Читать книгу Важнее и сильнее всего… Повествование о запутанной жизни - Илья Тамигин - Страница 10

Михаил последовал совету Аскольда Арнольдыча и на следующий день посетил Опорный Пункт Охраны Правопорядка, в зону которого входил универмаг «Москва» и прилежащая территория. Участковый, немолодой капитан с усталыми, но добрыми глазами на волевом и мужественном лице, накануне отмечавший День Парижской Коммуны и, заодно, годовщину Бородинской Битвы (неважно, что эти события произошли не в мае, главное, чтобы народ о них помнил, не так ли?), долго не мог понять, что хочет от него этот странный парень, сбивчиво пытающийся объяснить, что ищет девушку.

– Так ты толком скажи, чо она тебе сделала-то! Тогда и дело заведем, и в розыск объявим! Вот тебе бумага, пиши заявление, значит! – подсовывал он бланк и ручку посетителю, думая при этом: «Нехай пишет своё заявление и валит отсюдова! А там видно будет, может, и не надо будет дергаться, регистрировать и меры принимать…»

Присмотревшись к милиционеру и принюхавшись к его дыханию, Михаил решил зайти с сильных козырей. На стол была водружена бутылка «Столичной». При виде сосуда с эликсиром счастья капитан враз посерьёзнел и подобрался, почувствовав печенью, что дело серьёзное.

– Понимаете, товарищ капитан, мне просто очень надо найти эту девушку. Я видел её на подведомственной вам территории. Вот портрет! Вот мой телефон… Если вы мне поможете, то моя благодарность будет безгранична в пределах разумного. А это – аванс!

– Ага! Частным, значит, порядком? – обрадовался участковый, – Это мы завсегда!

Он всмотрелся в гравюру и помотал головой:

– Не, не видал… Но, ежели увижу, документы обязательно проверю и вам сообщу!

– А можно в, так сказать, сопредельных участках ваших коллег задействовать? Вам проще, вы всех участковых знаете, да и факс у вас, я гляжу, есть… А за мной не заржавеет! Награда найдет героя обязательно! – выразительно глядя в глаза служивого, Михаил встряхнул сумку и оттуда раздался мелодичный звяк.

– Ну… можно, конечно, попробовать… Только дело это непростое, факс посылать да объяснять каждому, что, да почему… – вильнул глазами капитан, обреченный никогда не стать майором.

– Понял! Вот, ещё одна, для преодоления трудностей!

На стол встала ещё одна поллитра.

У участкового аж дыхание пресеклось от восторга.

– Да, щас, прямо при вас и зашлю!

Он уже прочно был на «Вы» с Михаилом и любил его, как родного.

Через десять минут факс, содержащий портрет девушки и просьбу позвонить, буде её личность удастся установить, а также обещание награды, был разослан дюжине участковых, тем самым обеспечив розыск по всему Юго-Западу столицы.

Попрощавшись за руку с благодетелем, капитан проводил его до двери и долго смотрел вслед, восхищенно бормоча:

– На какие только жертвы люди не идут из-за любви!

Покинув гостеприимные стены казенного дома, Михаил двинулся в Университет Дружбы Народов. Там ему сообщили, что все иностранные студенты, кроме имеющих задолженности, разъехались на каникулы в трудовые лагеря, а кто и на родину. Прикрепив на входной двери гравюру, подумал, что стоит попытаться уговорить секретаршу показать личные дела. Вернулся, объяснил суть дела, намекнул на награду, пытаясь внести аванс шоколадкой «Алёнка». Не прокатило! Секретарша оказалась неподкупной, а может, награда была маловата (Михаил сулил макияжный набор «Ланком» и французские духи «Шанель №5», которые намеревался экспроприировать у сестры!). На самом деле, она бы с радостью выполнила просимое, но личные дела хранились под замком в сейфе, куда бедняжке, жутко хотевшей красить веки настоящими буржуйскими тенями и пахнуть подлинным парижским парфюмом, доступа не было. Упускать щедрого посетителя ей не хотелось, и она, пообещав позвонить, если девушка найдется, деликатно прозондировала почву вопросом:

– А, может, и я на что сгожусь?

Михаил вежливо ответил, что для его целей, которые он разглашать не имеет права, годится только девушка с портрета, после чего поспешно ушел.

