Читать книгу Княгиня Менжинская - Юрий Татаринов - Страница 16

И вот наступил день, когда между паном Толочкой и Федором состоялся прямой разговор. Он произошел в кабинете хозяина Вердомичей.

– Я люблю вашу дочь и прошу ее руки, – сразу же сказал Федор.

Лоб пана Юзефа омрачила тень тревоги. Хотя старик понимал, чем вызваны визиты молодого Коллупайло, тем не менее даже мысли не допускал, что последний может стать его зятем. Он хотел было накричать, но вдруг с ужасом понял, что не в состоянии это сделать. Он уже не чувствовал прежней неприязни к Федору. Да и горе, продолжавшее мучить его, как наконечник стрелы застрявшей в теле, уже не позволяло быть прежним. А потому, услышав признание, он сумел сдержаться. Опустившись в кресло перед камином, бедняга достал платок и вытер капли пота на лице.

– Когда-нибудь ты доконаешь меня, отец мой, – наконец промолвил он. – Уж пожалей, будь милостив! – старик надул щеки, словно обиженный мальчик. – Подумай, о чем просишь! Наши семьи враждуют с незапамятных времен! Разве не говорили тебе твой отец или твой дед, кто есть Толочки для Коллупайлов?

Федор не ответил. Впрочем, пан Юзеф и не нуждался в ответе, он продолжал:

– Разве не передалась тебе ненависть к нам с молоком матери? Разве ты не понимаешь, что наши семьи несоединимы? Не ты ли первый схватишься за саблю, когда я невольно обижу кого-то из твоих предков?

– Я не собираюсь воевать, – ответил гость. – У меня не тот характер. Конечно, я слышал о том, о чем вы говорите. Но что мне за дело до этого! Даже если у нее, у этой вражды, и были веские причины, прошлое не повернуть вспять. Я желаю жить так, как подсказывают мне небо и сердце, а не амбиции. Да, Толочки и Коллупайлы враждовали. Но когда-то ведь должен наступить конец этой вражде! Господь ниспослал нам возможность помириться, искупить прошлые грехи. Используем же эту возможность, заключим вечный мир!

Пан Толочко с недоверием покосился на гостя.

– Сдается мне, отец мой, что ты лукавишь: желаешь втереться в нашу семью, чтобы погубить меня. Развей мое подозрение, докажи, что это не так.

Федор не обиделся. За любовь надо было бороться, он понимал это, поэтому ответил:

– Мне незачем вас губить. Напротив, полюбив вашу дочь, я проникся к вам сыновьим уважением. А потому, как бы ни пытались вы задеть меня, обиды на вас я таить не стану. Кроме того, я вижу, что под маской недоверия, суровости в вас кроется человек доброго сердца.

– А вот этого не надо, пан Федор. Не люблю, когда льстят, – ответил хозяин. И пояснил: – Под личиной лести обычно прячется коварство.

– Я не льщу. Кажется, вам нечасто приходилось иметь дело с искренними людьми. Хочу убедить вас, что мир между нашими семьями возможен. Следует только захотеть его.

– Да зачем тебе этот мир? – кажется, старый забияка был того мнения, что война делает жизнь более интересной.

– А затем, что я не воин и не желаю видеть свое будущее в набегах на соседей. Все просто, пан Юзеф: там, где расцветает любовь, война немыслима.

– У моей дочери достаточно женихов, – не сдавался упрямец. – Зимой, когда мы поедем в Краков, где у нас дом, таких, как ты, будет предостаточно.

– Таких, как я, или таких, как пан Хлебович? – хладнокровно спросил Федор.

Пан Юзеф задумался. Он желал видеть свою дочь знатной и богатой. В то же время мечтал о ее счастье. Старик не мог не признать, что молодой Коллупайло, кроме того, что настойчив, еще и умен. «За таким, как он, Юленька горя знать не будет», – подумал он и пристально посмотрел на Федора, как бы желая проникнуть ему в самую душу. Затем с непререкаемой уверенностью ответил:

– О том, чтобы вы обвенчались, не может идти даже речи. Заруби это себе на носу, пан Федор. В своем ослеплении ты забыл о самом главном – о корнях. Отчего враждовали наши семьи?.. Все дело в вероисповедании! Коллупайлы искони являлись приверженцами схизмы, даже тогда, когда у них имелась возможность поменять веру. За то мы, Толочки, и ссорились с ними. Ты не можешь жениться на моей дочери, потому что исповедуешься батюшке. Мои предки считали вашу веру недостойной себя, так как за нее держалась одна чернь.

