Читать книгу Переполох в казарме - Алексей Черемисин - Страница 7

* * *

Не наевшись за ужином, солдаты намеревались сожрать что-нибудь из домашних припасов. На их счастье, каптерка была еще открыта, но каково же было удивление Волка, когда он понял, что и колбаску, и тушенку, и бутылку водки кто-то спиздил! Причем аналогичная беда постигла и других солдат.

Добрый прапор Кузьмич, глядя на них с искренней жалостью, сунул в рот аппетитно прожаренную ножку курочки, вытащил уже только кость и посочувствовал:

– Эх, что же за свинья могла такое сделать? Деды либо, больше некому!

– Хороший мужик! – подумал Волк, глядя на толстого прапора, который, похоже, действительно их жалел.

– Да будь моя воля – так я бы лично этих мразей всех к стенке поставил! – бушевал Кузьмич, размахивая своим мясистым, пухлым, мягким кулаком. – Совсем уж оборзели – у молодежи хавку тырить! В тюрьму б их всех, вот всех в тюрьму!

– И что теперь нам делать? – спросил грустный повар Серега, который откровенно не привык под вечер обходиться без еды.

Говоря уж по-простому, он в принципе мог всю ночь напролет бегать до холодильника, то ли рубануть колбаски, то ли отпилить кусочек сальца, а то и просто взять презерватив, чтоб натянуть потом сестру.

– Да что тут сделаешь! – махнул рукой толстый прапор. – Хрен вы что кому тут докажете. Ведь в армии нет таких понятий, как украли или, к примеру, потерял. У нас это называется «проебал», ну а коли сами проебали – так кто ж тут виноват вам, ребятки… В большой семье еблом не щелкают.

Несмотря на утешительные слова доброго старшины, остаться без еды, на которую рассчитывали запахи, казалось им сейчас самой большой и немыслимой подставой на свете.

– Ну да ладно, мне пора! – попрощался каптерщик, выгоняя всех из комнаты и тщательно запирая дверь.

Потом, обвешанный сосисками, как пулеметной лентой, прапор, кряхтя, поднял с пола два больших пакета и направился к выходу из расположения. Солдат, что смотрели ему вслед, посещали сейчас самые разные, полные грусти странные мысли.

«Эх, ведь у меня была такая же бутылка водки! И колбаска!» – думал Волк, глядя в пакет удаляющегося прапора, как голодный бомж на гастроном.

«Да ведь на нем такие же сосиски, что мать мне с собой еще в столице в вещи сунула!» – мелькнула мысль у Кузи.

Серега же нашел, что вырезка и селедка, что были спизжены у него из сумки, чудесным и мистическим образом имеют удивительное сходство с прапорскими. И ведь бывают же такие сходства-совпадения!

Сексу почудилось с голодухи, что у прапора лежит такой же блок презервативов, что парень заготовил с собой «на всякий случай» (вдруг дадут), а вот Джафару показалось, что он узнал свои кожаную маску Бэтмена, плетку и топор с веревкой, которые он взял с собой, чтоб убивать хоть иногда людей.

Тем не менее, того, кто спиздил вещи, так не нашли, и новобранцам пришлось с пустыми желудками продолжать осваивать суровую казарменную жизнь, полную аскетизма и смирения с послушанием, прям как в каком-нибудь древнем далеком Тибетском монастыре.

– Ребята! Давайте знакомиться! – подвалил к новобранцам улыбающийся хер из прокуратуры и дружелюбно протянул им ладонь. – Я Николай! А можно просто Скорострел!

– Почему Скорострел? – спросил Волк, когда все запахи, в свою очередь, прокурору представились.

– Да долгая история! – отмахнулся скромно прокурор. – Но это точно уж лучше, чем «Коля Пять Минут»…

– Ну и как тебе первый день службы? – поинтересовался Джафар.

– Да хрень какая-то! Орут все, негры бегают… Кальяна на ужине не было… Надо вызвонить бы завтра Говненко, да и спросить с Йоси, что за хуйня.

