Читать книгу Переполох в казарме - Алексей Черемисин - Страница 11

* * *

После развода и в предвкушении встречи с родственниками запахи откровенно ебланили в казарме и даже успели уже пару раз подрочить, когда внезапно нагрянул старшина роты, прапор Кузьмич. Следом за ним какой-то пехотинец пер на горбу здоровенные тюки из плотной белой ткани, размером каждый с самого пехотинца.

– Товарищи! – начал Кузьмич: – Поздравляю, у вас сегодня ответственный день! Сегодня ваша присяга! В этих тюках ваша парадная форма. Она уже полностью готова к использованию, вам осталось только пришить погоны, шевроны, вставить эмблемы, ну и как следует ее отгладить!

Около двух часов из казармы несся отборный мат новобранцев, которые искололи себе все пальцы, а Секс даже умудрился в очередной раз пришить китель к своим штанам.

Как оказалось, подготовить парадку дело совсем непростое, ибо сначала нужно было отыскать линейку, потом вооружиться строевым уставом, найти, как правильно оборудовать форму, отмерить восемь сантиметров от верхнего шва рукава и пришить шефрон так, чтобы он смотрелся ровно, красиво, не выглядел скомканным и (самая фишка!) чтобы не было видно шва!

– Я что, швея, что ли, бляха муха! – ругался Коля, которому в жизни еще не приходилось ни разу заниматься рукоделием. – Вот ведь ебаный пиздец!

Но прокурор и не знал, что ебаный пиздец ждет его впереди, когда очередь дошла до погон. Эти олицетворения чести и доблести военнослужащих оказались твердыми словно броня, и казенные иголки гнулись, но никак не желали пробивать наполняющий погоны твердый картон!

Запахи пробивали дырки, продавливая иглы часами, уставом, даже дужками кроватей и деревянным полом (правда, безуспешно), и к концу пришития погон откровенно охуели! Но с задачей все же справились. Все это время вокруг ходил и поторапливал новобранцев не знающий, чем занять себя прапор Кузьмич.

Вставить химические эмблемы (позолоченные бензольные кольца с лучами альфа-бета-гамма внутри и знаком биологической опасности) оказалось меньшим из зол, так как всего-то и нужно было отмерить три с половиной сантиметра от угла воротника и провести мысленно биссектрису, ебанув там шилом дырку настолько огромную, как смрадные дыры у всех бывших!

– Биссектриса – это такая актриса, что вечно ходит по углам и делит угол пополам. Бляди неимущие, короче! – поучал солдат Кузьмич, расхаживая туда-сюда по взлетке и потягивая пиво из алюминиевой банки. – Вот женитесь вы, купите в браке хату, разведетесь, и сразу же поймете, что ваши жены тоже те еще биссектрисы! Так что при любом поползновении на брак шлите всех вы нахуй и в пизду!

– А вы женаты, товарищ прапорщик? – спросил Секс, который всегда мечтал об идиллии добропорядочных семейных отношений.

– Увы, да! – с грустью произнес Кузьмич, хлебанув до дна пивка и смяв банку ногой на взлетке. – Сделал глупость в молодости. Короче, ребята, если кому из вас когда-либо изменит девушка – радуйтесь, ибо она могла случайно стать вашей женой! Свадьба – это сначала кольцо на пальце, а потом петля на шее. Моя теща – она такая сука! Я хлорпикрином ее травил – так ведь не дохнет же, тварь старая! Хотите семейного счастья – ищите сироту, не то пизда! Как змея теща лезет в отношения, науськивает жену, а потом та ебет мне мозги, что я, мол, алкаш и толку нет с меня нихуя! А я ж ведь все в семью несу! Вчера сосиски спиздил, и тележку…

– Хуево дело! – произнес сочувственно Волк, окидывая взглядом китель и прикидывая, все ли на нем заебись. – А что вы жену свою нахуй не пошлете, если так уж сильно надоела?

– Женщина как чемодан, который нести тяжело и выбросить жалко. Такая вот хуйня, ребята! – развел руками прапор и достал вторую банку с пивом.