Уже изрядно уставший и вспотевший в толчее общественного транспорта, он добрался до главного корпуса Второго Мединститута. Найдя Деканат Иностранных Студентов, задержал дыхание и, после секундного колебания, вошел.

– Здрав… ствуйте…

Приветствие застряло у него в горле, ибо он застал секретаршу за примеркой замечательного югославского лифчика! Другая дама, одетая, сидела у стола, и была, по всей видимости, поставщиком сего дефицитного товара.

– Мущина! – сурово рыкнула она, – Вы что, читать не умеете? Ясно же написано: ПЕРЕРЫВ!

Сконфуженный Михаил выскочил в коридор и вернулся только через полчаса. Из-за этого мелкого, в общем, инцидента, полноценный контакт с секретаршей установить не удалось. На вопрос, видела ли она девушку, изображенную на портрете, ответ был получен отрицательный. Элеонора (Автор вспомнил, как звали даму!) имела дефект памяти: запоминала только мужские лица. Просьба показать личные дела вызвала на её лице презрительную улыбку и покручивание у виска указательным пальчиком с наманикюренным ногтем. Обещание вышеперечисленной награды эффекта не возымело. Грустный и обескураженный Михаил повесил свой постер около входной двери в деканат и отправился дальше, к выходу из корпуса, разминувшись с немолодой женщиной в синем халате с ведром и шваброй в руках.

Уборщица тётя Зина медленно брела по только что собственноручно вымытому последнему коридору. Рабочий день подошел к концу, оставалось только отнести ведро и швабру в подсобку. Самочувствие было неважное, опять давление поднялось, да ещё болел тромбофлебит. Настроение тоже не брызгалось фонтаном радости: сожитель Федор, пребывая в запое все праздники, отнял утром последнюю трешку, да ещё и в глаз кулачищем заехал! Какое уж тут настроение… Навстречу быстро прошагал темноволосый парень с тубусом подмышкой. Иностранец, конечно. В этом крыле русских не встретишь! В сердце взыграла досада:

«Ходют и ходют… А чего ходют? Только грязь таскают! Ить, вон, следы-то! У, понаехали, а нам за ними подтирай, за инородцами-нехристями!»

Остервенело протерла пол. А это ещё что за безобразие?

«Батюшки! Ещё и плакаты где ни попадя порасклеили! Ну, вообще, оборзели: стены пачкать!»

Тетя Зина злобно сорвала Мишину гравюру и, не вникая в содержание, скомкала её и выбросила в мусор.

В тот день Михаил посетил ещё какой-то не то химический, не то электрический институт и Университет. Увы, везде было одно и то же: иностранные студенты на каникулах, девушку опознать никто не смог. Но, тем не менее, сеть была раскинута, портреты висели на самых видных местах, суля награду за информацию. Оставалось ждать…

Марина стояла на правой ноге, поставив левую на собственную голову. Репетиций сегодня не было, но в форме себя держать надо? Опустив ногу, прошлась на пуантах. Всё! Можно и домой. Быстренько ополоснувшись в душе, оделась и вышла на улицу. До дома было недалеко – минут сорок пешком, и девушка приняла решение не давиться в автобусе, благо погода была солнечная и безветренная. Встречные мужчины провожали её восхищенными взглядами: Марина была красива, знала это, и старалась поддерживать свою красоту на должном уровне. Ну, там, макияж-маникюр-педикюр-эпиляция и солнечные ванны. С последним пунктом были проблемы. На пляж часто не выберешься, да там и загорать приходится в купальнике, а от него попа и грудь белыми остаются! Есть, правда, нудистский пляж в Серебряном Бору… Но туда ездить далеко и неудобно, к тому же одной стрёмно. Пыталась уговорить Виталика, но он, дубина стоеросовая, насупился и наотрез отказался. Комплексы у него, понимаете ли!

