Читать книгу Золотой век русского искусства – от Ивана Грозного до Петра Великого. В поисках русской идентичности - Александр Никитич Севастьянов - Страница 19

Для того, чтобы правильно понимать историю культурных влияний и заимствований России и Запада, необходимо обратиться к истории отношений нашей страны с ее ближайшими западными соседями – Литвой и Польшей, а впоследствии – Речью Посполитой. Потому что это есть история цивилизационного доформировывания и – параллельно – разминовения Запада и России во взаимных столкновениях. Нет более важного фактора нашего исторического развития в XV—XVII вв., на нем и следует сосредоточиться.

Для того, в свою очередь, чтобы правильно понимать эти отношения, следует помнить, что первая русско-польская война состоялась еще в Х веке, при Владимире Святом. И в дальнейшем вооруженное противостояние России и Польши с переменным успехом шло вплоть до ХХ века, то затухая, ввиду явного преимущества одной из сторон, то вспыхивая вновь, когда шансы более-менее уравнивались. Нет никаких гарантий, что оно не продолжится и в будущем.

В чем причины этой десятивековой вражды близкородственных и пограничных славянских народов? Среди многих я бы выделил две.

Во-первых, необходимо иметь в виду историю вытеснения славянского суперэтноса германским суперэтносом из Южной и Центральной Европы – в Восточную, начавшееся еще во времена готов и их предводителя Германариха (III—IV вв.). Ведь в те далекие времена славяне (венеты, склавины и анты) расселялись от границ нынешних Дании и немецкого города Гамбурга до границ Византии и Кавказа, но под готским натиском вынуждены были сдвинуться на север и восток. В дальнейшем германский «Дранг нах Остен» шел безостановочно вплоть до ХХ столетия, найдя свое максимальное воплощение во Второй мировой войне, превратившейся в решающую историческую битву германского и славянского суперэтносов. В ходе полуторатысячелетнего противостояния некоторые славянские народы вообще исчезли с лица земли, как пруссы, курши, вагры, лютичи или бодричи, а некоторые превратились в этносы-реликты, как современные лужичане на территории ФРГ, которых немцы недавно даже лишили возможности учиться на родном языке. Некоторым, как чехам, пришлось испытать на себе гнет немецкого господства, восстания против которого (например, гуситское) жестоко подавлялись. Многие земли, некогда принадлежавшие славянам, перешли в руки германцев (Пруссия, Померания, Мекленбург и др.), сохранив славянский след в топонимике, как сохранился он и в ономастике ряда восточногерманских фамилий. Это творилось на виду у всего мира и служило страшным уроком всему славянству.

Жестокому, кровавому давлению подверглись в том числе и наши соседи – поляки и балтские славяне (каковыми следует считать литовцев), а время от времени и русские, особенно города-республики Псков и Новгород. В течение XII—XV вв. (начиная с Ливонского крестового похода и до 1410 года, когда Тевтонский орден был разгромлен под Грюнвальдом и попал в ленную зависимость от польских королей) германцы образовали Восточную Пруссию и продвинулись вплоть до низовья Немана, отрезав Польшу от Балтийского моря и заняв ряд ее исторических территорий. Их попытки захвата русских земель в Прибалтике иногда увенчивались успехом – как в Дерпте (бывшем Юрьеве), Ревеле (бывшей Колывани), Нарве и др. Со временем под власть Тевтонского ордена (точнее, его филиала – Ливонского ордена) попали земли нынешних Латвии и Эстонии, где установилась власть т.н. остзейских баронов.

Вполне понятно, что теряя владения на Западе, беспощадно теснимые немцами, Польша и Литва стремились компенсировать потери за счет русских территорий на Востоке. Политика «Дранг нах Остен» – экспансия, проводившаяся немцами в отношении поляков и литовцев, вынуждала последних также двигаться на Восток, проводя там точно такую же беспощадную захватническую политику и вступая в противоречие с интересами русских на исконных территориях их расселения. Со времен Батыя захватническая политика литовских князей в отношении земель Киевской Руси, оставшихся опустелыми и беззащитными ввиду татарского разорения и общерусского разгрома, резко усилилась. Аналогичной была политика польских магнатов в отношении Галицко-Волынской Руси.

Таким образом, польско-русские и литовско-русские отношения есть явление, во многом производное от общеевропейской ситуации – непримиримого столкновения двух суперэтносов, германского и славянского. А во многом – от столь же непримиримого столкновения русских и татар.

