Читать книгу Переполох в казарме - Алексей Черемисин - Страница 3

Он стоял перед большой деревянной дверью. Крепкого телосложения голубоглазый парень с приятным лицом и оформленными в дорогой парикмахерской густыми русыми бровями. Звали его Кузнецов Александр, или просто Кузя. За его спиной стояли товарищи Кузи по несчастью, а также старые, по совместительству, еще со школы знакомые: Боря, Волк, Секс и Серега.

К сожалению для ребят, их всех на днях забрили в армию. «И забрили как положено!» – подумал Кузя, потрогав гладко выбритую репу.

Все пятеро были одеты в новенькую военную форму, и ее глубокая пиксельная зелень красиво оттенялась сияющей пряжкой недавно распакованного военного ремня черного цвета. Кажется, прапорщик в военкомате, что со слезами на глазах выдавал им эту справу, называл ремень «портупеей».

Обуты новобранцы были в тяжелые и твердые военные берцы из свиной кожи, от подошвы до голенища покрытые слегка выпирающими небольшими пупырышками. Именно за эти пупырышки, как пояснил тот же означенный выше прапор, данную обувь называли «крокодилами».

Все парни когда-то откосили от армии, получили вместо службы хорошее образование и вели довольно сытную и фривольную жизнь, полную достатка, на гражданке. Все пятеро уже добились некоторых успехов у себя в карьерах (все, кроме Бори, так как он был алкаш) и были совершенно уверены, что армия давно уже про них забыла.

Увы, в один из светлых майских дней, когда имеющий склонность к изыскам Кузя собрался было покушать с утра вкусную булочку с британским джемом и попить свежезаваренного в турке кубинского густого кофейку, неожиданно прекратилось телевещание по всем каналам, и на экранах, в прямой трансляции из Кремля, возник сам президент нашей могучей и великой мировой державы.

Товарищ верховный главнокомандующий сообщил гражданам, что, поскольку в мире ужасно напряженная нынче и даже опасная, можно сказать, для России политическая ситуация, он объявляет срочную мобилизацию для всех мужчин, кто пропустил по каким-либо причинам положенную каждому потенциальному защитнику Родины обязательную срочную службу.

Это было уже второе его серьезное решение, касаемое Вооруженных сил, так как пару лет назад он поменял уже срок службы призывников с одного года до двух, как было в старые времена еще разбитной доброй школьной Кузиной молодости. Соответственно солдаты-срочники, что готовились уже отбыть тогда домой на дембель, получили неожиданно до жути неприятный сюрприз, когда всех ребят единым махом и недолго думая, оставили как нашкодивших школьников на второй год, подарить стране еще один такой же срок.

Нынешний приказ президента, как выяснилось, касался всех мужчин, независимо от возраста, религиозных взглядов и состояния здоровья: в армию должны были призвать и хромых, и слепых, и косых, и безногих, и даже древних стариков и импотентов.

Работающий в Министерстве иностранных дел, Кузя уже начал было подумывать, как бы ему спешно под видом командировки махнуть куда-нибудь за границу, а там уж и дать деру с посольства, попросив политического убежища, когда к нему в дверь позвонили.

Посмотрев в глазок, Кузя никого там не увидел, а потому, вспомнив, чему учили его в детстве родители, он осторожно спросил:

– Кто там?

– Сто грамм! – ответил ему вызывающий доверие бас из-за двери.

Поскольку Кузя давеча пригубил немножко пару литров виски с корешами, отчего у него ужасно трещала в то утро голова, то ответ парня вполне устроил, и он доверчиво отворил ворота в хату и высунул свой любопытный длинный нос наружу.

Уже в следующий момент он увидел, как в квартиру внаглую заперся его районный военком, за спиной у которого стояли три огромных и накачанных страшных великана, одетых в трещащую по швам невероятного размера военную форму.

Отняв у Кузи уже намазанный им джемом бутерброд, военком откусил от него кусок, прожевал, и лишь потом спросил:

– Вы, честь имею, Александр Кузнецов?

– Да что вы, что вы! – перекрестился честно Кузя, почуяв жопою неладное. – Как можно! Я старый кореш Александра, мы бухали с ним вчера всю ночь!

