кто-то из ребят попросился на ночь к знакомым, а остальные решили идти с учителями. Одним страшно, зимой темнеет рано, а у взрослых ружья: волки если и нападут, то учителя начнут стрелять. Пошли. Ребятишек горстка, математик и сторож. Я в лаптях, перевязанных тряпками и шалью; на повозке холода не ощущаешь, а на половине пути я и пальцев не чуяла. Дома мама меня самогонкой натёрла, да ноги в горячей воде с горчицей отпаривала, но не помогло. Слегла я в ночь с температурой. Жар, меня знобит, тошнит. Искали фельдшера, да тот лыка не вязал. Мама к целительнице подалась на другой конец деревни, привела её, та поглядела на меня и говорит матери: не доживёт, мол, дитё, до утра-то. Ничем не поможешь. А мне хуже и хуже, температура под сорок, вся горю…

– Да, Лёшик… Однако не померла. Выкарабкалась, притащили фельдшера, он не протрезвел, но соображал, развёл микстуру в кружке, заставили меня выпить… Неделю провалялась я. А потом проблемы начались: ноги отнимались, сердце шалило, и большая часть воспоминаний стёрлась. Что-то я помню до мельчайших подробностей, ерунду какую-нибудь, а важное – как корова языком слизала – пусто, хоть кол на голове теши.

Бабушка говорила, а шустрые пальцы перебирали земляничные листья и усики, нащупывали красную ягодку и срывали. По ягодке, по ягодке, и ведёрко набралось.

– А что с Кузьмой Ильичем случилось? Почему он вас не забрал? – спросил внук.

– Пойдём-ка в домик, чаю попьем, да от солнца отдохнём. – Бабушка, кряхтя, поднялась. – Дед, а дед! Чай пить айда!

– Некогда, я поливаю, – отозвался старший.

– Как хошь. Нам больше достанется.

Они вернулись под бетонную крышу и расселись по койкам. Ионин разлил чай из крышки по кружкам, а из термоса добавил горячего.

– С Кузьмой Ильичем беда приключилась. Высадил он нас у школы и поехал с сыном в соседнюю деревню (забыла название). Дорога через лес вела. Лошади фыркали, беспокоились, волков учуяли, сын Кузьмы Ильича ружьишко достал, да не воспользовался: звери появились неожиданно, стаей напали. Лошади испугались, дёрнули повозку прочь, а Кузьма Ильич не удержался и вывалился. Сын тоже упал, но в повозку. Когда коней успокоил и остановил, лес далёко остался. А обратно воротился, Кузьму Ильича загрызли. Двух волков сын застрелил, остальные отбежали, но недалеко. Стужа, есть нечего – поди зайца поймай – не отходят. Понял сын: добычу не отдадут; двустволку зарядил и назад отходить стал, а волкам это и нужно. Увидели, что человек сдался, и давай пировать!

– Жуть, аж мурашки по коже.

– Кому жуть, а мы привыкли. И волки рядом, и медведи, и лоси. Много зверья. Мужики охотились, мясо в домах водилось. Не голодали. Мне оленина нравилась. Оленя редко удавалось подстрелить, чуткие они и пугливые: услышат шорох, насторожатся и с места как – раз! Свеженину из них готовили, мяско сладкое, нежирное.

Бабушка так аппетитно описывала еду, что у Ионина заурчало в животе. Он не удержался, развернул из фольги бутерброд и перекусил. Молодой организм требовал подпитки.

– Сколь градусов там? – спросила бабушка.

Лёха взглянул на термометр, висевший на входе у двери.

– Тридцать два по Цельсию выше нуля, – доложил он. – Ташкент настоящий.

– Это разве Ташкент? Вот дедушка жил в Ташкенте, там да, то ещё пекло. Влажность сумасшедшая, и печёт будто в духовке… За год весь высох, одни кости остались, килограммов шестьдесят весил. Скелет.

– А зачем он в Ташкент уезжал? От холодов спасался?

– По службе перевели. Первый год дедушка на Дальнем Востоке служил. Раздолье: красная рыба, икра, климат приятный! Затем часть расформировали, солдат разослали в другие города, но основу – в Узбекскую ССР, в столицу её. Повезло, часть новая, солдат не обижали, все в основном переведенцы, фруктов досыта, но погода беспощадная. Температура под пятьдесят в тени доходила, а по ночам меньше сорока не опускалась. Дальневосточный жирок быстро испарился.

Бабушка прилегла. На свежем воздухе болезнь отпускала, дышалось лучше, и сердце не безобразничало. Тяжёлые периоды приходились на ночь: и не спишь толком, а грудь сдавит – не вздохнёшь. После операции бабушке полегчало, но сбои случались. Единственной радостью оставался сад-огород, где в делах и в заботах хворь не так заметна.

Внук на цыпочках покинул домик.

Дед следил за поливом. Стоял под палящим солнцем, уткнув руки в бока, – загорелый, будто его прокоптили. Ионин поспешил к нему.

– А, охламон, это ты! Всё в теньке отсиживаешься?

– Какой там, деда! Мы землянику собирали, бабушка отдыхает.

– Пускай покемарит, – одобрил старший. – Надо сегодня китайку выкорчевать, засохла совсем. Спилим яблоню, отнесём в лес. Пенёк обкопаем, попробуем выдрать. Поможешь? Без тебя не справлюсь.

– Сделаем, – заверил внук.

Дед замолчал, а Лёха решил пройтись по владениям.

Сколько лет минуло с тех пор, как он приезжал сюда. Сначала со старшими, потом, получив права, сам – на дедовой «девятке», перешедшей по наследству к нему. Годы летели, сад дряхлел, ворьё срезало трубы, растащило инструменты, домик продали дядьке, а позже за копейки и садовую землю перекупщикам. Ничего не осталось.

В 98-ом огород выглядел на пять с плюсом. На домике ветви синего винограда, терпкого и вяжущего, рядом качок и бочка для воды, аккуратные ряды картофеля, грядки свеклы, моркови, кабачков, помидоров и огурцов, кусты смородины, малины и крыжовника, яблоневые и грушевые деревья, а среди них и китайка – первое дерево, что посадил дед, когда купил участок. Ярко-жёлтые ранетки с сочными плодами.

Ионин сравнил себя с садом-огородом. В юности красивый, мечтающий выучиться на журналиста или врача, с возрастом он приобрел пугающий и устрашающий вид, был выброшен за границу нормальной жизни и валялся на обочине. Он стал землей, где ничего не растёт.

Сорняки и лебеда.