– Чертов позвонок! – проходя мимо, неприязненно прошипел сержант Бич.

– Это как мне понимать? – вперив руки в боки, спросил у сержанта Скорострел.

– Да так и понимай! Ведь кто ж ты есть-то, коли позвонили за тебя, и, пока пацаны говно в столовке жрут, ты за отдельным столом пивас потягиваешь! Еще бы повариху под стол засунул, чтоб тебе бы там отсасывала!

– Могу себе позволить! Кто на что учился! – хохотнул Николай. – А про повариху, кстати, ты это здорово придумал! Вот позвоню завтра Йосе, да и пусть та пососет!

– Смотри, чтобы сам никому не пососал случайно! Сегодня ночью, к слову! – пригрозил сержант и удалился.

– Неприятный тип! – потерев руки, повернулся прокурор к новобранцам.

– Ты в натуре бесстрашный! – сказал ему Боря. – А если отпиздит тебя, как нас сегодня дрыном?

– Заебется пиздить. Я его потом посажу! – улыбнулся Скорострел. – У меня это запросто! – и немного смутился, поймав холодный взгляд Чики, который, сидя на своей кровати, чиркнул ладонью себе по горлу.

– Кстати. А если тебя Секач сюда устраивал, то почему ты в химический взвод попал, а не к нему? – спросил прокурора Джафар.

– Этот хитрожопый крендель берет в свой взвод только тех, кто подгонит им на компанию кобелей четырех баб за это или одну сестру, маму, жену или дочку. На выходные, и чтоб эти скоты бессовестные над ними поглумились, как сумеют. Что-то жалко мне стало сестру в последний момент…

– Это что, ты хочешь сказать, что у корнета целый взвод форшмаков в подчинении? – удивился правильный до семейных понятий Секс.

– Не хочу сказать, а говорю! – хохотнул Николай и, достав понюшку кокаина, втянул его в себя, совершенно наплевав на охраняемые прокуратурой законы Российского государства.

Офицеров в казарме под вечер почему-то не было, равно как и проебавшихся прапоров, деды закрылись в комнате досуга, куда пускали только старослужащих, и занимались там какими-то странными, таинственными и государственной важности секретными вещами.

Сначала оттуда слышались звуки, как если бы кто-то включил по телевизору порнуху, потом какие-то бульканья, стеклянный звон и глотки, а потом и вовсе стройный хор дедов начал реветь в голос песню «Демобилизация».

Наконец-то появился заспанный дневальный, который бегал теперь по казарме и спрашивал у всех, не видел ли кто его ополовиненную бутылку водки и надкушенный соленый огурчик. Но все говорили, что не видели.

Боря искренне пожал плечами и посоветовал обратиться к дедам. Они, мол, и у него водку спиздили.

Около двадцати одного часа все свободные солдаты дружно взяли стулья и расселись на взлетке перед висящим на стене довольно крупным черно-белым телевизором, видавшим куда как более удачные, еще советские великие времена. По бокам от него огромными ржавыми гвоздями были грубо прихуячены прямо к стене две древние компьютерные колонки, живые, видимо, лишь божьей милостью.

У каждого солдата был с собой полевой китель, белая нитка с иголкой и таинственного назначения длинная полоска белой ткани. Исключение составляли лишь деды, которые разодрали отжатую у какого-то духа простынь и приготовили нитки черные.

Заинтересовавшись происходящим, новобранцы решили обратиться за разъяснениями к опытному вояке Чике.

– Товарищ ефрейтор, а зачем все садятся перед телевизором? – спросил у водителя огромного размера богатырь Секс.

– Так позырить в программе «Время», че в стране нашей матушке происходит, хоть через ящик этот дырявый. Стародавняя и незыблемая, так сказать, традиция, берущая начало еще аж с царских времен и даже княжеских дружин. Чтоб военнослужащие вкуривали ту байду, что пиздят нам нагло журналюги и в атаку шли сломя гриву при необходимости.