Во-вторых, необходимо понимать, что внутри славянского суперэтноса не было того единства, которым вплоть до Реформации отличался суперэтнос германский. В XI—XV вв. произошло фронтальное этнокультурное размежевание русского народа с западным славянством, приведшее к возникновению глубоко различных идентичностей. Размежевание шло по всем трем основным вторичным признакам этничности: по языку, вере и культуре. Язык мы здесь не рассматриваем316. О расхождениях по культуре уже было сказано и еще будет сказано немало. Кое-что говорилось и о расхождениях по вере, затронувших глубочайшие пласты национального сознания на уровне архетипов.

Здесь следует нечто добавить, пояснить и понять. Выбор русскими православия, а поляками и литовцами, напротив, католицизма – есть выбор экзистенциальный, судьбоносный. Именно от него, в первую очередь, зависело включение западного славянства в целом в модель идентичности народов Запада – и, соответственно, невключение в нее русского народа. Для поляков уже с XI, а для литовцев с XV века православные русские, несмотря на общую с ними принадлежность к славянскому суперэтносу, стали «другими» славянами, а там и «другими» европейцами. Стали «чужими». Со всеми вытекающими из этого политическими последствиями, из которых наиболее очевидны последствия военные. Превратившись в восточный форпост воинствующего, экспансивного католицизма, вдохновляемого римской курией, Польша, а за нею и Литва ничем в этом смысле не отличались от Тевтонского ордена с его «Дранг нах Остен».

Обильно пролитая с обеих сторон кровь служила для каждой из враждующих сторон мощнейшим фактором сплочения, многократно усиливала взаимное стремление русских и западных славян к обособлению, к кристаллизации собственной особости, отдельной идентичности. Что, в свою очередь, непрерывно взращивало взаимное отторжение и враждебность. Русско-литовские, русско-польские отношения вступили в замкнутый порочный круг, выхода из которого не видно и поныне.

Существенные расхождения в менталитете возникли также и за счет политических обстоятельств. В частности, традиция избрания королей в Польше, всевластие польской аристократии являли собой картину прямо противоположную той, что сложилась вокруг трона на Руси. «Шляхетская демократия» возникает в XVI веке и в Литве, под влиянием польских порядков. В конечном счете это привело аристократическую польско-литовскую республику в XVIII веке к глобальному историческому поражению от немецких монархий и от русского самодержавия, но в описываемое время до этого было еще очень далеко. А между тем взаимное отторжение прогрессировало.

Таким образом, польско-русские и литовско-русские отношения есть во многом отражение и фрагмент общего процесса расхождения Руси и Запада.

Понятно, что обе названные причины – немецкая экспансия извне и славянская дивергенция изнутри – есть факторы постоянно действующие, «долгоиграющие». Причем их максимальное усиление приходится именно на XV—XVII столетия, которым посвящен настоящий труд. Поэтому есть смысл вглядеться в них подробнее.

* * *

Русь и Литва в X—XIV вв. Для нашего исследования особенно важно будет воссоздать краткую историю русско-литовского противостояния, поскольку Польша не граничила поначалу с Ордынской Русью и осуществляла свою антимосковскую политику через союзничество с Литвой. Эти два государства часто выступали заодно, особенно когда дело касалось русских. В силу общего антирусского направления как польской, так и литовской политики, нередко приводившей к совместному участию в войнах и воруженных конфликтах, далеко не всегда можно и следует отделять одно государство от другого, когда речь идет о судьбе России. А с определенного момента Литва и вовсе становится послушным вассалом Польши. Но в означенные века Литва играла самостоятельную и очень большую роль в судьбе России.

Литовцы – сложносоставной этнос, сложившийся на основе племени «литва», в который полностью или частично влились и некоторые другие, близкородственные племена, населявшие юго-восточное побережье Балтики. Этногенез происходил не одно столетие и продолжался еще в XV веке, но сегодня можно утверждать, на основе исследований популяционных генетиков 2004 года, что это консолидированный этнос с высокой степенью гомогенности. Исследования по митохондриальной ДНК показывают примерно одинаковое генетическое родство литовцев как со славянскими популяциями, так и с финскими, а по мужской Y-хромосоме литовцы ближе к финским группам317. Можно предположить, что в то время, как на территории современной России шло активное ославянивание финнов, на территории Литвы происходил процесс противоположного характера. Однако уровень развития финнов был чрезвычайно низок, что отмечалось еще римскими историками, их способность к самосохранению – минимальной. В связи с чем финский субстрат оказался растворен и преобразован как многочисленными славянами Руси, так и малочисленными, но пассионарными славянами Литвы, оставив след лишь в генетике и языке.

