Читать книгу История книги от ее появления до наших дней. История книги на Руси (сборник) - А. А. Бахтиаров, Э. Эггер - Страница 11
История книги от её появления до наших дней. (сочинение Э. Эггера)
Часть первая
Глава IX. Книги в средние века
ОглавлениеИзвинение автора пред своими читателями за метод, усвоенный им в этой истории. – Произведение Плутарха о «Способе слушать». – Каллиграфы, иллюминаторы, миниатюристы, переплётчики и пергаментщики в Париже, в начале XV столетия. – Образование библиотек. – Роскошные книги для любителей и дешёвые книги для студентов как в древности, так и в средние века. – Новый толчок, данный книжной торговле изобретением тряпичной бумаги. – Предварительные понятия о происхождении и о первых опытах книгопечатания.
Старый профессор, беседующий с вами из глубины своего кабинета о предмете довольно серьёзном, по опыту знает, с каким уважением должно относиться к вниманию самого благосклонного слушателя или читателя. Есть много способов быть внимательным в аудитории. Приковываются страстно глазами и ушами; иногда слушают с большой холодностью; бывает, слушают и просто из приличия и ради того, чтобы не оказаться невежливым относительно того, чьи лекции слушают. Почтенный Плутарх, один из древних авторов, наиболее известных молодежи, написал несколько прелестных страниц о способе слушать, где он описывает все положения, которые может принимать ученик пред креслом учителя и где он даёт превосходные советы слушателям публичной лекции. То, что он говорит относительно лекций, которые слушают, не менее справедливо и для лекций, которые читают. Если внимание аудитории утомляется, то в этом виноват, несомненно, оратор столько же, как и почтенные люди, пришедшие к нему поучиться без излишнего утомления; и в них он должен поддерживать усердие, стараясь держаться на высоте их понимания. Успели ли мы в этом пред вами, дорогой читатель? Этого мы желаем больше, чем, может быть, надеемся.
Всякая история имеет свои тернии. Даже в самых прелестных странах большая дорога или железная дорога, если только существуют такие сколько-нибудь значительной длины, не всегда идут среди зеленеющих лугов или прелестных лесов; попадаются болотистые пространства и однообразные равнины, и приходится выносить нагоняемую ими тоску. Мы, может быть, уже миновали несколько таких равнин и болотистых пространств. Но, слава Богу, мы добираемся до местностей, где нет недостатка ни в живописных местоположениях, ни в приятных сюрпризах на поворотах дороги.
Занявшись средними веками, которые нередко называют веками варварства и мрака, мы встретили уже и там больше света, чем надеялись. Ведь если наука тогда и сузилась, зато литература, и особенно поэзия не дремала. Когда работает человеческий ум, перо также живо следует за ним в его деятельности. Все теологи того времени, все ораторы, все поэты пользовались услугами целых легионов переписчиков и других работников, различным образом способствовавших производству книг. В XIV веке, в начале XV Франция была одной из стран, в которых наиболее процветало производство хороших и красивых книг. Каллиграфы, иллюминаторы, миниатюристы, переплётчики, переплётчицы, пергаментщики и т. д. составляли в Париже промышленные корпорации, пользовавшиеся известностью во всей Европе. Роскошь хорошо написанных, изящно украшенных и переплетённых книг была в моде у студентов парижского университета. Важные господа, принцы и некоторые из французских королей начинали уже составлять себе библиотеки. Существуют каталоги двух или трёх этих древних библиотек. Библиотека короля Карла V состояла почти из тысячи двухсот томов, – цифра значительная для того времени. Некоторые из этих томов существуют ещё и теперь и принадлежат к самым драгоценным сокровищам Французской национальной библиотеки, особенно если они сохранили свой старый переплёт с подписью короля, которому они принадлежали. Многие другие, не обладающие этим особенным достоинством, отличаются красотой велена, красотой почерка и многочисленными рисунками, которыми они украшены. Вообще, французские хранилища рукописей имеют большое число этих образцовых произведений промышленности, которая была по преимуществу французской и делает величайшую честь Франции.
