Читать книгу История книги от ее появления до наших дней. История книги на Руси (сборник) - А. А. Бахтиаров, Э. Эггер - Страница 6

Критики. – Издатели. – Авторы. – Странная судьба некоторых произведений. – Литературные отрывки, найденные в египетских гробницах. – Книга мёртвых. – Каталог греческой литературы, составленный хранителем александрийской библиотеки. – Списки театральных представлений.

Каменные книги немного отвлекли нас от других книг; пора уже вернуться к ним. Гораздо больше картин рекомендовали любителям книгу комментарии ко всем произведениям, чтение которых было затруднительно или вследствие устарелости языка, или по самому свойству предмета. Гомер, например, через двести или триста лет после сочинения «Илиады» и «Одиссеи» уже не читался бегло; к нему нужны были объяснения, или, как говорили впоследствии, схолии. Примечания, сначала очень короткие и выставлявшиеся на полях или между строками, скоро превратились в очень длинные вследствие толкования тёмных мест, объяснений древних нравов и обычаев; и страницы поэмы оказывались окружёнными и обременёнными этим грузным весом учёности. Иногда комментарии превращались в особое произведение, в которое помещали только те строки или слова текста, которые желали объяснить; тогда приходилось ссылаться, с помощью каких-либо пояснительных знаков, на каждое нужное место оригинального текста; но эти ссылки делались не так, как у нас, указанием страницы, а указанием строк. Таким образом, комментатор речи Цицерона сказал бы: «строка 226, считая с начала», и вслед за этой ссылкой удовольствовался бы выпиской нескольких строк текста, которые он желает объяснить. Вообще, у грамматиков и критиков древности длина отрывка прозы измеряется числом строк, что нам кажется сначала странным, но такой способ ничуть не произвольнее нашего способа счисления по страницам. Однако же неудобство этого способа состоит в том, что греческое слово stichos и слово versus, которым оно переводится на латинский язык, имеют значение как стиха, так и строки; таким образом, иной новейший библиограф может принять за поэму прозаическое сочинение.

Книги, написанные тщательно искусными каллиграфами, и тексты, дополненные комментариями, не были единственными предметами, стоившими дорого в древней книжной торговле. Очень рано поэмы, а также и прозаические произведения возбуждали вопросы, разрешить которые старались грамматики по профессии, или критики, как их называли в то время; например, в обеих эпопеях Гомера многие стихи, а нередко и длинные места подавали повод к спорам; оспаривали их значение или подлинность; приписывали ошибке памяти рапсодов или руке переписчиков иные варианты, оскорблявшие щепетильный ум издателя-критика. Позднейшие сочинения, как, например, «Диалоги» Платона, как известно, написанные и изданные самим автором, требовали толкования для лучшего понимания. Задавались вопросом, действительно ли историческая личность то или другое лицо, или не скрыл ли Платон под псевдонимом ритора, демагога, философа, на идеи или на поведение которых он нападал. Самые подразделения диалога, в котором, как в комедии, говорящие лица переменяются почти на каждой строке, могли сбивать переписчиков и заставлять делать ошибки, которых добросовестный издатель должен был, конечно, остерегаться. Мы знаем некоторых из таких издателей: Аполлоний и Аристарх – для Гомера, Гермодор и Дерциллидас – для Платона. Чтобы привести в порядок столь разнообразные примечания, требовавшиеся к трудному тексту, они придумали особенные знаки, каждый из которых соответствовал известному роду примечания. Эти знаки, выставленные на полях текста, указывали читателю, что нужно справиться с комментарием. Знаменитая рукопись «Илиады», относящаяся к X веку христианской эры и принадлежащая библиотеке святого Марка в Венеции, представляет нам именно такую поэму, снабжённую знаками Аристарха и грамматиков, его учеников.

Легко догадаться, что подобные книги нельзя было воспроизводить в очень большом числе и что их редкость делала их очень дорогими. Поэтому для нас не может быть ничего удивительного в том, что некоторые книгопродавцы хранили в своих лавках такие экземпляры, которые они позволяли просматривать только за деньги; в таких случаях книжная лавка превращалась почти в такое место, какое мы ныне называем кабинетом для чтения.

Вы, конечно, уже сами догадываетесь, что среди такой торговой и учёной деятельности книгопродавцы и служащие у них работали не даром и что книжная торговля была выгодным промыслом. Гораций в следующих выражениях отзывается о поэме, которая должна иметь успех: «Вот эта книга даст барыш Сосиям». Но какую долю в этих прибылях имел автор? Это обстоятельство плохо известно, и об этом предмете до нас дошло очень мало сведений. Разумеется, следовало бы быть так, чтобы поэт жил своим талантом, но, увы! всего чаще случалось, что талант не обогащал его, и начало писательской карьеры требовало гораздо больше издержек, чем доставляло выгод. Если автор делался знаменитостью, тогда он уже мог предлагать свои условия своему книгопродавцу, а при случае и разорить его в свою очередь, отдавая ему новые сочинения только за наличные деньги или по формальному контракту, для того чтобы обеспечить себе большую долю в прибылях.