Долгое время литовские племена не знали государственности. Хотя современными исследователями русского генофонда доказана их генетическая близость к тем дружинникам, что пришли с Рюриком и его братьями на Русь в 862 году318, однако в империю рюриковичей литовцы не вошли и предпочли развиваться самостоятельно.

Поначалу литовские племена не могли конкурировать с объединенными и централизованными русскими, теряя свои земли и ассимилируясь, как, например, племя голядь, растворившееся в русских и исчезнувшее с лица земли. Литовская государственность впервые обозначена в Кведлинбургских анналах лишь под 1009 годом, а в русских летописях только с 1040 года.

Исторические земли Литвы не были богаты ни полезными ископаемыми, рудами, ни строевым лесом, ни пушным зверем, ни плодородными землями. Бедность всегда толкала литовцев на путь грабежей и завоеваний. Ну, а после смерти Ярослава Мудрого, на фоне дробления и ослабления Киевской Руси, Литва стремится к единству и обретает привлекательность в глазах многих русских; она растет и крепнет. Уже с последней четверти XII века целый ряд пограничных княжеств перестают упоминаться в русских летописях: они насильно или добровольно переходят под власть и покровительство литовских князей. А с 1198 года Литва, опираясь на земли Полоцка как уже на свой плацдарм, начинает военные действия против русских, вторгаясь то в новгородско-псковские (1183, 1200, 1210, 1214, 1217, 1224, 1225, 1229, 1234), то в смоленские (1204, 1225), то в черниговские (1220) и волынские (1196, 1210) земли с целью их захвата.

В 1240-е гг., уже после батыева нашествия, литовский аристократ Миндовг, подчинивший себе большинство удельных литовских князей, был официально приглашен на княжение боярами русского Новогородка, ставшего центром его владений. Крестившись и став католиком, Миндовг в 1253 году получил от папы римского королевскую корону. Так, за счет бывших русских земель, возникло Великое княжество Литовское (ВКЛ), иногда именуемое даже Литовской Русью. В дальнейшем присоединение к ВКЛ исконно русских земель происходило тем легче, что вплоть до 1696 года официальными языками княжества, на которых велось делопроизводство, были латынь и… западнорусский диалект, что лишний раз свидетельствует в пользу славянского происхождения литовцев. А кроме того, в Литве между 1315 и 1320 гг. была учреждена также и православная митрополия. Все это делало для русских людей, стремившихся избежать, с одной стороны, ордынского ига, а с другой – порабощения Тевтонским орденом, привлекательным переход под руку литовских великих князей, поскольку Литва умела сохранить независимость и от татар, и от тевтонцев.

Этому также способствовало укрепление единовластия в Литве, выгодно отличавшее это княжество от терзаемой феодальными усобицами Киевской Руси.

Ввиду впадения русского народа в политическое ничтожество под игом инородцев, экспансия Литвы на Восток стремительно развивалась. Вначале последовало вторжение литовцев на Смоленщину в 1239 и 1248 гг., а с 1362 года под власть литовцев попал даже Киев – «мать русских городов». При князе Ольгерде (правил в 1345—1377) ВКЛ стало самой большой, сильной и влиятельной державой во всей Восточной Европе, простираясь от Балтийского моря до Черного. Власть Вильны распространялась на полоцкие, турово-пинские, волынские, галицкие, поднепровские и другие исконно русские земли. Именно ВКЛ отрезало Ордынскую Русь от основной части остальной Европы (небольшой участок границы также перекрыл Орден). В XV веке русско-литовская межа уже проходила у Можайска; под литовцами находились не только Киев, Смоленск, Минск, Полоцк, Луцк, Брянск и Курск, но и Подольск, Мценск, Козельск, Белев… В середине этого столетия правитель ВКЛ именовался «великий князь… всее Литовское земли и Жомойтское и многих Руских земель».

Русское население ВКЛ, поначалу никак не дискриминируемое литовцами ни в языковом, ни в религиозном, ни в политическом отношении, не раз оказывалось перед необходимостью воевать со своими братьями по крови, такими же русскими. Этническая солидарность была вынуждена отступить перед солидарностью государственно-политической. Однако со временем, под давлением родственной и союзной Польши отношение литовских властей к русским изменилось. Это дорого обошлось Литве.