Наряду с красивыми книгами не следует забывать книг более скромных, но более доступных по своей невысокой цене массе студентов и любителей. Уже в древности существовали книги дорогие и книги дешёвые; в руки школьникам не давали роскошных рукописей; существовали даже издания некоторых авторов столь дорогие, что любители, не имевшие средств для их покупки, пользовались ими только у книгопродавца за известную плату, в таких случаях лавка книгопродавца очень походила на нынешний кабинет для чтения. Найденные в Египте папирусные свертки могут нам дать понятие об этом. В числе свёртков, содержащих речи греческого оратора Гиперида, есть три очень красивых почерка, в которых столбцы отделяются большими полями. Папирус превосходного качества, ничего не было упущено для того, чтобы сделать чтение лёгким; четвёртый свёрток, содержащий надгробную речь, произнесённую тем же оратором в 323 году до P. X., имеет совсем иной вид: грубый папирус, небрежный почерк, множество описок, страницы отделены только чёрной чернильной чертой; пожалуй, можно бы даже подумать, что это работа какого-нибудь мемфисского или александрийского школьника, которому в наказание за какую-нибудь вину задали задачу переписать двести или триста строк греческого текста. Подобный же образец находится в числе рукописей на различных языках, оставшихся нам от средних веков; и ничего не может быть естественнее этого. В особенности в то время, до которого мы дошли в своей истории, торговые сношения, нередко расстраиваемые войной, должны были затруднять дела книгопродавцев и их сотрудников.
К счастью, открытие, о котором ещё не было сказано, способствовало понижению стоимости книг, может быть, уже в XIII и наверное в XIV столетии; открытие это – холщовая или тряпичная бумага; при этом мы разумеем холст или тряпки, превращённые в тестообразную массу; этого рода бумагу надо тщательно различать от холста, употреблённого для письма в виде ткани (libri lintei), о чём было уже сказано выше.
С точностью не известно ни время, ни место изобретения бумаги из тряпичного теста, ни какому искусному человеку следует приписать это изобретение. Но оно, несомненно, способствовало распространению книг в конце средних веков: а впоследствии оно сделало возможным замену труда переписчиков печатным станком, т. е. сделало возможным искусство книгопечатания, о котором мы и будем говорить теперь.
Думали ли вы когда-нибудь, сколько изобретательности, замысловатости предполагает это искусство? У вас, может быть, бывал в руках игрушечный типографский прибор, в котором типография приведена к самым простейшим элементам её и освобождена от всех усложнений, накопившихся в четыре века. Даже во всей его простоте сравните этот печатный станок, представляющий не более, как игрушку, с древней каллиграфией, с орудиями и материалами, которыми она располагала, и вы увидите, как велик гений Гутенберга и какое громадное расстояние он должен был перешагнуть между старыми приёмами и новым приёмом, изобретателем которого был он.
Чтобы напечатать страницу книги, подобной тем, которыми мы располагаем ныне, нужны: 1) буквы, вырезанные или вычеканенные на твердом металле; 2) чернила, которые могли бы приставать к буквам и чрез их посредство отпечатываться на каком-либо веществе, могущем воспринимать чернила; 3) это последнее вещество; 4) орудие для того, чтобы наложить чернила на все буквы; 5) другое орудие, чтобы прижать их к печатаемой поверхности.
Из этих пяти элементов древняя промышленность знала только первый; идея второго не была для неё чужда, но она не думала соединять с ними три других.
Дело вполне заслуживает того, чтобы мы объяснили его подробно.
Нет почти музея, в котором вы не видели бы бронзовых печатей, с помощью которых отпечатывали или на мягкой глине, или даже на металле, более мягком чем бронза, собственные имена, а иногда то, что ныне называется фабричными марками. В кабинете медалей парижской национальной библиотеки находится кусок серебристого свинца, добытый римлянами из рудников в Испании за сто лет до христианской эры; на этом куске отпечатаны крупными буквами имена двух предпринимателей разработки рудников. Некоторые отпечатки на древних вазах заставляют даже подозревать, что печать представляла собой не один предмет, а состояла из отдельных букв, так что получался инструмент, похожий на называемый ныне компостером. Несколько примеров этого рода мы видим на ручках больших ваз из терракоты, происходящих из древней Греции. Вы, конечно, не забыли ещё, как читали выше, что некоторые вавилонские кирпичи[2], относящиеся к десятому веку до нашей эры, имеют клинообразные тексты, отпечатанные на мягкой в то время земле с помощью деревянной дощечки, на которой они были вырезаны рельефно. В луврском музее есть несколько таких кирпичей.