Что же касается до поэтических произведений, дававшихся на театре, то и за них тоже давалось вознаграждение; но так как древние театры открывались лишь несколько раз в течение года и так как право входа было весьма ограниченное, то антрепренёр не мог платить дорого ни Плавтам, ни Теренциям. Талант же актёров, напротив, очень щедро вознаграждался, и в этом отношении наибольшее сходство между древними и нашими нравами; талантливый лицедей пожимал руку авторам и антрепренёрам. Несомненно, трагедия или комедия, имевшая успех на представлении, легко находила книгопродавцев для распространения своего в свете, и такая продажа могла принести хорошую пользу. Рассказывают, что некий греческий поэт, по имени Анаксандрид, живший в IV веке до нашей эры, не мог перенести неуспеха на сцене. Когда одна комедия его сочинения потерпела крушение на сцене, он «отдал ее дрогисту, чтобы тот разорвал ее на клочки». Эти клочки разорванной книги шли на заворачивание товара. Об этом свидетельствуем нам Гораций, когда он обращается с следующими грустными словами к сборнику своих стихотворений: «Меня вынесут на улицу, где продают фимиам и духи, и перец, и всё, что завёртывают в бессмысленную бумагу». Для книги, не понравившейся публике, это то же, что плесневеть и быть съеденной червями где-нибудь в углу лавки, о чем говорит тот же самый поэт в другом месте своих сочинений.

Негодная бумага, испачканная чернилами каким-нибудь писателем-неудачником, также служила материалом для упаковки, и много раз клочки папируса, за которые мы заплатили бы более, чем на вес золота, находили себе такое вульгарное употребление. В Египте некоторые ящики с мумиями заключали в себе целые кипы бумаги, в которых попадались иной раз отрывки, представлявшие для нас настоящие сокровища. Мумия, недавно найденная Мариеттом в гробнице Сакках, содержала в себе письменное произведение, лежавшее на груди умершего вместо нагрудника. Эта рукопись представляла собой сотню стихов, написанных прелестным греческим языком; то были стихи Алкмана, одного из наиболее знаменитых лирических поэтов древности; странная судьба для произведения, спасённого от забвения только благодаря этой единственной в своём роде случайности.

Так как этот странный анекдот переносит нас с читателями в долину Нила, то будет кстати рассказать здесь о другом обычае египтян. Они имели обыкновение класть подле умершего, в ящик, содержавший его мумию, вещи, относившиеся к его делам, например, письма и экземпляр погребального служебника, который антикварии обыкновенно называют книгой мёртвых. Подобно тому, как в Египте существовало бальзамирование первого, второго или третьего разряда, так и погребальные служебники были различных размеров: более или менее пространные, писанные и украшенные рисунками руки искусных каллиграфов. Таким же точно образом и в наши дни имеются церковные служебники неодинаковой толщины и цены, что зависит от полноты или краткости текста, от более или менее роскошных печати и переплёта.

Если авторы такого множества сочинений всех возможных родов не извлекали из них материальной для себя выгоды, то не было ли им по крайней мере обеспечено право на почёт, на известное уважение? К сожалению, имя писателя подвергалось всегда большой опасности исчезнуть с заголовка его книги. Сначала некоторые сочинения, как, например, большая часть защитительных речей у афинян, писались для того, чтобы быть прочитанными или произнесёнными другими лицами, а не самим автором, и последний, получив известную сумму за свой труд, не имел возможности обеспечить за собой впоследствии право литературной собственности. Имена, поставленные во главе или в конце свёртка, подвергались там более, чем в другом месте, всем удобствам для уничтожения; всем известно, каким опасностям обыкновенно подвергаются первые и последние страницы книги, нередко исчезая вследствие ветхости или крайней небрежности. Этой беде книгопродавцы и библиографы старались помочь таблицами и каталогами, где под именем каждого автора были выставлены заголовки его сочинений, а иногда даже и первые строки каждой книги, для того чтобы облегчить их отыскание. Один очень известный поэт александрийской школы, бывший хранителем громадной библиотеки в этом городе при третьем царе из дома Птолемеев, по имени Каллимах, составил таким образом настоящую библиографию греческой литературы, о громадном объёме которой можно судить уже по тому, что она состояла более, чем из ста двадцати книг, из которых каждая соответствовала известному классу сочинений, в стихах или прозе. Как далеко простиралось в этом труде усердие учёного хранителя, вы можете видеть из того, что кухня занимала в нём место рядом с историей и философией. Там вы могли видеть сочинения автора пересчитанными по строкам, сообразно обычаю, о котором уже было сказано выше, например, собрание сочинений Аристотеля, по словам одного компилятора, без сомнения, черпавшего сведения из этого источника, достигало страшной цифры 445 270 строк!

Другого рода каталог, более древний, чем труд Каллимаха, представляли списки театральных представлений, в которых фигурировали имена авторов и названия их пьес, причём время обозначалось именем действовавшего в том году правителя; иногда там выставлялось имя артиста, написавшего музыку к пьесе, а иногда также и имена главных актёров. Вы без труда поймёте пользу подобных документов для литературной истории. Они помогли определить время появления знаменитых произведений, сравнить между собой различные редакции одного и того же произведения, которые могли оказаться в одной и той же библиотеке, и решить, которая из этих редакций была действительно подлинной. Чтобы понять услуги, оказанные Каллимахом и его последователями биографам знаменитых людей, стоит только открыть книгу Диогена Лаэрция, сборник сведений о главных философах Греции, из которых каждое заканчивается довольно правильно списком их сочинений. Эти списки нередко поддельны, и для исправления их нужны более древние документы; но, увы! эти документы погибли все, и в отношении каталогов египетские развалины до сих пор доставили нам лишь разрозненные остатки (на нескольких клочках папируса) списка сочинений Аристотеля и его учеников; вот всё, что, по всей вероятности, осталось от древнего инвентаря александрийской библиотеки. К счастью для нас, некоторые части сочинений, в которые занесено столько названий, встречаются в компиляциях новейшего времени, откуда наши новейшие историки считают долгом извлекать их.