– Ай-ай-ай, молодой человек! – укоризненно потряс седою тыквой гордый старый офицер. – Ну, разве ж можно так вот врать? Я очень опытный военком, и перед тем, как собираться за кем-либо, я обязательно ознакамливаюсь предварительно с фото жертвы, ведь уж всю жизнь, считай, за тебе подобными подлецами бегаю! И вот сегодня и до вас дошел черед немного послужить своей стране! Вы будьте так добры, голубчик, распишитесь тут в бумажечке?

Кузя сам не понял, как у него под носом оказалась повестка, он расписался, после чего военком сделал знак своим, и верещащего Кузю подхватили грубо под руки и прямо в тапках на босу ногу, в футболке да в застиранных домашних трениках вытащили из подъезда на улицу и сунули в старенькую, видавшую виды, военную «буханку» цвета хаки.

На данный момент она была забита такими же, как Кузя стенающими от горя бедолагами, которых было настолько много, что сопровождающие военкома бугаи попросту укладывали ребят штабелями прямо друг на друга.

Уже через час Кузю сфотографировали в фас и в профиль, разрешили попрощаться с матерью, что наскоро передала ему сумку с вещами, и выдали парню новенькую полевую военную форму. После этого, опять же под конвоем двух амбалов, Кузю посадили на бронированный поезд с решетками на окнах, забитый от состава до хвоста такими же, как он несчастными парнями, за исключением тройки вагонов, где перевозились какие-то ядерные ракеты и ящики с тушенкой.

Как рассказал Кузе сидевший у него на голове сосед, служивший до призыва охранником в тюрьме, эти вагоны специально для перевозки призывников Министерство обороны купило по распродаже у ФСИН год назад.

Чтобы солдаты не подняли случайно бунт, всю дорогу поезд сопровождали военные вертолеты со всем возможным вооружением, а также караульная рота очень страшного на вид и видавшего всякое в жизни сурового спецназа ГРУ.

Начальник караула сразу же предупредил всех, что тратить попусту патроны он не будет, они ведь денег стоят, и что гораздо выгоднее для бюджета просто кинуть в плохо ведущий себя вагон одну оборонительную гранату, чтоб неповадно было. Естественно, что рисковать никто не стал, и путь до места службы прошел более-менее мирно, спокойно, но тесновато.

Уже оказавшись в войсковой части, Кузя узнал, что, кроме него, вместе с ним будут служить еще и четверо его одноклассников, коих он не видел уже несколько лет по причине сильной занятости на работе. Как оказались в одном месте люди, учившиеся в прошлом в одной школе, объяснялось просто: их «купил» в военкомате один их общий знакомый, с которым всех ребят когда-то связывало достаточно бурное и веселое, разбитное прошлое.

В отличие от многих, Чирик не стал косить от армии, а поступил после выпуска из школы в военную академию РХБ защиты, распложенную в достославном городе на Волге, Костроме.

Честно оттоптав пять лет то в берцах, то в чулках от ОЗК, Чирик снял свои курсантские погоны, пришил офицерские и продолжил службу уже в звании лейтенанта в сборном полку разнообразного назначения в поселке Новоебуново Междужопинского района Ебанутой области. Расположен тот поселок, кстати, был совсем неподалеку от известного всем старого города под названием Пиздосранск.

Непонятным было, каким именно убеждениям следовал Чирик после принятой в стране военной реформы, но старых своих друзей он настойчиво оформил на службу под собственным и твердым, надежным офицерским крылом.

Храбро выдохнув для смелости, Кузя решительно открыл двери в казарму и уверенно вошел внутрь.

Его неуверенному взору предстали многочисленные ряды железных солдатских коек, покрытых синими одеялами с черными полосами в ногах и с небольшими подушками в изголовье, чей пестрый рисунок напоминал чем-то типичную классическую гжель. Между койками стояли тумбочки, в открытых верхних частях которых были аккуратно разложены зубные щетки, а также мыльницы с мылом и уставные зубные пасты с мочалками. Щетки лежали при этом в открытых футлярах, которые по цвету и дизайну были точно такие же, как и мыльницы.