– А что там шить собрались пацаны? – поинтересовался Волк.

– Э-э, ребята! А это еще куда как более важная традиция! – хитро улыбнулся Чика. – Подшивание подворотничков называется!

– Ну и на кой вот хрен всем это надо? – спросил у Чики Кузя.

– Во-первых, чтобы шею вы не натирали, и пизда на ней случайно от грязи не выросла. А во-вторых, чтоб грязную подшиву не пришлось вам жрать поутру вместо завтрака и даже без горчицы.

– Это как это – жрать? – не понял ничего, удивившись, Джафар.

– Наш взводный, Чирик – он настоящий сапог военный, и бывает порою – жесть че исполняет. Любит устроить внезапную проверку внешнего вида у бойцов. И пизда, держите его семеро, если спалит на ком-то грязную, несвежую подшиву! Прям, бля, на месте он ткань отрывает, сморкается в нее, может даже обтереть ей жопу с мудями, если те потные, и заставляет потом провинившегося это съесть!

– Ужас какой! – перекрестился Боря. – И часто ль надо подшиву эту менять?

– Каждый день, епта! – развел руками Чика. – Как раз пока программу «Время» все смотрят, больше нет в армии времени на это, хоть убей.

– А где ж ее нам взять-то? Подшиву эту? – спросил у Чики Кузя.

– Вообще-то, по-хорошему, ее Кузьмич всем должен выдавать, но он ее пиздит постоянно и продает в военторг, а потому – приходится покупать материал в военторге самим.

– И как это сделать?

– Так самоходах, конечно, ибо вряд ли вас кто-то в увал на срочке отпустит. Или сами съебываетесь, поодиночке, или отправляете в магазин одного товарища-гонца на всех. Материал этот «бязь» называется, и стоит он относительно недорого, но в армии это очень ценный и необходимый для жизни важный ресурс!

– А если поймают? – спросил Джафар.

– А если поймают – то это грубое нарушение воинской дисциплины и влечет за собою самый настоящий военный трибунал! Сядете на кичу, да и будете там сухари сушить, кукарекая на параше в камере…

– Прапор, сука, нам не выдал нихуя! – пригорюнился Серега, чье пристрастие к высокой кухне всеми фибрами души претило ему жрать грязную подшиву, да еще и с соплями лейтенанта.

Вот разве что после мудей ее вынюхать… (Никто не знал, что Серега был до кучи еще и фетишист).

Форму новобранцам выдали новую, заводская подшива уже имелась, и те четыре дня, пока запахи добирались до полка, они ни разу не задумались о возможном появлении подобной неожиданной, деликатной и весьма неприятной насущной проблемы.

– Ну, ничего! – сжалился Чика. – Сегодня я вам подгон босяцкий сделаю, а потом, как купите бязь, долг мне вернете. И аккуратнее, бля, не испачкайте кровью ночью!

– Какой еще кровью? – насторожился Секс.

– Ну как какой. Ты Бичу фингал под глаз поставил, значит, ночью пиздец вам, придется хуйца вонючего нюхнуть. Убить-то, конечно, не убьют, но лейтенанту потом не вотрете, что подшива в крови по уважительной причине…

Словно Дед Мороз, Чика полез к себе в тумбочку, после чего лицо его побелело, потом побагровело, и он, потрясая кулаком, заорал на всю казарму:

– Кто подшиву спиздил, крысы ебаные?! Ведь весь рулон же насадили, суки! – потом, присмотревшись внимательнее, завопил еще громче: – Еще и бритву с пеной ебнули! Ну вот уебки, блядский потрох!

Неожиданно на помощь к новобранцам пришел негр Мамбуда. Магистр БДСМ и мастер ЛГБТ, или наоборот (хотя какая, нахуй, разница), подошел к Джафару, и, протянув ему небольшой рулон ткани сразу на всех, похлопал того по плечу и, улыбнувшись белыми зубами, очень тонко и выразительно игриво подмигнул. После этого барабанщик вуду опустил свою обтянутую кожой жопу на жалобно скрипящий стул и мирно продолжил тупо пялиться в телевизор.