Как бы ни старались солдаты красиво сделать с первого раза парадку, но один хер Секс прихуярил эмблемы не в верхний, как положено, а в нижний угол воротника кителя, за что и получил тут же леща от прапора.

– Ну ебаный ты хирург! – напутствовал парня Кузьмич. – Тебе бы лишь бы продырявить что-то, чертов ебырь террорист! Привык вот дырки делать и похую, где именно! Только форма это – тебе не люди, людей дохуя, а форма у меня под счет! А ты, падла вредительская, новый китель щас испортил!

Выдав солдатам автоматы без патронов, и проверив, хорошо ли затянуты у них ремни, прапор повел новобранцев на улицу.

Потом всех ждало торжественное построение на плацу. Прочие военные ебланили на занятиях, и очевидно, что присяга запахов была им до пизды. Тем не менее, припиздили в парадке все офицеры.

Чирик, как оказалось, даже имел какие-то награды и, с какого-то хуя, первый летный класс, и, гремя медалями, стоял справа от строя, строгим взглядом поглядывая на солдат.

Новобранцы стояли повзводно в две шеренги, чувствуя себя, словно рыба в аквариуме перед приехавшими родственниками и бабами. Последних было настолько дикое количество – будто Чирик в первую очередь пособрал со всей страны блядей под предлогом покататься на истребителе. Каким образом он засунул настолько дикое количество людей в один самолет – так и осталось загадкой. То ли был в жопу пьян, то ли спиздил где-то пассажирский борт.

Какие-то чумазые пехотинцы вытащили по деревянной парте перед каждым взводом, многократно уже крашенной, положили на каждую красную папку с текстом присяги, ведомость ее принятия и куда-то успешно проебались.

Джафар, наученный горьким опытом, стоял в строю как столб, не смея шелохнуться, опасаясь, что его сдадут Мамбуде.

Генерал появился словно хозяин плантации с рабами, откровенно проебав необходимый на всех присягах встречный марш, зачем-то пернул в микрофон (очевидно, решив проверить, работает ли оборудование), потом смачно рыгнул и, почесав яйца, приступил к делу.

– Полк, под знамя – смирно! – скомандовал Говненко, хотя судя по скудному количеству солдат, полком здесь нынче и не пахло. – Равнение на-право!

Командиры подразделений в ту же секунду приложили руки к головным уборам, все прочие повернули головы в сторону знамени. Оркестр вновь заиграл спьяни «Марсельезу».

В дальнем правом концу плаца показались четверо джигитов в папахах, одетые в особо парадную форму и с саблями наголо.

Впереди чеканил шаг офицер, что намедни отплясывал на плацу лезгинку, саблю он держал перед собой, опущенной вниз. За ним одной шеренгой шли трое бравых восточных дяди, два из которых с клинками на плечах окружали коллегу, тащившего распущенное боевое знамя с бахромой. На всех четверых были красные перевязи через плечо с золотистым кантом.

Видя, как офицеры провожают знамя по мере его движения головой, новобранцы начали делать то же самое.

Как только знаменная группа дошла до трибуны и повернулась лицом к полку, генерал скомандовал:

– Вольно! – и по этой команде солдаты с облегчением ослабили правую ногу.

Сначала около часа толкал приветственную речь командир полка Говненко, откровенно выебываясь перед приехавшими гостями, и солдаты заебались слушать про необходимость и значение военной присяги в стране, про обязательства, которые она возлагает и почетные, ответственные моменты, что светят военнослужащим сразу после ее принятия.

В числе явных плюсов выяснилось, что теперь официально можно будет отправлять новобранцев на войну, сажать их под арест, да и вообще – открывался целый ряд интересных дисциплинарных взысканий, и было похоже, что вот теперь-то парни попали в жопу с головой и ногами, причем очко это было полным при этом говна.

Стояла жара, с Джафара ручьем тек пот, и он уже давным-давно предал анафеме и толстую свинью в генеральском мундире, и весь этот полк с его заебами в целом.