Выручила дедовская квартира: лоджия была открыта солнцу до самого полудня! Марина притащила туда старую раскладушку и целых десять дней (ну, не подряд, конечно!) загорала абсолютно без ничего, подрумянившись, как булочка. Но в последний раз заметила с горечью и досадой, что с чердака соседнего дома на неё кто-то пялится в бинокль. Астроном, блин! Так и подмывало взять дедову двустволку и шарахнуть по этому козлу картечью! Поразмыслив, решила отомстить по-другому. На другой день снова, как ни в чем ни бывало, расположилась загорать, а Виталик сидел в комнате и ждал сигнала. Когда в чердачном окне вновь бликанули стекла, Марина, сделав вид, что ничего не заметила, дала знак Виталику. Тот спокойно поднялся на чердак и от души накостылял по шее любителю подглядывать, а бинокль разбил. Месть была сладка, вопли избиваемого донеслись до слуха небесной музыкой, но загорать на дедовой лоджии Марина больше не стала. Мало ли, вдруг ещё кто-нибудь подглядывать станет!

Вспомнив все это, Марина улыбнулась. Она уже подошла к дому, где ждал обед. Настоящий, с борщом, котлетами и жареной картошкой, а не с надоевшими пельменями и сосисками! Вчера приехала мама. На недельку, проведать детей и свёкра. Они с отцом уже три года жили на Севере, выслуживая полковничьи погоны. Оставлять без присмотра вполне ещё бравого сорокавосьмилетнего мужа, подполковница надолго не решалась, ибо природа не терпит пустоты. А неделя была оптимальным сроком: по данным агентуры, муж после её отъезда запивал ровнехонько на пять дней, а потом ещё два выходил из штопора! На баб, таким образом, времени не оставалось. Так и повелось: раз в два-три месяца она ездила к детям, а муж отдыхал от семейных уз. Но в отпуск, конечно же, ездили вместе. Месяц проводили в каком-нибудь санатории, а другой месяц – с детьми, в Москве. Этот месяц был для Марины тяжелым испытанием, ибо, привыкнув жить без родительской опеки, она была вынуждена сдерживать души прекрасные порывы. Ну, не приведешь же при родителях мужика? И домой приходится возвращаться в одиннадцать часов, сразу после спектакля. Никакой личной жизни! А неделя – это ничего, вытерпеть можно легко.

Мамы дома не оказалось, дверь открыл хмурый Мишка.

– Обедал? – строго, на правах старшей сестры (она родилась на полчаса раньше!) спросила Марина.

– Не, тебя ждал. Одному скучно.

Разогрели борщ, сели на кухне за стол, застланный клеёнкой в цветочек.

– Чего такой квелый? – участливо поинтересовалась Марина, натирая горбушку черняшки солью с чесноком.

Михаил ответил не сразу.

– Девушку видел… Пытаюсь теперь найти…

– Ух, ты! Новая любовь, значит? А Ольга как же? У-у, изменщик коварный! – засмеялась сестра, бывшая в курсе всех увлечений брата, и, частенько, знакомившая с ним своих подруг, – Ну-ка, рассказывай!

К амурным делам, своим и братниным, она относилась легко.

Михаил скорбно вздохнул и подробно рассказал, что за девушка, как Аскольд Арнольдыч предположил, что она иностранка, как он задействовал участковых и как пытался провести разведку в деканатах ВУЗов. Доевши борщ, принес и показал гравюру. Марина сделала легкомысленный жест рукой:

– Найдется, никуда не денется! Жаль, что я тебе никак помочь не могу.

Принялись за второе – жареную картошку с котлетами.

– Ты почту проверял?

– Проверял. Тебе письмо.

– Не «Тебе», а «Вам»! – дурачась, улыбнулась Марина.

– Знамо, вам! Нам оно нахрен не нужно! – поддержал старую шутку Михаил, – Эвон, на тумбочке в прихожей лежит!

Письмо было в необычном, не советском конверте, с иностранными марками. У Марины ёкнуло сердце: неужели, от Костанцо? Нетерпеливо разорвав конверт, принялась разбирать французские слова. Синьор Каррера писал, что собирается приехать в Москву в августе. По делам, да, но очень хотел бы увидеть вновь звезду своих очей и покорительницу сердца – Марину! Воспоминания о проведенных совместно часах свиданий не дают ему покоя.

Марина задумалась, ибо дело было серьёзное. Ставка, как говорится, больше, чем жизнь! Выйти замуж за этого богатого иностранца было её мечтой – не век же со сцены ногами дрыгать! Приезд итальянца должен был стать решающим – или он сделает, наконец, предложение, или распрощается раз и навсегда. Дольше эта неопределенность тянуться не может! Времени для принятия решения у него было много.