– Да ты, я смотрю, ему понравился! – заржал над князем Колян, разрывая бязь на тонкие равные полосы. – Смотри, как бы ночью к тебе да в кроватку это чудище, случаем, не наведалось!

– Иди ты нахуй! – покраснел маньяк и стыдливо от друзей отвернулся.

В преддверии отбоя новобранцы изрядно пригорюнились, и, усевшись перед телевизором, в ожидании пиздеца стали шить подворотнички.

То ли с перепугу, то ли от неопытности, но Кузя и Серега искололи себе все пальцы в кровь, а Боря, Волк и Секс, словно сговорившись, после подшивания обнаружили, что их кителя случайно пришиты к их же штанам.

Как итог, им пришлось начинать подшиваться заново, а отбой меж тем неумолимо приближался…

Неожиданно в казарму завалился слащаво улыбающийся хитрый корнет Секач.

– Ну что, проказники? Спускаемся на улицу и строимся на вечернюю прогулку! – скомандовал мошенник жеманным голосом, и его команду немедленно подхватил с тумбочки дневальный.

– Рота, строиться внизу на вечернюю прогулку! – заорал взъерошенный паренек, приложив руку к голове и отчаявшись найти свою «Столичную».

– В ротную коробку, в колонну по десять! – добавил Саня, и дневальный немедленно Секача продублировал. – Бич! Поверка на тебе, не забудь расход!

– Есть! – козырнул сержант и полез в тумбочку дневального, откуда извлек какую-то красную папку и потопал вниз.

– Давайте-давайте, мальчишки, поторапливайтесь! – подгонял Секач сбегающих вниз солдат, хлопая некоторых из них по попкам. – Скоро баиньки! И приснится вам мохнатая! А я такую одну сегодня выебу…

– Жопу, товарищ корнет? Да и без смазки? – пробегая мимо и прикрывая ладошками задницу, уточнил ефрейтор Чика.

– А может, даже жопу! А может – и без смазки… – мечтательно задумался Секач и смахнул пылинку с эполета. – Но без смазки все же не пройдет, ефрейтор, ибо хуй-то у меня очень знатный и огромный. Или снова будет в жопу, а не жопу… С яйцами… Лоснящимися… Черными… Эх и ляпота, однако!

Что именно имел в виду своей последней фразой корнет, никто точно не понял, но очень скоро рота уже стояла внизу и опять кто-то предательски и свински насрал в толпе.

– Да как же заебали! – аж прослезился аристократичный Джафар, военной кепкой отгоняя от себя тяжелое смрадное облако. – Ну никакой культуры, вот безобразие!

– Так это со страху! – заржал стоящий рядом незнакомый князю солдат. – Ведь ночь же скоро и отбой, а это время дембелей! И снова грянут в казарме пизда и веселье!

И слова солдата еще больше покоробили чувства новобранцев, которые только сейчас увидели, с каким откровенным интересом и злорадством смотрят на них все остальные сослуживцы.

– Рота, равняйсь! Смирно! – тонким голосом скомандовал спустившийся вниз корнет. – С места, с песней! («Девочкой своею ты меня назови») левое плечо вперед, шагом марш!

Грянула песня, и рота поперлась на плац, где гуляло еще около десятка таких же коробок одетых в пиксельную форму лысых долбоебов. И каждая коробка распевала свою уникальную, закрепленную за ней традициями, ротную песню.

Плац представлял собой огромную прямоугольную площадку, залитую бетоном, с шестью крупными, нанесенными белой краской, хитро размеченными квадратами, предназначенными для строевой подготовки военных. Окружали плац ухоженные газоны с растущей по всему периметру аккуратно подстриженной коноплей, а также черные фонари, расположенные на внешней стороне, на равных расстояниях друг от друга. Было довольно темно, и освещение плаца, естественно, было уже включено.