Что до Кузи, то у него начались галлюцинации. Это случалось у него достаточно часто, парень понимал, что подобное ненормально, но боялся кому-либо об этом рассказывать, так как мог лишиться тепленького места в Министерстве иностранных дел.

Галлюцинации были, как правило, очень красочными, и всегда вызывали у Кузи странный прилив жестокости и агрессии. Любой психиатр ужаснулся бы, узнав, о чем порой думает воспитанный с виду молодой человек, исполненный в обществе самых изысканных и благородных манер. Одним словом – приличный и возвышенный юноша на самом деле был совершенно ебнутый на всю голову и опасный лютый психопат.

В частности, в данный момент Кузе приглючилось, что генерал вдруг превратился в аппетитно прожаренную индюшку в кителе с погонами, и парня ужасно подмывало подняться на трибуну и его при всех съесть. И еще выебать. Или сначала съесть… Выбор был очень сложный.

Кузе захотелось погавкать, потом повыть на луну словно вурдалак, хотя луны сейчас и не было. Впрочем, каким-то чудом парень видел ее достаточно отчетливо, она плясала и улыбалась, и уговаривала его кого-нибудь поймать и жестоко замочить.

Едва сдерживая в себе кровавые желания, Кузя стоял, глухо порыкивал, по подбородку его стекала слюна, и ему страсть, как хотелось забить кого-нибудь до смерти автоматом. Но остатки человеческого разума говорили парню, что так делать нельзя, и он им пока подчинялся.

Потом тени солдат на жарком плацу вдруг начали драться, резать друг друга, кусать, поедать и даже трахаться, и, глядя на их причудливые развлечения, Кузя думал лишь о том, как бы ни выебали до кучи и его.

На трибуне, рядом с генералом, стоял невысокий рыжеволосый человек, в форме темно-синего цвета и с капитанскими погонами. Кант на них и на брюках был васильковый, а еще мужчина обладал добродушными, совершенно бесстрастными и незапоминающимися простыми чертами лица. Тем не менее, все же что-то в его облике Джафару крайне странно показалось знакомым.

Покопавшись в памяти, маньяк узнал его: это был старый знакомый дипломата, с которым он не виделся около восьми лет. Представитель особого отдела ФСБ по прозвищу Капитан, или попросту особист. Именно он припер Джафара самым позорным образом на службу в мешке, словно пса.

С самого детства Капитан проявлял себя как фанатичный патриот, желающий быть полезным стране. Прорвавшись в академию госбезопасности, он приобрел в ней офицерские погоны, незаурядный диплом, а также ряд специфических навыков и умений. В частности, офицер неплохо разбирался в вербовке, прослушке, слежке, а также пытках, допросах и пуске в расход.

Сейчас чекист стоял, небрежно привалившись к парапету, и проницательно смотрел на солдат, словно выискивая, кого бы из них украсть на черном воронке, чтобы вставить в своем страшном подвале раскаленный паяльник в жопу. Если бы не этот рыжий пидарас, то Джафар и сейчас тащился бы в благословенной Германии, потягивая вечерами вискарик, слушая классическую музыку, да убивая время от времени людей.

Про себя маньяк дал клятвенное обещание когда-нибудь обязательно чекиста замочить. Он даже придумал уже, как именно он это сделает: вскроет тому горло ножом, к хуям собачьим! Или воткнет ему шомпол в ухо… Нет, лучше горло. Так хоть помучается больше.

– Командиры подразделений, к приведению к военной присяге приступить! – скомандовал генерал и с наслаждением въебал запотевшей ледяной минералки.

Волей судьбы, у химиков ее принимал ротный Вася, который в своем парадном мундире с золотыми погонами выглядел не то что чертовски, а дьявольски привлекательно – рота оцепления едва сдерживала его личный женский батальон с гражданки, восторженно кидающий в кобеля снятые с себя трусики, лифчики и чулочки с колготками.

Кроме блядей старлея, конечно же, приехали и родные с близкими новобранцев. Они махали солдатам руками, фотографировали их, слали воздушные поцелуи, и их близость, помноженная на невозможность обнять, почувствовать вновь тот мир, откуда внезапно выдернули ребят, вызывала желание пустить без палева на месте суровую мужскую слезу.