Впервые она встретила Костанцо Каррера в 1982-м, на гастролях в Риме. В «Лебедином Озере» Марина танцевала «Танец Маленьких Лебедей», на правом фланге. После спектакля к ней за кулисами подошел импозантный итальянец с усами, вручил шикарный букет роз и восхитился мастерством исполнения. При этом многозначительно поцеловал руку и шепотом предложил встретиться позже. О, он понимает, что за всеми артистами следит КГБ, но если синьорита позвонит ему (тут он протянул карточку), то он что-нибудь придумает. Марина, сообразив, что такой шанс бывает раз в жизни, позвонила из пансионата, где их разместили, глубокой ночью, когда все – в том числе и балерун в штатском – уже давно спали. Через четверть часа кавалер встретил её у служебного входа. Сияющий лимузин принял их в своё чрево, пахнущее новенькой кожей, одеколоном «Хьюго Босс» и коньяком, и повез в отпадный ресторан, название которого юная балерина не запомнила. Икра, шампанское, устрицы с соусом «Табаско», форель с молодой картошкой, обалденный десерт «Тирамису», ликеры, вонючий сыр «Горгонзола»… Костанцо все время целовал руки, закатывал глаза, шевелил усами, расписывая, как он очарован синьоритой Мариной. Затем они поехали в роскошный отель, где швейцар, выглядевший как генералиссимус в парадном мундире, с поклоном открыл им дверь.

Номер, в который шагнула Марина, был просто сказкой из кино про богачей: вся мебель белая с позолотой, на столике ваза с фруктами, многие из которых она даже на картинках не видела, огромный телевизор… а в спальне – кровать! Огромная, как кухня в дедушкиной квартире, с резными позолоченными балясинами и балдахином! Шелковые простыни и наволочки при дотрагивании вызывали сладостные судороги! Ой, голова кружится! Она изящно упала на… э-э… ложе любви и закрыла глаза. Тут же почувствовала, как трясущиеся от нетерпения руки Костанцо неуклюже срывают с неё одежду, обувь и бельё. Слава Богу, хоть бельё нашлось приличное, югославское, раздеться не стыдно!

Короче, заморочил коварный буржуй наивной советской девушке голову, усыпил бдительность и взял самое дорогое! То-есть, это он так думал, г-м. Марина, вращавшаяся в кругах опытных лицедеек, знала, как имитировать расставание с девственностью, и в нужный момент на простыню пролилось несколько капель настоящей крови, а на подушку – несколько настоящих слезинок.

Отдышавшись, Костанцо осознал, что он натворил, и попытался загладить свою вину подарками. Был срочно принесен каталог товаров на французском языке, дабы синьорите было легче понятно.

– Я куплю тебе всё, что захочешь, cara mia! – стучал себя кулаком в грудь влюбленный итальянец, – Только покажи пальчиком!

Для начала нежный пальчик возлюбленной прошелся по секции женского белья. Затем – по разделу верхней одежды, включив в заказ полдюжины блузок, столько же свитерков и платьев, а также дубленку и демисезонное пальто. Ну, и маленькую кожаную курточку, кожаную жилеточку и кожаный же плащик!

– Мне стыдно признаться, но там, в Советском Союзе, мне буквально нечем прикрыть тело! Я хожу в одном и том же платье с восьмого класса! – горько прошептала Марина.

Костанцо впал от этого заявления в шок и активно понудил даму не стесняться и выбрать как можно больше всего: обувку, там… косметику, парфюм… видеокамеру и видеомагнитофон… и ещё один видеомагнитофон!

Когда заказ был скомплектован, он от себя добавил гарнитур из перстня, серег и кулона с натуральными рубинами цвета «Голубиная Кровь». Большими!

– Пусть эти камни своим цветом напоминают мне твою девственную кровь, mia paloma blanka (моя белая голубка, – итал.)! – высокопарно возвестил Костанцо и поцеловал Марину в шею долгим поцелуем.

Хорошо, хоть, засоса не сделал!

– Как это? – не поняла девушка, – Сам, что ли, носить будешь?

– Ну, что ты, дорогая! Носить будешь ты, а я любоваться! Мы обязательно встретимся ещё!