Помимо конопли и фонарей, плац имел также ряд стендов с изображениями строевых элементов, прямоугольные зеркала, флагштоки и даже несколько мест, специально оборудованных для чистки обуви. Естественно, гордо высилась и генеральская трибуна из гранита, предназначенная исключительно для задницы генерала де Гоффненко, начальника штаба и особо важных, приглашенных на какое-либо мероприятие, почетных гостей.

– Рота, готовьсь! – скомандовал Секач.

– К чему? – спросил у Чики Кузя.

– Так мы же спецназ. Щас на таран пойдем! – ощерился Чика. – Всегда так делаем!

– Делай раз! – заорал корнет, и по этой команде солдаты роты тесно прижались друг к другу и мощной, сплоченной толпой протаранили идущую им наперерез коробку, разметав тамошних солдат, словно кегли в боулинге!

– Пидарасы! Опять эти пеньки на плац вышли! – заорали сержанты сбитой роты, пока их солдатики, охая, вставали с плаца, потирая помятые кости.

– Делай два! – скомандовал Секач, и вторая коробка разлетелась как ебнутый с силой об стенку кубик из конструктора «Лего»!

И опять плац огласился стоном, охами и криками солдат, по телам которых гордо прошелся строевым достойный полковой спецназ.

– Ай, молодцы! – похвалил бойцов Секач, но осекся, увидев, как прямо лоб в лоб на спецназ прет коробка, состоящая из крепких жилистых ребят, у которых были исключительной черноты густые волосы стрижкой «горшок», горбатые носы и очень смуглая, мохнатая кожа.

Многие носили длинные бороды-лопаты, а кто-то имел ножны с кинжалами на портупеях, автоматы Калашникова за спинами, а также гранаты и даже пояса шахидов! Из-под белых подворотничков торчали клоки завитой шерсти и слышались довольно типичные и знакомые всем с детства восточные рыночные ругательства.

– Я твою мама ебал! Я твой дом труба шатал! Купи мандаринка, режь баран, трахай овца! Я тибя найду, я тя поймаю! Я тибя виебу! Шашлик хачу, люля тебе сделаю! – кричали непонятной национальности ребята, с отчаянной уверенностью бывалых гопников опасно приближаясь к подразделению спецназа. – Э-э, Сика! Давай, ходы сюда! Сюда иды, очкошник с дыркой! Дырявый, писка будэшь, э?!

– А это еще кто? – побледнел Боря, обращаясь к Чике.

– Личная гвардия генерала и лицо нашей части, линейная строевая рота, собственной персоной. Состоит исключительно из джигитов, каждого из которых Говненко своими руками сажал на кол как Цепеш. Допуск в элиту получают лишь те, кому это нравится. Отчаянные ребята, сильные и совершенные психи, с кем лучше дела не иметь!

– А кто такой Сика?

– Вообще, Сикой называют за глаза корнета Секача его сослуживцы за то, что он обоссался однажды в щекотливой ситуации, между своим призывом и призывом в нашу роту дагов, которые пришли на полгода позже. Но генеральские гвардейцы, что корешились с дагами, не стесняются совсем его погон и рубят правду-матку Сане в лицо, при любом удобном случае, а тот их ссыт.

Из строя джигитов тем временем выбежал мохнатый усатый офицер в кепке-копполе с кокардой, сунул в зубы штык-нож, сплясал лихо лезгинку на плацу, пока вся гвардия хлопала ему и кричала «асса», а после вытащил клинок и, указав им на роту Сани, гордо взвизгнул:

– Йалла! Бей спецназ, еби их в жепы!

– Держать строй! Сомкнуть ряды! Мамбуду вперед! – заорал Секач, показав джигитам средний палец, и тут же храбро отбежал на безопасное расстояние, едва не намочив штаны как лупоглазый тойтерьер.

– Э-э-э, ишак ебаный! Ходи сюда, пизда тебе! – ревели генеральские гвардейцы, расстояние до которых становилось все меньше, и даже другие ротные коробки застыли на местах, с интересом наблюдая за происходящим на прогулке.