К Кузе приехала только мать, отца он не знал, и она была у него единственным родным человеком. Она была совершенно уставшей от жизни доброй женщиной, искренне верующей в Бога и всю себя положившая на воспитание сына. Отца же парень совершенно не помнил.

Едва Кузе исполнилось пять лет, папку силой забрали в психиатрическую больницу и положили там в специализированный стационар. Парень до сих пор не знал, за что именно его батя оказался в дурке. От разных людей до него доходили слухи, что отец вроде бы кого-то зверски замочил и на этом фоне совершенно слетел с катушек.

Несмотря на старания Кузи что-либо об этом выяснить, ничего конкретного он так и не узнал. Все, что было ему известно – отец умер от мощной дозы нейролептиков, которые ему назначил молодой и неопытный врач, так как папка съел прямо в палате горячо любимую данным доктором медсестру, предварительно ее выебав и превратив в куски мяса, распотрошив как свинью.

К Волку приехали оба родителя, а также музыканты его рок-группы, ярые и свободолюбивые металлисты, затянутые в кожу, обильно сдобренную заклепками и с причудливыми стильными прическами.

У кого-то волосы были просто длинные, у одного парня был ирокез, у другого кудрявые патлы стояли как у петуха, а единственная девушка группы имела обколотое пирсингом лицо и синего цвета пушистые космы с челкой и густо подведенные черной тушью выразительные глаза.

В данный момент ее миловидное лицо с восторгом таращилось на ротного Васю и, судя по прерывистому дыханию и полуоткрытым пухлым губам, телка уже неслабо так и откровенно потекла.

Ребята улыбались и показывали Волку его акустическую гитару, которой парень был несказанно рад. В армию его забрали прямо с концерта, не дав даже взять трусы, и ошарашенный Волк на тот момент уж точно меньше всего думал о музыке. Но теперь он по ней очень сильно соскучился и намеревался скрашивать вечера лихим гитарным музицированием.

К Боре приехали какие-то два бомжа, вонючая пожилая бомжиха и еще какие-то трое незнакомых алкашей. Они призывно махали парню руками, стаканами и рюмками, и демонстрировали сетку с тремя литрами дешевой водяры, буханкой хлеба и парой сорванных где-то в местных теплицах зеленых яблочек.

Боре до ужаса хотелось ебнуть, и он, сглатывая слюну, стоял и дрожал в предвкушении, готовый хоть десять раз принять присягу, лишь бы отпустили к корешам.

Судя по тому, какими маслеными глазами бомжиха смотрела на Васю, томно облизывая языком посиневшие от алкоголя губы, изрядно поеденные герпесом, красивый старлей понравился и ей.

К Сексу, кроме родителей, приехала бабушка, держащая в руках аппетитный пирог, а к Джафару не приехал никто. Его родители погибли еще в детстве в авиакатастрофе, а бабка откинула копыта, когда маньяк был студентом. Тем не менее, увольнение парень собирался провести с пользой для души и тела, и он непременно намеревался кого-нибудь сегодня тихо кокнуть.

Коляна же решили навестить его батя, судья Верховного Суда России, и мать, судья Суда Конституционного. Их положение в обществе грозило прокурору неслыханной лихой карьерой, но для этого ему сначала нужно было закончить назойливую мудотню с армией, чтобы и дальше мирно нюхать вечерами кокаин, подбухивать, педофильничать и обтяпывать очень темные и прибыльные, и не совсем законные криминальные делишки.

К Сереге прикатила его двойняшка-сестра, и вечер грозил парню безудержным сексом, но тот сейчас стоял в строю и думал больше, как отомстить Бичу за то, что тот заставил его жрать ночью говно. Как говорится, клин вышибают клином, и примерный план мести хитрый повар уже прикинул.

Серега знал, что в санчасти работает его бывшая одноклассница, Катя, и она служила там медсестрой. Девушка была заклятая шалава, хоть и замужем, и давала вечно всем, кому только можно давать. Таксистам, джигитам, гастарбайтерам, бомжам, друзьям, дворнику, алкоголикам, начальнику, одноклассникам… Даже тестю, родному брату, брату мужа с его женой, Васе и животным в деревне.