Заказ был продиктован по телефону и через час доставлен в номер! В общем, одарил по царски! А, вот, жениться не предложил, коварный соблазнитель! Но, для начала, было и так неплохо.

В пансионат она вернулась ранним утром, на цыпочках проскользнула в комнату, из последних сил волоча коробки, сумки и свертки. Конечно, соседки по номеру, проснувшись, заметили подарки, моментально люто обзавидовались и стали приставать с расспросами, но Марина колоться не стала. Подарки? А неизвестно, от кого подарки! Я всю ночь здесь была, никуда не выходила. Проснулась в туалет сходить – а тут полно всего, и карточка приложена: для синьориты Марины Михайловой! Моё, всё моё, отвалите!

Товарищ балерун, прикрепленный к коллективу, тоже долго допытывался, что, да как, да почему, но, получив от Марины новенький видеомагнитофон (страшно дорогая вещь в те годы! За две штуки можно было машину «Жигули» выменять!) и кое-что ещё, не материальное, но очень приятное (два раза, причем один раз – нетрадиционным способом!), разъяснил жаждущему справедливой кары народу, что оснований для репрессий не имеется. В связях, порочащих высокое звание советской артистки, комсомолка Михайлова не замечена, в шпионаже не уличена. Мало ли, может, кому-то её искусство танца сильно понравилось, вот и прислал несколько сувениров! Чо такого-то? Балерины уныло заткнулись, но завидовать не перестали. Ну, и фиг с ними! На всех богатеньких Буратинов не напасешься, тут уж которой повезло – той повезло!

Второй раз встреча синьора Каррера и его возлюбленной произошла в 1983-м, во время его деловых переговоров с Минплодоовощторгом. Снова были ночи, полные бурного секса (брательника каждый раз приходилось выгонять ночевать к деду!), клятвы в любви и верности, подарки из магазина «Берёзка», торговавшего за валюту, и обильные слёзы при расставании. Через полгода Костанцо приехал просто так, в отпуск. Две недели пролетели, как один день! И всё это время Марина ненавязчиво, но очень старательно внушала ему, как ей плохо быть одной, как она скучает без него, как мечтает родить от него ребенка (bambino, ву компренэ?). При расставании любовник подарил кольцо и серьги с большими брюликами и был грустный-грустный. Хороший признак!

И вот сейчас кандидат в женихи приезжает снова! В августе всё решится. Да и пора ему жениться, возраст к сорока подходит!

Быстренько подсчитала в уме даты и сроки: нет, всё складывается удачно, родители будут в санатории до сентября, а значит – не помешают! Да, а братец?

– Миш! – позвала Марина, спрятав письмо.

– Аюшки? – отозвался тот из кухни.

– У тебя, вообще, какие планы на лето?

– Да в июле собирались с ребятами в Крым поехать… Вот, сессию сдадим…

– Ну? А куда именно?

– В Судак, скорее всего. Или в Коктебель. Там натура классная…

– Надолго поедешь-то?

– Месяца на полтора-два. Меньше смысла нет.

Марина удовлетворенно улыбнулась. По крайней мере, на момент приезда Костанцо Мишка не будет путаться под ногами!

Сергей приступил к работе в почтовом ящике. Работа как работа, творческая – ковать изо дня в день что-нибудь железное. Коллектив был нормальный, коллеги-кузнецы в меру пьющие. Кормежка в рабочей столовой соответствовала самым взыскательным вкусам. В первую же получку огреб денег едва ли не в два раза больше, чем на прежней работе, до армии. Ого! После смены, как положено, поставил товарищам водочки. Прописка называется! Гулять решили наискосок от проходной, в пивном ларьке, знаменитом тем, что пиво там не разбавляли и стирального порошка не сыпали. Взяли по паре пива и встали в закутке, у забора, чтобы не бросаться в глаза.

– С работягами шутки плохи! Прежняя королева пивного-то насоса пыталась мухлевать, так ей, невзирая на женский пол, токаря звездюлей навешали. Уволилась, и даже жаловаться не стала! А когда новая труженица торговли пришла, мы с ней устную конвенцию заключили: не доливай, хрен с тобой, мы понимаем, что тебе тоже жить надо, но разбавлять и портить порошком – не смей! – объяснил Сергею феномен честного пивняка Данила-мастер, нарезая толстыми ломтями хлеб и сало.