Джигиты, несомненно, были очень сильны, но на стороне спецназа был гигант Мамбуда!

Врезавшись в толпу гвардейцев, он с треском ворвался в глубину их строя, а на плечах великана влетели в первых рядах и самые настоящие боевые спецназовцы, которые джигитов отчего-то очень явно, люто и свирепо ненавидели.

Как обезьяны гвардейцы повисли на могучем негре, облепив его как тараканы, кусали за сиськи и даже за жопу, но гигант лишь ревел и рушил строй мохнатых как истинно русский и непобедимый, грозный былинный богатырь.

Дойдя до середины строя, Мамбуда стряхнул с себя гвардейцев генерала и начал попросту бить им всем ебальники, при поддержке очень слаженного и подготовленного в рукопашных схватках сурового российского спецназа.

– Бей их, ребята! – завопил Чика и, выхватив из кармана заточку, отважно бросился с ней куда-то в самую глубь гвардейской смуглой коробки!

Боря сам не понял, как на него налетели как муравьи мохнатые джигиты, съездили ему по харе, отчего алкаш упал, а уж потом парень словил от них ногой в ебло и совершенно на этом в пространстве потерялся. Потом он услышал пистолетный выстрел, и драка тут же прекратилась.

– Вот ебанаты! – услышал колдырь голос дежурного по части. – Опять, суки, драку устроили! Каждый день одно и то же! Вот всех на губу посажу, подлюки тихие! Генералу доложу и в дисбат всех скопом, нахуй!

Потом Боря действительно увидел майора, который грубо раскидывал военнослужащих, держа в руке взведенный опасно пистолет Макарова на шнурке.

– Э-э, хорошо все, мамой клянусь! Зачем кричишь, начальник? – обратился к дежурному командир грозных джигитов, опасливо косясь на пистолет.

– Всех в тюрьму отправлю! За разжигание межнациональной розни и расизм!

– Какой расизм, начальник? Мы гражданин единый государства! – удивился гвардеец.

– Это дружеское соперничество! – поддержал тут же смуглого офицера хитрый корнет. – Исключительно между строевой ротой и ротой спецназа! И никакой расизм тут ни при чем!

– Кто начал драку? – насупился дежурный по части.

– Чэрножепый! – уверенно доложил джигит.

– Какой черножопый? – удивился майор.

– Вот стоит! – обвинительно ткнул мохнатый горбоносый офицер в Мамбуду.

Гордо глядя перед собой по-прежнему стеклянным обкуренным взглядом, тот повторил недавний жест генерала, воткнув резко указательный палец правой руки в колечко из двух перстов на левой.

– Прекратить драку! Приступить к поверке! – скомандовал дежурный и развернулся к генеральской трибуне. – Так и быть, блядь, я прощаю вас, психов, но сегодня это в последний раз!

– Есть! – козырнули оба офицера и разошлись по ротам.

Вечерняя поверка прошла очень быстро, и суть ее сводилась к тому, что сержант Бич встал с красной папкой перед ротной коробкой, достал из папки список личного состава роты и громко зачитал все фамилии военнослужащих, что числились в полку за подразделением спецназа.

Если названный военнослужащий стоял в строю, он громко и четко отвечал «Я». Если человек был в наряде, лазарете, командировке, госпитале, чипке или проебе – об этом Бичу докладывал сержант-заместитель командира взвода или лицо, его замещающее. Потом Бич доложил о проведении поверки корнету, а корнет – дежурному по части. И после этого рота отправилась обратно в подразделение, чтобы готовиться ко сну.

– Рота! Строиться на взлетке, форма одежды номер раз! – заорал дневальный, как только толпа солдат ввалилась в казарму.

– Это как? – спросил у Чики Серега.

– В трусах значит, и в тапочках.

– А еще какие формы одежды бывают?

– Скоро узнаешь! – пригорел ефрейтор.

Новобранцы быстренько скинули шмотки на стул, побежали встать было в строй, и тут же выхватили пиздюлину от чуть поддатого дедушки Пахана.