До поры Литва соблюдала определенный баланс в отношениях со своими славянскими соседями. Очень показательно: дочери великого князя Гедимина, основателя династии Гедиминовичей, были замужем не только за польским королем Казимиром III или галицким князем Юрием II Болеславом, но и за тверским князем Дмитрием Грозные Очи и московским князем Симеоном Гордым. При этом у Гедимина были весьма непростые отношения с поляками, против которых даже предпринимались военные походы, но с русскими у него был мир.

Сын и наследник Гедимина – Ольгерд был женат первым браком на дочери витебского князя, вторым – на дочери князя тверского, он приглашался псковичами на княжение, строил православные церкви и сам исповедовал православие, но при этом неуклонно расширял владения Литвы за счет русских земель (Брянских, Киевских, Чернигово-Северских), враждовал с митрополитом московским Алексием и добивался главенства киевского митрополита над всею Русью – как Литовской, так и Московской, а также втягивал в орбиту литовского влияния Псков, Новгород и Смоленск. И в отношении последнего преуспел в высшей степени, обязав смоленского князя Святослава Ивановича выставлять воинство для борьбы с крестоносцами и лично сопровождать Ольгерда в походах под угрозой разорения Смоленщины319.

По мере своего усиления Московское княжество вспоминало о русских землях, перешедших под власть Литвы, и стремилось к их возвращению. Естественно, при Ольгерде русско-литовские отношения резко обостряются. Произошла даже Литовско-Московская война (1368—1372), поводом для которой послужили разборки тверских князей. Ольгерд громил русские войска, разорял Одоевское и Калужское княжества, осаждал Волоколамск, взял Дмитров и дважды стоял под стенами Москвы, но в итоге ему пришлось возвратить Москве все занятые в ходе войны города. Тверь выпала из зоны влияния Вильны, а дочь Ольгерда Елена была выдана замуж за двоюродного брата московского князя – Владимира Андреевича Храброго.

В конце жизни Ольгерд потерял контроль над некоторыми западнорусскими землями, в первую очередь над Брянском и Смоленском, которые предпочли Москву из-за необходимости противостояния Орде. Пресловутый князь смоленский Святослав даже погибнет в 1386 году в сражении москвичей с литовскими войсками, как бы искупая прежнюю вину…

После смерти Ольгерда (1377) старшинство досталось по воле покойного одному из его двенадцати сыновей по имени Ягайло. Как мы увидим, это был поистине роковой выбор. Однако верховенство имярек отказались признать его единокровные братья: Андрей Полоцкий и Дмитрий Брянский, которые покинули Литву и отъехали в Москву, получив там на княжение первый – Псков, второй – Переяславль-Залесский.

Здесь самое время рассказать о раскладе сил, сложившихся вокруг ключевого события русской истории XIV века – Куликовской битвы. В то время, как названные литовские князья, как и их младшие сводные братья, привели свои полки на поле битвы и встали под знамена великого князя московского Дмитрия Ивановича320, их вышереченный брат Ягайло повел себя прямо противоположным образом. Презрев славянскую солидарность, предав своих кровных родственников (его мать, напомню – тверская княжна Ульяна), он вступил в тайный сговор с Мамаем, которому обещал привести свои войска на южный берег Оки к 14 сентября 1380 года. Авторы «Задонщины», «Сказания о Мамаевом побоище» и др. обвиняют Ягайло в намерении поделить Русь с Мамаем. Но князь Дмитрий Иванович узнал об этом сговоре от своего посла, сумевшего выведать важную информацию о предательстве литовского великого князя и Олега Рязанского – и тайно переслать ее в Москву. В дальнейшем разведка подтвердила эти сведения. В результате князь Дмитрий опередил своих врагов, и когда Ягайло подошел к окрестностям, битва на Куликовом поле уже состоялась, и его товарищ по заговору, Мамай, был уже разгромлен. Войско Ягайло не дошло до места событий всего километров сорок.

Чем же занялся опоздавший к решающему сражению великий князь литовский? Его воины нападали на русские обозы, потянувшиеся с поля славы в Москву, грабили трофеи и добивали раненых, а потом с немалой добычей вернулись в Литву. Об этом постыдном факте умалчивают русские и литовско-польские источники, что естественно, зато согласно упоминают орденские хронисты Иоганн фон Посильге, Иоганн Линденблат, Дитмар Любекский, Герман Корнер и Альберт Кранц. Правда, они ошибочно именуют Куликовскую битву – битвой при Синей Воде (она случилась двадцатью годами ранее), но из контекста, включая датировку, совершенно ясно, о каком именно сражении идет речь.