На чистой газете вскоре образовался приятный глазу рабочего человека натюрморт: несколько вареных картофелин в кожуре, сало, зеленый лук, головка чеснока, хлеб и копченая скумбрия, истекающая жирком. Ну, и горочка соли.

На правах старшего, Данила-мастер провозгласил тост:

– Ну, Сережа, за твоё плавное вливание в коллектив!

Все четверо (пардон, забыл сразу сказать, сколько людей участвовало в застолье!) выпили по сто двадцать пять граммов (между прочим, в старину это равнялось половине чарки!) и принялись не спеша закусывать. К ним бочком подошла тетка неопределенного возраста с замызганной кошелкой и старым, полувыцветшим фингалом под левым глазом. Это был ангел второй статьи Вагабонд, замаскировавшийся для выполнения задания Высшего Командования.

– Вам бутылочка пустая не нужна? – вежливо показала пальцем тётка в кавычках на опорожненную поллитровку.

– Забирай! – беспечно махнул рукой Иван.

– Вот спасибо! – обрадовалась та, – Ещё три штуки найти – и на красненькое хватит! А то хоть помирай!

Сергею стало её жалко: пьющая, опустившаяся… но – человек! Он пошарил в кармане и достал тяжелый металлический рубль с профилем вождя мирового пролетариата:

– Трубы горят? Вот, возьми, мамаша, теперь на красное точно хватит!

– Вот спасибо-расспасибо! – растроганно поблагодарила тетка, – Щас мухой на электричку – и к себе, в Ворсино. Тама в сельпе «Солнцедар» возьму – здесь-то, в столице им не торгують! – и ещё на завтра пивка купить останется! Ты мне целого Ленина дал – пущай он к тебе со счастьем вернется.

Кузнецы заржали:

– Слышь, молодой! Ленин – к счастью! Ха-ха!

Тетка тоже улыбнулась какой-то очень хорошей улыбкой, не вязавшейся с её обликом бродяжки, и изрекла:

– Молодой, да ранний! Сергей Сергеич ещё вас всех мастерством превзойдет!

Сергей моргнул: откуда она его знает? Пока моргал, тетка исчезла. Странно!

Мужики уже переключили внимание на пиво и на чудное происшествие не обратили внимания.

– Жить, как говорится, хорошо! – отпив большой глоток из кружки повторил фразу из бессмертной комедии Леонида Гайдая «Кавказская Пленница» Сан Саныч, дядька предпенсионного возраста.

– А хорошо жить – ещё лучше! – отозвался цитатой из того же фильма Иван, кряжистый, весь в узлах мышц, сурового вида мужик.

На самом деле он был отличный отец и семьянин, любил детей и собак, в жизни никого не обижал и душа у него была нежная, как цветок.

– А, кстати, насчет «жить ещё лучше», – поинтересовался Сергей, отхлебнув пива, – Как вы леваки выносите? Я ж видел, как ты, Ваня, давеча два клинка сковал. Но, ведь, на проходной шмонают?

– Разные способы есть! – ухмыльнулся Иван, – Ежели что-нибудь небольшое по размеру, ну, ножичек, или, там, штифты-втулки-оси, то Тузику на пузо привязываем. Вышел за периметр, в свисток специальный, ультразвуковой, свистнул – и Тузик тут как тут! Сахарок заработал! Вохра на пса и внимания не обращает: бегает, где хочет.

– Ну, надо же! – восхитился новичок и хотел было развить тему, но тут около пивняка появилась Лена.

Вид у неё был серьёзный и решительный, как у патруля, застукавшего новобранца у дырки в заборе на пути в самоволку.

– Сережа! – с надрывом в голосе воззвала она, – Ты пьёшь водку под забором и пивом запиваешь! Алкоголиком хочешь стать, да? Немедленно идем домой!

Сергей немедленно ощетинился. Мало того, что Ленка на весь завод раззвонила, что они спят вместе, так ещё и держит себя, как наизаконнейшая супруга! Ишь, раскомандовалась! Перед людьми даже неудобно!

– Э-э, слюшай, жэнщина, нэ видишь, джигиты беседуют! – попытался он пошутить, употребив кавказский акцент (в Азербайджане, чай, служил!), – Иди в саклю, жарь чурек! Закончу дела и приду!