Под каждой кроватью, выровненные, как по линейке, стояли резиновые черные сланцы с бирками, а непосредственно перед шконками – грубые деревянные стулья на металлическом основании. На изогнутых дужках кроватей висели вафельные полотенца для лица белого цвета, а на противоположных от них нижних перекладинах коек, сложенные вдвое, были натянуты и заправлены под матрац чуть более тертые полотенца для ног. И те, и другие полотенца отступали от боковой дуги, к слову, на строгое расстояние, равное двум пальцам руки.

Непосредственно перед входом в казарму стояла тумбочка дневального, над которой висели крупные электронные часы с зеленым циферблатом и надпись «Служу Отечеству» над местом, где положено было стоять дневальному, а слева от себя Кузя увидел какую-то массивную железную дверь, ведущую, видимо, в оружейную комнату расположения.

Было также и еще несколько дверей, уже деревянных, и Кузя не знал пока, что они ведут в каптерку, в сортир, сушилку, бытовку, а также комнаты досуга и информирования. Еще две, что находились в противоположном конце расположения, вели в священную в армии канцелярию командира роты и куда как менее сакральную – взводных офицеров.

На тумбочке в данный момент стояли ополовиненная литровая бутылка водки «Столичная», видавший лучшие времена граненый мутный стакан, а также лежащий сиротливо, надкушенный кем-то малосольный маленький огурчик с пупырышками. Дневального на тумбочке отчего-то сейчас, кстати, не было.

Сразу от оружейной комнаты, исчезая в недрах казармы, начиналась выложенная плиткой под камень широкая дорога, которая, как слышал Кузя на уроках ОБЖ, называется в армии «взлетка». Предназначена она была для построения личного состава расположения, а также разделения друг от друга левой и правой его спальных частей.

Непосредственно спальная территория, к слову, была выложена плотно подогнанными одна к другой деревянными досками, которые не одно уже солдатское поколение зачищало тщательно наждачкой, ну а после, слой за слоем, наносило на них полученный со склада дешевый и вонючий, тусклый казенный лак.

На окнах расположения было множество горшков с зелеными растениями, чьи остроконечные и вытянутые листья показались новобранцу как-то странно и подозрительно знакомыми. Вскоре он с удивлением понял, что казарма попросту забита запрещенной в России (и еще во многих странах) настоящей сочной коноплей!

Кусты конопли также росли еще и в настенных небольших кашпо и в напольных крупных кадках, расставленных аккуратно практически по всем углам расположения. Раскидистые экземпляры напольных кустов уверенно подпирали кронами потолок роты, а толщина их стволов могла уверенно соперничать с небольшими даже молодыми деревьями.

В нос Кузи немедленно ударил уникальный по своей неповторимости удивительно терпкий запах армии, и иначе сей букет никак назвать было нельзя. Это было потрясающе волнующее ноздри сочетание запахов пота, вонючих портянок, немытых подмышек, алкогольного перегара и… Подтекающего малость туалета.

Вслед за Кузей в помещение вошли и прочие новобранцы.

– О, бля! Запахи привалили! – поднялся с одной из коек здоровенный парень самого блатного вида.

Пару мгновений спустя Кузя с удивлением узнал своего бывшего одноклассника и товарища по водному поло в бассейне, по имени Павел Шалагин.

– Пашок, здорово! Как житуха?

Павел неспешно подошел к нему и вдруг резко нанес новобранцу удар кулаком в челюсть. Тот упал, а Павел, сложив на груди мускулистые руки, грозной тенью навис над Александром и с презрением окинул его таким взглядом, словно тот был как минимум полнейшее говно.

Кузя с удивлением приподнялся на локте:

– Паша! Друг! Ты че?!

В ответ тяжелый удар берцем в нос прижал его обратно к полу, а Павел гордо встал перед Кузей, презрительно глядя на охреневшего с его приема новобранца и даже плюнул ему бессовестно и от души в лицо:

– Для тебя я не Паша, а дед Пахан. Усек, запах? Вставай!

Кузя прижал к кровоточащему носу плотный рукав кителя и послушно поднялся, ошалело глядя на бывшего одноклассника, который всегда казался ему в прошлом вполне себе дружелюбным человеком и уж точно адекватным полностью, приятным парнем.

