Читать книгу Флаг миноносца - Юлий Анненков - Страница 12

Еще не рассвело, когда дивизион снова вышел на огневую позицию. Она находилась на склоне холма, над рекой. Дали залп. Вот уже донеслись разрывы снарядов. Сомин, стоявший со своей автоматической пушкой на пригорке, напряженно ждал команды отходить. Косотруб уже успел побывать на вчерашней огневой. Он рассказал Сомину, как разворотили поляну немецкие самолеты. Но команды отходить не было. Дивизион оставался на месте.

Хриплый нарастающий вой внезапно хлестнул по нервам, и, раньше чем Сомин успел сообразить, в чем дело, рядом с машинами первой батареи раздался не очень громкий треск. Кто-то закричал:

– Миномет!

За первой миной последовало еще несколько. Двое бойцов лежали у колеса боевой установки. Снег был в крови.

Сомин бросился на землю, прижался щекой к снегу. В этот момент первой в его жизни смертельной опасности он увидел, как в тумане, наводчика своего орудия Дубового, который, оставив штурвал, кинулся в кабину. Боец вцепился в шофера с криком:

– Гришин! Скорей уезжаем! Скорей!

Этот крик вернул Сомину самообладание. «Как же так, – мелькнуло у него в мозгу, – неужели я испугался?»

Он вскочил одним прыжком на платформу машины. За рекой что-то вспыхивало. «Вот он – миномет!»

– По наземной цели! – закричал Сомин срывающимся голосом.

Дубового не было у штурвала горизонтальной наводки. «Где этот трус, который вечно произносит речи и больше всех болтает?»

Сомин с размаху плюхнулся на сиденье первого наводчика и, наведя кое-как перекрестие коллиматора на вспыхивающую точку, нажал педаль. Впервые он услышал выстрелы своего орудия. Они показались ему оглушительными. Боевые машины уже уходили с огневой позиции, а он все нажимал на педаль, и малиновые трассы летели за реку.

Мина разорвалась рядом. Куркин и Лавриненко, а за ними Писарчук соскочили с платформы. Куркин угодил прямо в объятия лейтенанта Земскова.

– Куда, мерзавец?! Марш на место!

Окрик Земскова привел Сомина в восторг: «Лейтенант здесь! Все будет хорошо. Он видит, что я не растерялся, своевременно открыл огонь».

– Уводите машину! – приказал лейтенант.

Когда машина тронулась, Сомин еще не совсем пришел в себя. Он не понимал, почему лейтенант помешал ему подавить минометную батарею, и весь дрожал от возбуждения, как злой щенок, оттащенный за ошейник в пылу драки.

Машины уже выходили на единственную дорогу, ведущую с холма. Их немедленно обстреляли минометы противника. Арсеньев и Яновский остались сзади. Они не видели, как водитель головной машины, очевидно испугавшись близкого разрыва, повернул назад. Следом разворачивались остальные машины.

На огневой позиции оставалась заряженная боевая установка. Около нее не было никого, кроме двоих раненых или убитых бойцов. С минуты на минуту эта установка могла взорваться от попадания мины.

Лейтенант Рощин выскочил из кабины своей полуторки. Косотруб, сидевший в кузове, выпрыгнул вслед за ним. Они подбежали к оставленной машине. Рощин сел за руль, а Косотруб и военфельдшер Горич втащили на машину неподвижные тела двоих матросов. Через несколько минут машина была уведена.

Убедившись, что на огневой позиции не осталось никого, Арсеньев и Яновский поехали на своей «эмке» вслед за дивизионом, но натолкнулись на возвращающуюся колонну. Эта неразбериха привела Арсеньева в ярость. Он уже схватился за кобуру пистолета, но вовремя сдержался. Колонна остановилась.

– Поворот все вдруг! – скомандовал Арсеньев, забывая, что большинство водителей не знают морской терминологии. – Николаев, ко мне!

Широкая дорога позволяла развернуть в обратном направлении каждую машину в отдельности. Мины теперь ложились с перелетом. Видимо, этот участок дороги, под самым холмом, не простреливался.

Командир первой батареи Николаев подбежал к Арсеньеву.

– Минометы бьют с обратного ската вон того холма, – спокойно показал Арсеньев. – Накройте их залпом одной установки!

Николаеву не нужно было повторять дважды. Молодой артиллерист с лидера «Ростов» сумел за короткое время очень хорошо разобраться в новой технике и в методах наземной артиллерии. Он вскочил на подножку ближайшей боевой машины. В кабине сидел Дручков.

– К бою! – Николаев указал рукой направление цели. За несколько секунд, пока машина изготовлялась к бою, Николаев примерно прикинул данные. Шацкий установил панораму. Командир огневого взвода Баканов проверял наводку. Несмотря на спешку и всеобщее возбуждение, этот совсем еще юный лейтенант, громоздкий и толстый не по возрасту, прикасался к головке панорамы и к барабанчику уровня с такой осторожностью, будто прицел боевой машины был соткан из тончайшей паутины. Как и многие люди, обладающие большой физической силой, Баканов был добродушен и нетороплив. Эти его черты знали все. Но теперь выяснилось, что вдобавок он удивительно хладнокровен в минуты опасности.