Как говорили еще в школе – в общем, все кому не лень Катюхе лазали в пиздень. Но при этом ни разу она отчего-то не перепихнулась с Чириком, на что тот был очень зол и задействовал все возможные связи, чтобы бабу после (казалось бы!) невинных курсов медицины, пройденных ей по ее же желанию, неожиданно призвали в армию.

Действительно, вместе с получением звания медсестры и, что естественно, положенного медикам военного билета, бабу скрутили прямо на глазах у мужа менты, разочек выебали в жопу и посадили на поезд, идущий рейсом в Пиздосранск.

Тут-то Чирик был уверен, что он ее и жахнет, но – все же хуй на ны, а не секс ему. Шалава наградила триппером добрую половину полка, который уже заебались лечить врачи, но лейтенанту так она и не дала.

Кошка (так звали Катю друзья) могла бы кое-чем помочь в осуществлении коварного плана Сереги, и он непременно намеревался в ближайшее время претворить задуманное в жизнь.

Неожиданно парень почувствовал, как что-то хлопнулось ему на фуражку. Потом это что-то сползло вниз и залезло в ухо солдата. Если сказать, что тому было приятно – значит, ротный Вася – голубой.

У Сереги прямо руки чесались вытащить ту гадость, что устроила марш-бросок в его ушной раковине, но приходилось стоять на жаре и терпеть.

Наконец сволочь вылезла из уха и проползла ему на лицо. Серый давно уже раздавил бы насекомое, но Капитан пристально смотрел прямо на их взвод, поэтому Серега не рисковал: вдруг не только офицеры роты натравливают на провинившихся солдат Мамбуду.

Когда гадость проползала мимо рта, парень сдунул ее на фуражку. Это оказался паук, который на паутине спустился с козырька фуражки до уровня глаз Сереги и уставился на повара словно Ленин на буржуазию.

Парень скосил глаза и начал пристально разглядывать противника. Паук тоже нагло пялился на него и едва ли не показывал ему лапкой фак. Серега набрал в легкие побольше воздуха и с силой дунул на паука.

Ниточка паутины оборвалась, и Серега с ужасом увидел, что гада снесло прямо на лицо Джафара! Джафар, усердно тараща зенки на генерала, одним быстрым и незаметным движением слизнул паука и вновь застыл как будто так и было.

Серега удивленно и непонимающе уставился на маньяка, челюсти Джафара сомкнулись, раздался хруст, и пауку пришел пиздец. И именно в этот момент началась непосредственно присяга.

– Рядовой д'Алор! – рявкнул Вася.

– Я! – ответил Джафар, имевший корни французских рыцарей-тамплиеров у себя в роду.

Услышав приятную его слуху фамилию, на маньяка с удивлением и одобрением покосился даже сам генерал!

– Для приведения к присяге ко мне! – продолжил ротный.

– Есть! – выкрикнул потрошитель и строевым шагом попиздил из строя по направлению к кобелю.

– Рядовой д'Алор для приведения к присяге прибыл! – доложил Джафар, встав за два шага до ротного и приложив левую руку к цевью автомата, как учил молодых еще в казарме Кузьмич.

– К принятию присяги приступить! – приказал Вася и кивнул на красную папку.

Взяв папку и развернувшись к строю сослуживцев, Джафар открыл ее и ленивым голосом прочитал:

– Я, Джаф Донасьен Франсуа д'Алор, князь Введенский, торжественно присягаю на верность своей родине – Российской Федерации. Клянусь свято соблюдать ее конституцию и законы, строго выполнять требования воинских уставов, приказы командиров и начальников. Клянусь достойно исполнять воинский долг, мужественно защищать свободу, независимость, конституционный строй России, народ и Отечество.