– За что? – спросил обиженно Волк, потирая руками отбитый берцем старослужащего зад.

– Да если было б только за что – так и вообще убил бы нахуй, дерьма кусок! Ничто не смущает тебя, запах?

– А что не так? – насупился Волк.

– А ты посмотри на стулья! – посоветовал Пахан.

Действительно, на спинке каждого стула, застегнутые на верхнюю пуговицу, висели кителя солдат. Аккуратно сложенные вчетверо брюки лежали на сидушках, поверх брюк расположились полевые фуражки (они же кепки), а под кепками – туго скрученные кожаные ремни-портупеи. Берцы стояли практически по одной линии под стульями, а на железных перекладинах под сидушками висели сложенные вдвое ароматные портянки. И только форма новобранцев валялась в хаотичном холостяцком беспорядке как попало.

– Вопросы есть? – выгнул бровь бывалый дед.

– Понял! – кивнул Волк и вместе с другими молодыми кинулся исправлять промашку.

– Живее, живее! Встаем на вечерний осмотр! – торопил роту Секач, который явно куда-то очень спешил. – Равняйсь, смирно!

Строй солдат навытяжку застыл перед корнетом.

– Рота! Кру-гом!

Военнослужащие послушно единым отточенным движением повернулись к корнету. Замешкались, как всегда, только запахи.

– Рота! Спустить трусы! – скомандовал Секач.

Столь же единым движением служивые резко спустили труханы.

– Ай, молодцы! Ай, проказники! – радовался Саня, шагая вдоль строя и шлепая кого попало по задницам. – Рота, раком – становись! Раздвинуть, ягодицы!

Боря ошеломленно посмотрел вокруг и понял, что охуел не только он. Впрочем, опытным бойцам, очевидно, к подобному обращению было не привыкать.

– Та-ак, а что это у нас здесь? Ну-ка, ну-ка! – остановился Секач перед Кузей и, присев на корточки, внимательно заглянув тому в зад. – Ничего не пойму! Ну-ка, шире попку!

И к вящему ужасу Кузи, Саня начал уверенно расстегивать штаны! Спас солдата только раздавшийся внезапно телефонный звонок у корнета. Судя по голосу, звонил ротный Вася.

– Да-да! – доложился Секач. – Почти уже уложил, все в силе! Бегу-бегу!

С сожалением застегнув ширинку, Саня встал перед строем и скомандовал:

– Рота, кру-гом! Заправиться!

Путаясь в трусах, солдаты сначала развернулись, и только потом натянули исподнее.

– Равняйсь, смирно! Отбой!

– Отбой! – словно дебил заорал дневальный с тумбочки, и оголтелая счастливая толпа как стадо ломанулась по кроватям!

– Рота! Напра-во! – скомандовал корнет и, убедившись, что все бойцы легли на правый бок, приказал: – Всем, кто по правому флангу! Взять в руку правое яйцо товарища!

Рядом с Борей на сдвинутой близко кровати (как было во всей казарме) спал Кузя, и алкашу с омерзением пришлось исполнить непотребную команду корнета. Без палева взяв его руку, Кузя тихо переложил ее с правого яйца к себе на член.

– Ты что это делаешь? – с большим подозрением спросил тихо Боря.

– А мне так больше нравится! – улыбнулся Кузя и с удовольствием сладко зевнул.

Впрочем, довести до конца ему зевок не удалось, так как внезапно парень почувствовал чей-то палец у себя во рту, причем не просто так палец, а с ароматом какашки!

– Не открывай широко, не то хуй залетит! – наставительно сказал ему Секач, вынул палец и скомандовал всем: – Пописать, покакать, подрочить – через час после отбоя! Дневальный, руби свет!

Немедленно выключились все лампы в расположении, и осталось лишь тусклое дежурное освещение над тумбочкой дневального и перед офицерскими канцеляриями.

– Спокойной ночи, свиньи! – попрощался Секач и быстро вышел из казармы.