– Пашей я буду для тебя на гражданке, а тут тебе не там, сынок! Уж полтораха за плечами, как тяну тут лямку, и ты представить не можешь, какую херь тут вытворяли с молодыми деды, когда призвали в армию меня. Мне подфартило (в кавычках) нарваться на озлобленных солдат последнего призыва сроком службы на год, которым еще один год президент накинул за день до дембеля по-братски в подарок, и вот они-то точно устраивали нам дичайший, страшный беспредел! Теперь я сам уже дед, и считаю, что они все делали правильно, и тот факт, что мы с тобой учились вместе в одном классе, не является поводом для каких-либо серьезных послаблений в службе и панибратства в коллективе, запах. Теперь информирую вас всех, детишки. Традиции армии незыблемы, а дедовщина вечна, поэтому, пока вы все не станете дедами, чмошники, смиритесь с тем, что вы – позорные рабы, и будете делать все, что вам прикажут такие же, как я достойные старослужащие. В том числе – чистить нам берцы с формой, подшивать кителя, стирать портянки с трусами, а при желании, олухи, даже отсасывать!

– Да как же так? – спросил у него Боря. – Да мы ж бухали вместе! Ты че, с ума сошел, что ли, Павел?

– Бич! – позвал вместо ответа дед Пахан.

Из сортира тут же вывалил худой русоволосый парень со следами всех пороков на лице и небольшой горбинкой на носу. На каждом погоне у него блестели по три изогнутых металлических лычки, отполированные тщательно пастой ГОИ.

– Бич, будь другом, объясни тут, что к чему… – попросил Пахан. – Призыв тупой до безобразия!

Бич взглянул на новобранцев, как мясник на хряка и заорал:

– А ну, мудаки, строиться живо на взлетке, обезьяны лысые!

Солдаты послушно выстроились молча в одну шеренгу.

– Слушать сюда, ублюдки! Я заместитель командира взвода РХБ защиты, сержант Бич. И с этой секунды, детишки, я ваша мама, папа, ваш личный ебырь, Ваше Величество и господин до конца моей службы на срочке. Наверняка вы слышали про такое позорное понятие как «дух». Так вот. Вы, мудаки, пока – даже не духи, вы – запахи, и пахнете вы, честно говоря, каким-то ебаным гражданским дерьмом! Духами вы станете после присяги, а до этого вы пущенный летать по казарме тихий гребаный и вонючий шептун! Все ясно?! Пока мы с Паханом военнослужащие, ваши жопы – в нашем распоряжении, и мы будем ебать их круглосуточно, старательно, и в выходные, и по будням! Ну а теперь – ваша призывная профилактика, мрази. Харитон!

– Какого хуя?! – из-под кровати выполз среднего роста давно не стриженый солдат с густыми черными волосами, небольшим упитанным брюшком и опухшей красной рожей с довольной улыбкой на пьяном лице.

Один глаз его отражал количество градусов, а другой – мерцающую синим надпись «С₂Н₅ОН».

– Братан, дай дрын!

Харитон вытащил из-под кровати дубину и, бросив ее сержанту, уполз обратно. Едва его ноги скрылись под кроватью, как раздался характерный звук, говорящий о том, что солдат блеванул.

Неожиданно в казарму забежал какой-то всклоченный солдат со штык-ножом на ремне и, кукарекнув слово «чекисты», словно растворился в воздухе.

– Атас! – заревел Пахан. – Все под кровати, живо!

Едва Кузя успел закатиться под койку, как в казарму вежливо вступили трое. Двое из них были одеты в дорогие шерстяные костюмы, рубашки с галстуками, а также изящные итальянские туфли из гладкой кожи. Их черные волосы были аккуратно зачесаны назад, а лица мужчин скрывались за совершенно непроницаемыми стеклами дорогих солнцезащитных очков Ray Ban.

Третий носил черный китель с погонами, такого же цвета штаны с васильковым кантом, голубую рубашку с темным галстуком, а также черные и высокие, начищенные до блеска, хромовые офицерские сапоги и коричневую потертую портупею с наганом в кобуре.

Как и у своих коллег, его волосы были аккуратно зачесаны назад, но отличались при этом приятным легким рыжеватым оттенком. Несмотря на то, что мужчина не носил очков, как ни старался Кузя, он так и не смог рассмотреть, какое у явного предводителя чекистов лицо. Оно словно расплывалось или меняло форму всякий раз, когда парень пытался присмотреться, и совершенно трезвый новобранец даже протер глаза, подумав на мгновение, что это просто закружилась от обилия конопли в помещении голова.