– Ебать какое имечко! Никак француз! – удивился Говненко, внимательно прислушиваясь к Джафару. – Ну, хоть один достойный человек, похоже, теперь будет в полку! Надо бы срочно повесить за эту фамилию его фото на доску почета части! А можно и награду государственную выдать, «За заслуги перед Отечеством», к примеру… Заслужил ведь паренек происхождением, по глазам его вижу. Не то, что всякие силовики-врачи-учителя и прочие очень нужные в государстве трудовые деятели…

– Расписывайся, аристократ херов! – поморщился Вася, традиционно протянув маньяку руку, пожав ее и сунув список с фамилиями призывников.

Взяв ручку, Джафар угрюмо поставил крестик, осознав, что вот теперь-то он точно на два года круто попал.

– Встать в строй! – велел Вася, приложив руку к головному убору.

– Есть! – ответил потрошитель и, взявшись за цевье автомата, мрачной тенью почапал в строй.

Аналогичным образом и конвейерным способом присягу приняли и остальные новобранцы.

Закончив с приведением к присяге, каждый из командиров подразделений дотопал строевым шагом до генерала, вручил тому ведомости принятия присяги и вернулся в строй. Невесть откуда взявшиеся пехотинцы тут же утащили столы.

Теперь настало время для традиционного поздравления военнослужащих командиром части с роспуском в увольнение, к чему Говненко, подойдя к микрофону, и приступил.

– Ну что, гандоны! Вы большие молодцы, ибо теперь ваши жопы в моем полном распоряжении. Вы должны все четко понимать, что вы есть полное говно, и в любой момент должны быть готовы, что я вас выебу. Я очень люблю это делать, а еще я люблю над всеми издеваться и глумиться, ведь я редкой дури садист и ебанат, но вы с этим нихуя не сделаете, потому что вы никчемные чмошники, былье и пидарасы. Так кто вы теперь по жизни, а? Товарищи призывники?!

– Говно! – ответили хором генералу солдаты.

– Не слышу! Говно должно отвечать ОЧЕНЬ громко!

– МЫ ГОВНО! – рявкнули новобранцы.

– Вот, так-то лучше! – удовлетворенно улыбнулся генерал. – Ну что, уебки, небось, хотите теперь в увольнение? Смотрю, родные тут собрались, и даже бляди ваши какие-то…

– Так точно! – радостно взревели солдаты.

– Так хуй вам всем! – обрадовал ребят Говненко. – А не увал. Сосите члены, чушки, да и причмокивайте весело, а в завершение присяги я покажу вам вот что!

И, приспустив кальсоны, генерал повернулся к солдатам задом и показал им голую жопу.

– Вот вам, суки! И да пропиздят вас в казармах деды в честь праздничка! Я лично разрешаю! Офицерам ясно?!

– Так точно! – хором ответили командиры подразделений.

– И желаю провести всем принявшим присягу ночь на коленях в толчке, ползая среди говна и мусора, покуривая бычки, и ковыряясь носом в очках! Хорошо еще, если вас заставят их облизать! А теперь закончим цирк. Оркестр!

С моментом, когда генерал приложил руку к треуголке, грянул гимн Российской Федерации, и Боря едва не заплакал, глядя, как друзья-колдыри махнули обескураженно рукой, уселись прямо на газоне и раскупорили бутылку водки.

Музыканты Волка помахали ему рукой и направились в сторону КПП, оставив одиноко прислоненную к трибуне акустическую гитару парня. Вслед за металлистами потянулись грустно и все остальные гости.

– Ну что! – потер руки Говненко. – Время для торжественного марша и уноса знамени, но хули вот я там не видел! Родственнички с телками съебались, так что и вы пиздуйте в казармы и не смейте попадать мне на глаза! Командирам подразделений – выполнять команду! И идите вы все нахуй!

Подойдя к алкашам, генерал отобрал у них бутылку водки, хлебанул ее махом почти до дня, занюхал рукавом и пнул одного из колдырей сапогом так, что тот упал.

– А ну, пошли отсюда, вши ебаные! Пока караул не натравил! Тут вам не ресторан!

Обиженно покачиваясь, синегалы поплелись в сторону КПП, и с их уходом оборвалась последняя ниточка, что связывала новобранцев с привычным им гражданским миром.