Николаев с удивлением следил за действиями командира огневого взвода: «Нисколько не волнуется, медведь! А ведь впервые в бою».

– Скоро ты там? – спросил он, потеряв терпение, хотя прошло едва ли больше нескольких секунд.

– Первое готово! – пробасил Баканов, отходя в сторону.

– Залп! – скомандовал Николаев.

Арсеньев уводил дивизион с опасной дороги. Минометы больше не стреляли. Залп установки Дручкова сделал свое дело.

Когда дивизион отошел на несколько километров, Арсеньев собрал командиров:

– Плохо действовали. Начальник штаба, почему на головной машине не было командира? Кто разрешил развернуть колонну в обратном направлении?

На головной машине рядом с водителем ехал сам Будаков. Это по его приказанию машины повернули обратно к огневой позиции.

Александр Иванович Будаков не считал себя неудачником. Был он с юности честолюбив, мечтал о блестящей карьере, но обстоятельства, по его мнению, складывались неблагоприятно. Он окончил артиллерийское училище с отличием и женился на дочери начальника училища. Это помогло остаться в столице, но тесть, как назло, вскоре умер, а сверстники Будакова, назначенные в дальние гарнизоны, обогнали его и в должности, и в звании. Незадолго до войны Будаков окончил академию, получил хорошее назначение, но и академический ромбик не помог продвижению. На больших учениях Будаков проявил излишнюю осторожность, и представление к очередному званию было задержано. Когда началась война, Будакову исполнилось сорок лет, но он верил в свою удачу и не сомневался, что теперь его знания и опыт получат должную оценку. «Главное – сохранить себя, – думал он, – не лезть попусту под пулю. Лучше понижение в звании при жизни, чем звание Героя посмертно». Он остался невредимым в первое военное лето, служил в центральном аппарате, и тут началось формирование частей реактивной артиллерии. Это было перспективное дело, и хотя должность начштаба дивизиона казалась Будакову не соответствующей его майорскому званию, он надеялся на счастливый поворот судьбы, тем более что эти части действовали в некотором отдалении от передовой, под надежным прикрытием авиации и пехоты.

Попав под огонь при выходе колонны с огневой позиции, Будаков не то чтобы растерялся. Он просто действовал в соответствии со своим жизненным правилом: «Главное – сохранить себя!» Он предвидел гнев Арсеньева, но предпочел его осколку мины в голову. А если еще удастся занять участок шоссе, который не простреливается, и дать оттуда залп по немецким минометам, то все будет в порядке.

Увидев вдали «эмку» командира дивизиона, Будаков приказал остановиться, выскочил из кабины и четко доложил:

– В колонне потерь нет. Я повернул назад одну установку, чтобы подавить минометы. Остальные машины пошли за мной, вопреки вашему и моему приказанию. Кроме того, я услышал длинные очереди автоматической пушки. Бесполезная стрельба. Даже при наименьшем прицеле…

– Понятно! – отрубил Арсеньев. – Что произошло с первой автоматической пушкой? – спросил он Земскова.

– Товарищ капитан-лейтенант, Сомин – молодой командир орудия, впервые попал под обстрел. Думаю, он растерялся, а потом овладел собой и в запале решил подавить немецкие минометы.

– Находящиеся за обратным скатом? Вы тоже считаете, что это возможно для автоматической тридцатисемимиллиметровой пушки?

– Нет, не считаю.

– Лейтенант Николаев, лейтенант Рощин!

– Есть! – Николаев шагнул вперед.

Гнев медленно сползал с лица Арсеньева.

– Командиру первой батареи и начальнику разведки объявляю благодарность.

Арсеньев был рад, что есть все же кого похвалить. Рощин проявил вполне уместную решительность, а Николаев показал, что в сухопутном бою умеет действовать не хуже, чем на палубе. Капитан-лейтенант отпустил командиров.

Земсков пошел к своим орудиям и отозвал в сторону Сомина:

– Попало мне из-за тебя от командира дивизиона. Говори честно, испугался?

– Испугался, – признался Сомин.

– Ну а потом? По какой цели стрелял? Снарядов двадцать сжег попусту.

Сомину было очень стыдно. Он стоял потупившись, разрывая снег носком сапога.

– Хотел накрыть минометы? Они же за обратным скатом. Но у тебя пушка, а не гаубица. Не может она вести навесный огонь! Вот что, Володя, – добавил Земсков уже другим тоном, – ошибки бывают у каждого. На первый раз прощается, но сделай вывод: надо учиться артиллерийской грамоте. Серьезно учиться, независимо от обстановки. Что, орудие вычистили?

– Чистят.

– Хорошо. Учти, вечером отсюда уходим.