Читать книгу Княгиня Менжинская - Юрий Татаринов - Страница 18

Вместе с уверенностью в том, что он все-таки сделает по-своему, в душе Федора росло беспокойство. Ему еще предстоял разговор с отцом.

Старый Коллупайло был из тех, кто привык во всем полагаться на себя. Он не заискивал перед властями, не искал дружбы у влиятельных соседей. Те, кто знал герутевского пана, называли его дикарем и приписывали эту отчужденность расстройству ума. Старик как будто не реагировал на подобное неуважительное отношение, однако в душе страдал. И, конечно, это сказывалось на его здоровье. У него было уже несколько сердечных приступов.

Боясь убить отца, Федор откладывал разговор со дня на день. Он сознавал, что значит для Коллупайлов православие. Никто в их роду не изменял своей вере, выстояли Коллупайлы и во времена гонений. Нынче их привязанность уже не вызывала у соседей такого недовольства. А потому его решение могло показаться странным.

И все-таки вскоре разговор состоялся. Отец и сын уединились в кабинете. Федор начал издалека, сказал, что любит панну Юлию и что встретил с ее стороны взаимность. Старого Коллупайло не обрадовало такое вступление. Стоило сыну упомянуть о Толочках, как руки его затряслись. Стало ясно, что тема не просто неприятна ему, а мучительна. Однако Федор решил довести задуманное до конца, сказал:

– Отец панны Юлии даст согласие на брак только в том случае, если я поменяю веру.

Старик выслушал с таким выражением, словно ему сообщили о смерти родственника. Он отвернулся к окну. Молодой притих, надеясь, что отец сам догадается об остальном.

– Понимаю, – наконец отозвался старый Коллупайло, – в твоей душе поселилась язва сомнения. Чтобы приобресть одно, ты собираешься отречься от другого, – он посмотрел на сына так, словно намеревался спросить: «Я прав?»

Федор опустил глаза. Он чувствовал себя преступником.

– С давних времен Коллупайлы в православии, – не без гордости заметил старик. – Сколько издевательств претерпели, пронося, как огонь свечи в ураган, свою верность. Над нами смеялись, нас называли людьми низшего сорта. И все-таки мы остались непреклонными, выстояли. – глаза его вдруг округлились, и он сказал с какой-то жуткой уверенностью: – Бес тебя искушает, сынок! Берегись! – после чего схватился за грудь.

Федор поддержал его, придвинул кресло.

Старик сел грузно, с сиплым выдохом. Сразу стала заметна его немощность. Голова несчастного затряслась, а в глазах появились слезы. С каким-то детским страхом он вдруг спросил:

– Ты уже решился?.. Сын не ответил, отвернулся.

– Ты ослеплен, – морщась от боли в груди, тихо заметил отец. Федор не сумел сдержаться, вскричал:

– Я люблю ее! Только ради того, чтобы быть с ней!.. Старик словно не услышал, продолжал о своем:

– Вера отцов – не фрак, чтобы менять, когда вздумается. Ты не купил и не выменял ее, ты в ней родился. Сменить веру – все равно что умереть и родиться заново. Разве это возможно?!.. Или тебя прельстила позолота костельных алтарей?

– Нет же! – волнуясь, ответил влюбленный. – Просто я думаю, что любовь не имеет отношения к догмам. Да, для меня свято духовное подвижничество предков. Но я не книжник и не святоша. Я человек! Мною движет желание быть счастливым и дать новую жизнь! Я не изменник и не виноват, что люди разделились на касты. Я как служил Господу, так и буду служить. И уверен, что Он не разочаруется во мне. Господь сам указал мне этот путь. Ведь это Он вселил в меня любовь. А потому мне ничего не остается, как пойти на крайнее средство. Что поделаешь, коль к этому вынуждает меня несовершенство человеческих законов. Я знаю только, что эта крайность не отдалит меня от тебя и от моих достопочтенных предков.

– Твои дети будут католиками!

– Прежде всего они будут примерными христианами. Я уступаю пану Толочке потому, что вижу в этой уступке шаг к миру между нашими семьями. Кто-то ведь должен уступить!

– Ты не полководец, чтобы приносить себя в жертву ради мира. Изменив православию, ты пресечешь святую и героическую традицию.

– Если мои дети захотят сделать обратный шаг, я не стану их удерживать, тем более если причиной их решения будет любовь. Старик не ответил. Видно, понял, что сын не переменит решения и все попытки разубедить бесполезны…

Несколько дней они не разговаривали. Завтракали, обедали и ужинали по-прежнему вместе – но, собираясь за столом, отмалчивались, словно сердились друг на друга. Федор продолжал ездить к Толочкам и ксендзу Стефанию. Решение его день ото дня крепло.

Однажды, вернувшись домой, молодой пан узнал, что отец спрашивал о нем. Он тут же устремился в кабинет.

Оба обнялись. А потом долго молча смотрели друг другу в глаза, словно не виделись целый год. Они никогда не ссорились, поэтому едва выдержали эти несколько дней размолвки. Вот уже двадцать лет с тех пор, как умерла мать Федора, отец и сын жили душа в душу, советуясь и откровенничая во всем. Последние дни еще раз доказали обоим, насколько сильна их привязанность.

– Ты же знаешь, – сказал старик, – я желаю тебе только добра. Если твоя жизнь будет счастливой, это только добавит мне сил. Поступай, как считаешь нужным, сынок. Бог тебе судья.

Эта неожиданная милость неизъяснимо обрадовала Федора. Он крепко расцеловал отца. У обоих помимо воли полились слезы.

Год ездил Федор к панне Юлии. Любовь их день ото дня крепла. Наконец предложение жениха было принято. За это время герутевский хозяин сумел доказать свою приверженность костелу. И однажды он и ксендз Стефаний были официально приглашены в Гродно, где на заседании святой коллегии губернии секретарь торжественно объявил, что пан Федор Коллупайло признан верноподданным римско-католической церкви со всеми обязанностями и с присвоением нового имени – Теодор.

Только после этого влюбленные услышали от старого упрямца заветное «Благословляю».

И наконец, в день венчания, когда встали на колени перед святым алтарем в Гнезно и ксендз Стефаний наклонился и прошептал «Рах vobiscum» [прим. Мир с вами (лат.)], панна Юлия и Федор почувствовали, будто у них выросли крылья…

Вердомичи – Свентица – Великое село.

Август 1993 г.