Наконец, самая чеканка монет знакомила народы древнего мира с обычаем переносить посредством давления фигуры и буквы азбуки с более твёрдого вещества на вещество более мягкое.
Что касается краски, то вот удивительный анекдот, относящийся к четвёртому веку до P. X. Один греческий генерал, собираясь дать сражение, захотел внушить уверенность своим войскам предсказанием верной победы по внутренностям жертв. Он написал на ладони одной из своих рук слово Nika (победа) и написал его наоборот; затем, опершись этой рукой на печень жертвы, он берёт её в другую руку и показывает своим солдатам слово Nika, отпечатанное и читаемое слева направо. Для нас всё равно, удалась ли эта уловка; но она указывает нам, конечно, на первую идею печатания.
Идея рельефных букв и идея красящего вещества навели на мысль об окрашивании другого вещества. Папирус, тонкий и хрупкий, что мы видим по многочисленным дошедшим до нас его образцам, был негоден для этого; он оказывал бы слишком малое сопротивление руке или инструменту, которыми стали бы нажимать на страницу. Пергамент обладал противоположным недостатком. Не было чернил для этого. Чёрные чернила, состав которых на самых древних известных рукописях определён химическим анализом, представляют собой простую смесь сажи с водным раствором камеди; они плохо приставали к буквам, посредством которых должны были переводить их на бумагу.
Теперь вы видите, что оставалось сделать гению Гутенберга и его товарищам, чтобы устроить хотя бы маленький станок, которым нынешний школьник, забавляясь, отпечатывает несколько строк.
Даже для изобретательного ума остававшееся сделать не могло быть делом одного дня: потребовалось много времени, много исследований, много дорогих опытов и движений ощупью.
Хотя прибор с металлическими подвижными буквами, может быть, и очень древнего происхождения, но не он первый пришёл на мысль. Начали с того, что стали вырезать страницу письма на поверхности деревянной дощечки или таблички, так что буквы выходили выпуклыми и в обратном виде, и, следовательно, всю страницу на доске надо было читать справа налево. На эти буквы катком наводили чёрные чернила, приготовленные особым способом, как это делают ещё и ныне при гравировании на дереве; на доску накладывали лист бумаги, достаточно плотной и достаточно тонкой, чтобы не разрываться под усилием известного давления. Давление производилось сначала посредством мацы[3], а потом посредством винтового пресса, машины довольно простой. Такой способ, по-видимому, практиковался во Фландрии за несколько лет до того, как Гутенберг устроил в Майнце заведение, из которого вышла типография в собственном смысле этого слова. Искусство Гутенберга скоро превратило вырезанные страницы в подвижные буквы, которые сначала делались из дерева, а потом из металла. Затем, так как было очень долго приготовлять буквы по одной штуке, то вырезали их на очень твердом металле; с помощью этих букв получали, как при чеканке монеты, на металле более мягком, во вдавленном виде, целую форму каждой из букв азбуки; оставалось только наливать в эти ямочки, называемые матрицей, жидкий металл, для того чтобы получить по своему желанию тысячи букв, которые и раскладываются по отделениям кассы. Оттуда наборщику остаётся только брать их и класть в верстак, а затем распределять строки в равном числе для получения страниц. Эти свёрстанные страницы, вставленные в рамы и заключённые в них, составляли две формы: одну для лицевой страницы, а другую для обратной страницы; затем их ставили под пресс так, чтобы получить оттиск последовательно на обеих сторонах бумаги; затем лист складывали вдвое, вчетверо, в восемь раз, и таким образом получали тетради in-folio, in-quarto, in-octavo. Вот каким образом создана была типография.