– Моя вера ничем не хуже вашей, – уверенно отозвался молодой Коллупайло. – И вы, и я – оба мы молимся Христу и Матери Божьей. Поэтому не вижу оснований к тому, чтобы нам чураться друг друга. Любая религия имеет право на существование, лишь бы служила благу.

– Спорить не собираюсь, – ответил пан Толочко. – Тем более что в данном случае меня волнует даже не нравственная сторона, а законность. Рим не даст на этот брак согласия.

Этот неожиданный поворот расстроил просителя. Федор удивленно уставился на пана Юзефа. Ради любви он готов был принять самое рискованное предложение, готов был пожертвовать своей жизнью. Но подобная ситуация вдруг увиделась ему неразрешимой. Бедняга должен был признать, что старик положил-таки его на лопатки.

– Как же так? Что же делать? – с отчаянием воскликнул он. – Подскажите, пан Юзеф. Не может быть, чтобы не нашлось какого-нибудь выхода! Неужели Господь устроил мне западню? Ведь я люблю вашу дочь! Подскажите, пан Юзеф!

Почувствовав, что наконец прижал упрямца, пан Толочко возликовал. «И на старуху бывает проруха», – подумал он и усмехнулся, затем поднялся и с видом победителя стал расхаживать по кабинету. Ему уже хотелось чем-нибудь обнадежить несчастного. Он не думал, что у Федора есть хоть какой-нибудь шанс, тем не менее по доброте души готов был утешить его.

– Есть одно средство, – вздохнув, словно сочувствуя гостю, сказал он. – Как говорится, ultima ratio [прим. Последнее средство (лат.)]. Но не знаю, сумеешь ли ты воспользоваться им.

– Какое? – с надеждой спросил молодой Коллупайло.

Желая добавить весомости своим словам, пан Юзеф с минуту молчал, потом уверенно сказал:

– Отказаться от схизмы и принять католичество. Посоветуйся со своим духовником, поговори с родителем, расспроси ксендзов, – старик был явно доволен тем, что задал гостю неразрешимую задачу. Теперь он был уверен, что Федор отступится от его дочери. – Надеюсь, тебе понятно, что, пока ты не перейдешь в нашу веру, затевать разговор о сватовстве бесполезно. Больше того: думаю, отец мой, что тебе лучше вовсе не бывать у нас. Ты понимаешь, о чем я? Ты умный человек, пан Федор, я признаю это, а потому очень надеюсь, что ты оставишь мою дочь в покое. Пойми, панна Юлия не про тебя! Большая стена между вами! Ты должен отыскать невесту из своего круга. Каждому – свое. Надо быть реалистом, пан Федор. Есть препятствия, одолеть которые не дано.

Гость заметно расстроился. «Ultima ratio», – повторил он про себя, как заклинание, и вздрогнул, будто услышал голос палача, вежливо предложившего ему положить голову на плаху. Пан Юзеф продолжал что-то обстоятельно говорить, но Федор уже не слушал. Он чувствовал себя утомленным и разбитым.

Возвращаясь в тот день домой, пан Федор продолжал думать о разговоре с хозяином Вердомичей. Предложение поменять веру виделось ему немыслимым, ужасным, таким, как если бы ему предложили задушить своего отца. Когда молодой Коллупайло выехал из леса и увидел в долине, на возвышении, свой дом, ему сделалось до того больно, что он зарыдал. Неожиданно откуда-то сверху, кажется, со стороны леса, словно утверждая в нем еще не родившуюся уверенность, кто-то внятным и твердым голосом проговорил:

– Ultima ratio!

Федор вздрогнул, растерянно оглянулся. Однако никого не увидел… Бедняга постоял минуту и, когда чуть успокоился, вдруг ощутил на душе странную легкость. Мысль, которая толькотолько потревожила его, сразу стала убеждением и блаженной целью. Он уже знал, как поступит. Согласие и ясность опять руководили им. Возрадовавшись, он пришпорил лошадь и галопом поскакал в сторону своего дома.