К великому сожалению, совместные усилия московских и части литовских русских по противостоянию татарской угрозе, татарскому игу не привели к заключению между ними вечного союза, основанного на общности крови, веры и судьбы. Разгром татар лишь на какое-то время разрушил планы Ягайло и выбил почву из-под его ног, и в первые годы после Куликова поля он даже подумывал о развороте в сторону Москвы, где его предпочли приветить. Но окончательное решение, принятое им в 1385 году, навсегда разведет Русь и Литву, а с нею также и Польшу, по разные стороны геополитического водораздела и поставит перед чередой долгих войн, включая Ливонскую, о чем рассказано ниже.

* * *

Окатоличенье Литвы. Важнейшую роль в этих переменах сыграла конфессиональная эволюция ВКЛ, о которой следует здесь рассказать. Эта страна последней в Европе осуществила христианский выбор, долгое время оставаясь в целом языческой, а следовательно – веротерпимой и, если так можно выразиться, религиозно амбивалентной. Периодически выбирая себе ту или иную конфессиональную принадлежность, властители ВКЛ руководствовались, как правило, исключительно прагматическими политическими соображениями. Характерна история первого короля Литвы Миндовга, который ради короны не только принял католичество от папы Иннокентия IV, но и само коронование вверил заклятым врагам – тевтонцам, магистр которых Андрей Стирланд и архиепископ прусский Альберт Суербер, вместе со многими доминиканцами и францисканцами, присутствовали при церемонии, которую проводил епископ города Хелмно321 немец Гейденрейх. Однако не прошло и десяти лет, как под давлением объективных обстоятельств – множащихся военно-политических конфликтов с агрессивным Орденом – Миндовг так же легко отрекся от христианской веры и вернулся в язычество, чтобы консолидировать подданных.

Великий князь Гедимин (правил с 1316 по 1341) неоднократно писал папе Иоанну XXII о своем желании принять католичество, но при этом оставался язычником до конца дней, как и некоторые его ближайшие потомки. Его сын-наследник Ольгерд, хоть и осаждал дважды Москву, но жестоко воевал также с Польшей за Галицию и Волынь и был православным. Он никого не принуждал к своей вере, и Литва еще долго оставалась языческой, периодически склоняясь то к католичеству, то к православию, пока не сделала окончательный выбор в пользу Рима. Но и этот выбор был в целом детерминирован политической конъюнктурой – при том, что властно вмешался «случай – бог-изобретатель» (Пушкин). Переломное событие случилось через восемь лет после смерти великого князя Ольгерда.

Дело в том, что в 1384 между великим князем московским Дмитрием Ивановичем (Донским) и его двоюродным братом Владимиром Серпуховским, с одной стороны, и сыновьями Ольгерда – великим князем ВКЛ Ягайло и его братьями Скригайло и Корибутом, с другой стороны, состоялось важнейшее соглашение. В нем, во-первых, предусматривался брак Ягайло с дочерью Дмитрия Донского, а во-вторых – оговаривалось признание православия официальной религией ВКЛ и главенство великого князя Московского.

Это соглашение, подготовленное ходом истории, не было случайностью. Совместная победа на Куликовом поле четыре года тому назад, в которой весьма большое участие приняли литовские князья и православное воинство Литвы, очень сильно сблизили Литовскую Русь с Московской. Этому немало способствовал также митрополит Киевский и всея Руси Киприан. И даже карательное нашествие Тохтамыша в 1382 году на Москву не изменило расстановку сил. Надо помнить также, что у многих литовских князей-Гедиминовичей (Ягайло и все ольгердовичи в их числе) были русские матери, в них текла русская кровь, и приезжая в русские области из языческих или католических литовских, они говорили по-русски, зачастую открыто исповедовали православие и тянулись к Рюриковичам.

Понятно, что если бы данный договор был соблюден, то нас ждало бы русско-литовское объединение под эгидой Москвы (а может быть, и Вильны), а вовсе не Речь Посполитая, и тогда вся история Восточной Европы пошла бы совсем другим путем.