Один из тех, что были в костюмах, тащил объемный, странно шевелящийся холщовый мешок на горбу и было видно, что сотруднику тащить его весьма непросто.

Дойдя до тумбочки дневального, чекисты дружно бросили мешок на взлетку, а тот, что тащил его, еще и пнул для острастки, по содержимому тюка ногой.

– Вот ты ж тяжелый, падла! Подумал – улетишь в Германию, и укроешься от армии, субчик? От армии, друг мой, как и от нас, никто, нигде и никогда в этом мире не укроется!

– Вытряхивайте! – крайне знакомым Кузе голосом приказал рыжеволосый предводитель фейсов.

Те, что в костюмах, распустили тесьму, перевернули мешок и вытряхнули из него, как куренка, одетого в форму, ошалевшего, худощавого парня с зелеными глазами, длинными волосами темного цвета, ухоженными усами и аккуратно подстриженной на французский манер тонкой бородкой. С огромным удивлением Кузя узнал в нем своего бывшего одноклассника, а ныне, по совместительству, еще и собственного начальника по имени Джафар.

– Плодотворная работа в Министерстве иностранных дел, равно как и ваши заслуги, награды и занимаемое положение не являются основанием для того, чтобы не служить стране и не отдать великой Родине положенный вам законом долг, – встав над парнем как суровая стена, объявил ему рыжеволосый. – После службы вы будете возвращены обратно в Германию и приступите там к прерванным ранее непосредственным служебным обязанностям. И возблагодарите Господа, что лишь благодаря протекции лейтенанта Чирика вы оказались в Новоебуново, а не в других местах, каких похуже.

– За что?! – взревел Джафар, совсем несогласный, видимо, со сделанным чекистом объявлением. – Я дипломат! И у меня неприкосновенность!

Словив от одного из фейсов своим же вещевым мешком по фейсу, начальник Кузи немедленно заткнулся и вжался телом в тумбочку дневального, поняв теперь, как круто и конкретно он попал.

– Вернетесь в Германию после службы в армии, дипломат! – железным голосом еще раз повторил чекист. – Желаю вам удачи, до свидания!

Развернувшись на каблуках, делегация госбезопасности культурно вышла из казармы.

– Фух, пронесло! – перекрестился дед Пахан, выбираясь вместе с сержантом, кряхтя, из-под кровати.

Вслед за дедом вылезли на свет божий и охреневшие от начала службы, пребывающие в шоке новобранцы. Им стало ясно, что жизнь на два года вперед самым подлым образом дала трещину, и кое-кто из них даже серьезно начал призадумываться уже о суициде.

– Ну что ж, детишки! – улыбнулся нехорошо сержант Бич, взглянув злорадно на солдат. – А вот теперь, когда вы все, похоже, в полном сборе, пришла пора мне должным образом устроить вам призывную профилактику и выбить из вас всю эту долбанную мерзкую гражданскую дурь!

Вцепившись с силой в дрын, он неожиданно и беспощадно начал беспорядочно охаживать им от души не ожидавших совершенно ничего подобного несчастных, робких, желторотых новобранцев!

Те бросились с испугу врассыпную, а сержант, матерясь сквозь зубы, бежал вслед за ними и неистово лупил дубиной всех и вся, кто попадался ему под руку! Бежал и бил, пока как мрачная гора пред ним не встал накачанный, сердитый Секс.

Гигант без труда отобрал у заместителя командира взвода дрын и от души зарядил тому кулачиной в глаз! Да так, что сержант аж пошатнулся и едва даже не свалился с копыт!

– Ну что ж, гандон, вот теперь ты попал, ублюдок! Этой ночью пиздец тебе, тварь, да и дружкам твоим тоже! – прошипел Бич, потирая набухающий прямо на глазах объемный, качественный фонарь.

– Я ж говорил тебе, что охуевшие призывники, братан! Воспитывать их будем ночью. А пока – пошли-ка лучше, да в чипке пожрем! – произнес дед Пахан, сгребая в охапку сержанта, а потом, поправляя на яйцах пряжки от ремней, старослужащие роты вальяжно покинули расположение казармы.