Но Лена не приняла шутку. Вместо того, чтобы тихо, с достоинством, удалиться, не обостряя инцидент, она решила бороться за своё счастье и во что бы то ни стало вырвать Сереженьку из этого вертепа. Набрав полную грудь воздуху, девушка заголосила:

– Ой, люди добрые! Да что ж это такое творится-то! Средь бела дня водку-то пьянствуют, и удержу-то на них нету! Какой пример молодежи-то подаёте, бесстыдники! А ты, Сереженька, уже да по наклонной катишься! Мать-то дома ждет-пождет, поди, уже все слёзы выплакала, а ты здеся, под забором облика человеческого лишаешься! Скоро таким же, как энти алкаши, станешь! Ой, лечить-то тебя буду, Сереженька, слезами-то своими горькими омою, небось, тогда бросишь пьянство-то!

Лена родилась и выросла в деревне, и все родственники у неё были из деревни. В город она переехала только четыре года назад, и перековаться на городской, тем более, Московский фасон, не успела. Сейчас в сознании девушки от волнения вскрылся некий пласт генетической памяти, и её укоры-попреки напоминали классический «Вой по Покойнику».

Все четверо кузнецов выпучили глаза и лишились дара речи. У Ивана, не донесшего кружку до рта, пиво полилось на землю.

– Во, даёт девка! – неуверенно хихикнул кто-то с соседнего столика.

Лена, внезапно осознав, что излишне увлеклась, замолчала, закрыв рот рукой, но было уже поздно: на её вопли к пивняку подъехал милицейский УАЗик.

– Так, значит, что тут у нас происходит? – два сержанта окружили злачное место, отрезая всем любителям пива путь к бегству.

– Да, вот… девушку обижают! – высунулась из ларька продавщица, вся бурля чувством женской солидарности.

– Ага! – один из сержантов повернулся к Лене, – Девушка, ну-ка, покажите, который тут хулиганит?

Лена молчала, заливаясь краской стыда. Губы у неё дрожали.

– Да, вон тот, белобрысый, у забора! – орала продавщица, высунувшись из ларька уже по пояс и возбужденно показывая пальцем на Сергея, – Вон он, хахаль ейный!

Сержанты подошли к столику кузнецов и уперлись прищуром глаз в Сергея.

– Так, гражданин, нарушаем, значит?

– Что я такого нарушил? – удивился тот.

– Сам знаешь! Вон, девушку обидел!

– Вот уж нет! Стою, с товарищами пиво пью, никого не трогал…

– Ага! Пьяный, значит! Дебошир! – обрадовались сержанты, – Ну, пошли!

– Никуда я не пойду! – набычился Сергей.

– Пойдешь-пойдешь! – заухмылялись служивые, – И не вздумай дергаться!

Поняв, что сопротивление только усугубит ситуацию, Сергей, кипя разумом возмущенным, пошел к УАЗу. Поравнявшись с Леной, он злобно процедил сквозь зубы:

– Дура!

Та, очнувшись от ступора, кинулась, схватила сержанта за рукав:

– Товарищ милицейский начальник! Не виноватый он ни в чем! Это я кричала, хотела его домой увести!

Тот остановился. Второй сержант продолжал вести задержанного к машине.

– Кто он тебе?

– Муж… почти… – тихо ответила Лена, но Сергей услышал и дернулся: ну и ни фига себе, заявочки!

– А! Понятно. Ничего, щас мы его разъясним, завтра будет смирный, как огурчик.

– Да, отпустите ж вы его! Говорю же, ничего он не безобразил! – в отчаянии зарыдала Лена, осознавшая, что Сереженьку забирают в тюрьму.

Ну, по меньшей мере, в вытрезвитель!

– Да, как же, вон женщина говорит – обижал он тебя! – сержанту не хотелось выпускать из когтей добычу.

– Неправда! – вскинула голову Лена, – Совсем даже наоборот…

И вдруг брякнула:

– Дяденька! Беременная я!

Сержанты переглянулись и неохотно отпустили Сергея:

– Иди уж, да больше не скандаль!

Тот, махнув рукой, молча пошел к автобусной остановке, провожаемый обалделыми взглядами товарищей по работе. Лена побежала следом, но Сергей даже не посмотрел в её сторону…