Однако события приняли неожиданный и роковой оборот. Личный фактор, как это нередко бывает в истории, изменил ее ход. У князя Ягайло был сильный соперник, претендовавший на литовский великокняжеский престол – его двоюродный брат Витовт, который сбежал от брата из-под стражи, обратился за поддежкой к Тевтонскому ордену и, получив ее, развернул наступление на Литву. И тогда Ягайло, опасаясь потерять власть и жизнь, изменил договору с Москвой, поддавшись на уговоры папских эмиссаров, которые пообещали ему не только урегулировать вопрос с Орденом, но и двенадцатилетнюю польскую королеву Ядвигу в жены, а с ней и польскую королевскую корону. Ягайло получил возможность избегнуть смертельной опасности (Витовт обвинял его в смерти своего отца – Кейстута – и уж конечно не пощадил бы) и вдобавок стать польским королем. Он разыграл блестящую комбинацию: вернул Витовту его владения в Литве и передал в управление Луцкую землю в обмен на мир и союзные отношения, и тот, не менее тщеславный, согласился. А король Ягайло сел на польский престол под именем Владислава, полученным во крещении, сохранив при этом титул и положение великого князя литовского.

Но все дело в том, что предварительно Ягайло пришлось обещать римской курии, тевтонцам и польским магнатам выполнить следующие условия: не только самому принять католицизм, но и крестить языческую элиту Литвы с ее подданными по латинскому обряду, а также привести находившиеся под его властью православные русские земли в подчинение римским папам. И при этом «страны свои Литву и Русь навечно присоединить к короне королевства Польского». Такова была цена его личного триумфа.

В этом был и политический расчет: превратив Литву в официально католическое государство, Ягайло выбивал важный козырь из рук тевтонцев, лишая их экспансию характера крестового похода ревнителей истинной веры против язычников. Однако главное, все же, состоит в том, что этнический литовец Ягайло сделал сознательную ставку на тотальное доминирование Польши во всем польско-литовском регионе.

Соглашение с Римом было оформлено в 1385 году в виде т. н. Кревской унии Литвы с Польским королевством, последствия чего были велики и необратимы. Крещение Ягайло торжественно состоялось 15 февраля 1386 года в Кракове. Вслед за королем крестились его родственники и большая часть двора, а в 1387 году, вернувшись в Литву, Ягайло на месте святилища Пяркунаса заложил кафедральный собор Святого Станислава. Литва была официально крещена (кроме отошедшей тевтонцам Жемайтии) и фактически утратила свою независимость, превратившись в польскую провинцию, польского вассала. Вскоре, уже в 1389 году, папа Урбан VI официально признал ее католической страной. Костел поднялся в ранг господствующей церкви.

Западная Русь при этом осталась православной, но план объединения Литовской и Московской Руси был отброшен. Интрига Рима преуспела: Ягайло предпочел Краков Москве. Он предал все договоренности с Дмитрием Донским, а западных русских, подвластных ВКЛ, вверг в череду бедствий и испытаний, которая продолжается и до сих пор. И западнорусская православная церковь вся в целом, и ее русские прихожане оказались существенно поражены в гражданских и политических правах по сравнению с католиками. Вследствие чего и в западнорусском народе, и среди его элиты – князей и бояр – началась реакция отторжения от окатоличенной и ополяченной метрополии.

Наступление на права русской православной аристократии, до того не за страх, а за совесть служившей литовским князьям, началось почти сразу после того, как Ягайло-Владислав заполучил польскую корону. 20 февраля 1387 года он издал дискриминационную по своей сути грамоту о привилегиях знати, перешедшей в католическую веру: «Каждый рыцарь или боярин, принявший католическую веру, и его потомки, законные наследники, имеют и будут иметь полную и всякую возможность владеть, держать, пользоваться, продавать, отчуждать, обменивать, дарить согласно своей доброй воле и желанию замки, волости, деревни и дома и все, чем владел бы по отцовскому наследству, как владеют, пользуются и употребляют на основании одинаковых прав нобили в других землях нашего королевства Польского, чтобы не было различия в правах, поскольку единство делает то, что они подданные одной короны. Всякий кто, приняв католическую веру, позорно от нее отойдет или кто будет отказываться принимать ее, не должен пользоваться никакими указанными правами».

Кроме того, Ягайло запретил католикам вступать в брак с православными, «пока наперед русин или русинка не признают покорности римской церкви»; тем самым традиция династических русско-литовских браков оказалась подорвана322. В том же 1387 году Ягайло основал Виленское римско-католическое епископство, юрисдикция которого распространялась на большинство западнорусских земель. За этим последовал целый ряд униатских договоров, определивших второстепенный, приниженный статус православной церкви на территории ВКЛ.

Вторая попытка Витовта овладеть великоняжеским престолом Литвы, опираясь на поддержку Тевтонского ордена, оказалась успешной. По Островскому соглашению 1392 года Ягайло был вынужден уступить ему этот титул, но к данному моменту политическое доминирование Польши уже было так велико, что Витовту досталась лишь фактическая роль польского наместника в ВКЛ, а своим верховным сюзереном он признал польского короля.

В 1413 году в развитие Кревской унии между Польшей и Литвой была заключена т. н. Городельская уния, согласно которой титул «верховного князя Литвы» становился элементом польского королевского титула, старорусские земли упразднялись, а по всей территории ВКЛ устанавливалось административное деление по польскому образцу323. Права польской шляхты получили все литовские бояре-католики, а православная знать лишилась возможности занимать высшие руководящие должности в системе управления государством. Следствием стал постоянно учащающийся выход аристократов со своими дружинами под руку московских князей.

* * *

Необходимо дать общую оценку произошедшего в конце XIV веке вышеописанного тектонического сдвига в Восточной Европе, ввиду огромности его последствий.

Кревская в особенности, а затем и Городельская унии – временный, но грандиозный успех не только папства, но и Запада вообще. И столь же грандиозное, хотя и временное, поражение Руси, будущей России, цивилизационный отрыв которой от Запада закрепился именно тогда. Это точка бифуркации, пройдя которую, славяне навсегда утратили перспективу единства и исторического могущества. Ее не смогла восстановить даже великая историческая победа славянства над германством во Второй мировой войне. Проект Сталина – создать Союз Славянских государств – провозглашенный им 28 марта 1945 года в Кремле на торжественном обеде в ходе честования Эдварда Бенеша, президента только что воссозданной Чехословакии, так и не осуществился. А сегодняшний уровень отношений России, Белоруссии, Украины, Литвы и Польши явственно показывает утопичность подобных планов на будущее. Исток такого положения вещей – Кревская уния.

Наиболее трагическими последствия этой унии оказались для Литвы. Хотя литовцы всячески воспевают князя Витовта, но именно его тщеславие и честолюбие оказались причиной конечного впадения Литвы в историческое ничтожество.

После Кревской унии раскол и последующий распад Великого Княжества Литовского по этноконфессиональной границе оказался предопределен. Католическую Литву и православную Западную Русь оказалось невозможно бесконечно удерживать в одних границах. И как следствие раздираемая противоречиями Литва превратилась в яблоко раздора между Русью и Польшей. В итоге Литва навсегда и необратимо стала частью Запада, но заплатила за это слишком дорогую цену, утратив могущество, земли, суверенитет и самобытность.

Что же касается Польши, она в ходе долгих и непростых отношений с Литвой набрала не только опыт, но и инерцию подавления русского православного населения в его политическом и культурно-религиозном проявлении. Этот опыт она попытается перенести со временем и на русских в России.

* * *

Православие в Литве: от равноправия к уничтожению. Циничный прагматизм литовских правителей в конфессиональном отношении был, однако, нехарактерен для населения в целом, которому было не все равно, как исповедовать веру и ходить ли в церковь или костел. Вероисповедный фактор по тем временам легко конвертировался в политику и наоборот.

Между тем, поскольку львиная доля Великого Княжества Литовского состояла из бывших земель православной и русской по крови и языку Киевской Руси, этим фактом многое определялось во внутренней политике литовских великих князей. До решительных действий Ягайло и заключения Кревской унии на равноправие этой части подданных никто из них не посягал. Более того, многие литовские князья, в том числе гедиминовичи, и сами были православными, как их матери и жены, ведь династические русско-литовские браки были распространены с середины XIII века: племянница Миндовга была женой Даниила Галицкого; князем Новогородка Литовского во второй половине 1250-х годов был сын Даниила Роман. Православными были великий князь литовский Войшелк, а также его зять и преемник Шварн Данилович. И т. д.

У великого князя Ольгерда было много сыновей. Один из них – Ягайло – как уже говорилось, изменил ход истории в пользу Польши и папского престола. Некоторые из братьев пошли за Ягайло, признали его верховенство и поддержали политику окатоличивания и полонизации Литвы. Но не все. Сын Ольгерда от Ульяны Тверской Лунгвений-Симеон в 1385 г. подписал Кревскую унию, однако в католичество не перешел; он известен как защитник православия, основатель монастыря святого Онуфрия и Пустынского монастыря. В 1394 г. в Москве он заключил брак с Марией, дочерью Дмитрия Донского. Другой сын Ольгерда, Владимир, долгое время правил Киевом, но после прихода Витовта на великокняжеский престол стал неугоден Вильне и бежал из Литвы в Москву, где и окончил свои дни. Андрей и Дмитрий Ольгердовичи отказались признать верховенство Ягайло, состояли на службе у великого князя московского и оба с благословения митрополита Киприана стали героями Куликовской битвы. Андрей впоследствии резко выступал против Кревской унии. В православие был крещен еще один Ольгердович – Федор. Многие дочери литовских князей выходили замуж за рюриковичей Ордынской и Московской Руси… И т. д.

При этом великие князья литовские, конечно же, сознательно соперничали с Москвой, создавая ради православных подданных свои центры притяжения и силы. Так, упомянутый Войшелк основал Лавришевский монастырь около 1262 г. По настоятельным просьбам князя Гедимина еще в 1317 г. патриархом Иоанном Гликом была учреждена Литовская митрополия с центром в тогдашней столице – Новогородке, которая включала епископства Полоцка и Турова, а впоследствии Киева (в результате влияние Московской митрополии заметно сократилось). По некоторым данным, учреждение Литовской митрополии могло состояться еще около 1300 года при Витене, старшем брате Гедимина.

Сын Гедимина – могущественный Ольгерд – принял православное крещение, не принуждая к этому, однако, остальных литовцев, которые сохраняли языческие верования. Видимо, опыт русского равноапостольного князя Владимира Святославовича, крестившего Русь, не казался ему удачным, достойным повторения. Ольгерд при этом вел в Контантинополе свою интригу, добившись от патриарха Филофея поставления в Киев экклесиарха болгарина Киприана, облеченного саном митрополита Киевского, Русского и Литовского, с тем, чтобы по смерти митрополита Алексия Московского Киприан стал бы единственным «митрополитом всея Руси». Однако, когда в 1378 году, после смерти Алексия, Киприан попытался отправиться в Москву, слуги Дмитрия Донского бросили его на ночь в темницу, а затем позорно выдворили за пределы княжества, после чего Киприан отлучил и проклял и самого русского князя, и его слуг.

Киприан, однако, не ослаблял активность на русском направлении. Он искренне стремился объединить всех православных и ради этого пытался содействовать союзу обоих великих княжеств. Соответственно, Киприан был сильно настроен как против католической Польши, так и против Орды. На этой почве у него произошло примирение с великим князем московским, который даже звал его в 1381 году на митрополию. В 1380 г. Киприан благословил на Куликовскую битву православных Литвы, а в 1387 г. обручил дочь Витовта Софью с сыном Дмитрия Донского Василием (брак состоится позднее, в 1391 г.). Он же сподвиг князя Витовта на сопротивление польско-латинской экспансии в Литве, на повторный бунт против Ягайло. В 1389 г., после смерти митрополита Алексия и великого князя Дмитрия Ивановича, Киприан стал-таки митрополитом Киевским и всея Руси с пребыванием в Москве. Ради борьбы с мусульманами и защиты православных в Польше и Литве Киприан пытался в 1396—1397 гг. организовать союз (унию) православной и католической церквей. Вся эта деятельность со временем послужила его канонизации в чине святителя московского (похоронен в Успенском соборе Кремля).

Длительное пребывание Киевской митрополии под омофором константинопольских патриархов имело двоякие последствия. С одной стороны, оно привело впоследствии к величайшей трагедии русского народа – Расколу. С другой стороны, оно позволило сохранить в лоне православия значительную часть земель ВКЛ, чем во многом предопределило их последующее воссоединение с Россией.

Между тем, идея антитурецкой и антиордынской коалиции всех православных и католиков получила развитие на Ферраро-Флорентинском соборе 1439 года, утвердившем вторую после 1274 года унию Рима и Константинополя. С целью создания такой коалиции митрополит Киевский и всея Руси Исидор был возведен папой Евгением IV в кардиналы Римской Церкви. В Литве активизировалось строительство православных храмов. Но миссия Исидора не удалась. Вместо вовлечения Москвы в антимусульманский союз, он добился лишь того, что в 1448 году русские епископы Ростовский, Суздальский, Сарайский, Пермский и Коломенский, не признавшие унию, своей волей поставили вместо него епископа Рязанского Иону в митрополиты Киевские и всея Руси. Это событие стало началом автокефалии Русской православной церкви. Падение Константинополя в 1453 году открыло перед Москвой новые, небывалые возможности, и преемники Ионы уже с 1461 года именовались не «митрополит Киевский и всея Руси», а «митрополит Московский и всея Руси».