Читать книгу Переполох в казарме - Алексей Черемисин - Страница 9

Утро в казарме началось с истошного крика «подъем» дневального. Не привыкшие к подобному призывники едва успели разлепить глаза, как поняли, что рота дружным табуном и в одних трусах уже несется в сортир.

– Строиться перед казармой на зарядку, форма одежда номер два, во взводные колонны! – продолжал орать неугомонный дневальный.

– Да как же заебали меня все эти формы одежды! – ругнулся Коля, поднимаясь нехотя с кровати. – Как надо в этот раз?

– Судя по всему, это значит в берцах и в штанах! – подсказал ему Волк, глядя на других солдат.

– Ага, еще чего! В берцах, как же! – хохотнул прокурор, натягивая на толстый зад штаны. – Хуй им всем на воротник, а у меня для этого кроссовочки удобные!

Пошарив рукой под стулом, Скорострел заглянул потом под кровать, непонимающе вперился в других новобранцев, и завопил:

– Сука! Где мои кроссы? Пиздец! Обувку спиздили!

– В армии ничего, брат, никогда не пиздят! – похлопав ему по плечу, сказал подошедший Чика. – По нашим понятиям – ты их проебал, а значит – ты проебуха и сам виноват. А вот тот, кто спиздил – тот шустряк, вот так как-то… Кстати, а часы твои где дорогие?

Посмотрев на руку, где только вчера еще сверкали золотом крутые французские часы, Колян и вовсе охуел.

– Вот гандоны! – заорал прокурор. – Карманники ебаные! Секач, сука, иди, говорит, ко мне служить! Ну, обратись ты еще на гражданке, своих негров с Африки отмазывать! Да хуй тебе с яйцами, а не отмаз теперь!

– Какие-то проблемы? – осведомился Бич у взбешенного и адски осатаневшего в дым прокурора Коли.

– Да здесь не солдаты, а сборище воров! – бушевал Скорострел. – Кроссовки от Armani с часами ночью спиздили!

– Не спиздили, а проебал, – как и Чика, поправил парня сержант. – А теперь бегом беги в строй, макака ебаная, пока я дрын тебе в жопу прям до глотки не воткнул, чтоб не пиздел тут дохуя, паскуда!

– Да в чем я побегу-то?! – взвился Николай. – Кроссовки-то аж прямо с носками вонючими, крысы позорные, ебнули, пидары!

– Босиком беги! – разъярился Бич и смачно отвесил прокурору звонкого, хлесткого леща по шее. – И поспеши, а то Мамбуду вызову!

Делать было нечего, и прокурор с голым торсом и в камуфляжных штанах, поверх которых свисало пузо, прямо босиком попиздил на улицу, не успев даже поссать после сна.

Зарядку, как выяснилось, проводил сегодня сам командир роты Вася, который, одетый в тельняшку, военные свободные штаны с портупеей и спецназовские берцы уже бодро стоял перед заспанным строем своих небритых, но бравых, стойких и доблестных лихих солдат. Очевидно, что ротный был сегодня ответственным офицером и отвечал за точное выполнение ротой распорядка дня полка.

Попытавшись прошмыгнуть мимо офицера, Колян был тут же схвачен за шкирку и развернут к себе лицом. Как оказалось, здоровенный и подкачанный ротный действительно имел немалую силу, ибо прокурор со своим тяжелым весом подлетел к Васе легко как пушинка.

– Почему опаздываем в строй, солдат? – грозно спросил у грустного парня офицер.

– Кроссовки спиздили! – честно ответил ему Николай.

– Не спиздили, а проебал! Босиком беги, значит!

– Ну так а хули делать.

– Не хули делать, а есть, солдат! И чтобы в строй встать с опозданием, ты у меня сначала разрешения спросить обязан!

– Все понял! – согласился Скорострел.

– Так исправляйтесь же, солдат! Вся рота ждет, как вам не стыдно!

Вздохнув, Коля приложил руку к голове и отрапортовал:

– Товарищ старший лейтенант! Разрешите встать в строй!

– А нахуя ты руку-то к пустой башке прикладываешь? Ты долбоебина тупая, что ли?!

– Я кандидат юридических наук! – обиделся прокурор.

– Ну вот и хули толку? Раз голова пустая – руки вытяни по швам, прими строевую стойку, и уж потом только уже обращайся к старшему по званию, как в нашей армии согласно уставу принято! А еще перед этим три строевых надо сделать бы и представиться не забыть. Воинское звание, фамилия… Я понятно объясняю? – и, для проформы, Вася Колю за шкирку еще раз встряхнул.

– Все понял! – обреченно кивнул Колян, смекнув, что ротный тупо собрался его задрочить. – Разрешите исправиться?

– Давай! – кивнул ему Вася.

С третьего раза у прокурора все получилось, и Вася разрешил-таки парню встать в строй.

К подобному обращению Николай совершенно не привык, ибо в родном Тамбове он был знатный авторитет (среди криминала – в том числе), и никто в городе никогда бы не вздумал с ним связаться, и уж тем более – дрочить.

Он любил срубать деньги с людей за закрытие тех или иных уголовных дел, откровенно крышевал криминал, который расплачивался потом с ним валютой, наркотиками и девочками, а порой, время от времени, немножко педофильничал, считая сексуальные отношения с малолетками куда как более острыми в ощущениях, чем со взрослыми бабами.

О том, что своими поступками он ведет себя словно полная оборзевшая свинья, которая, имея погоны прокурора, нарушает все мыслимые и немыслимые законы общества, Николай совершенно никогда не думал. Да и вообще – чувствуя за собою силу и власть, он всегда относился к обычным людям как к совершенно бесправным и тупым скотам.

Когда президент принял решение о массовом призыве не служивших ранее в армию, Колян серьезно призадумался, а не стать ли ему на время инвалидом, тем более что связи с врачами ему позволяли это провернуть, но внезапно высокое руководство из столицы поставило жесткое условие: или служишь, или увольняешься.

Конечно, Николай мог бы использовать свои связи и остаться в Тамбовском гарнизоне – но где? За исключением бригады спецназа ГРУ в городе ничего не было, а в спецназ Коляну соваться совсем не хотелось. Он привык к более размеренной и спокойной жизни. И тут совершенно внезапно подвернулся показавшийся удобным новый выход из ситуации из Пиздосранска.

Лучше всех поставлял для Коли школьниц знатный в Тамбове сутенер и мошенник, известный в криминале как Александр Секач. Сразу после приказа главнокомандующего друг Сани подтянул к себе под офицерское крыло всех бывших друзей, в том числе описанного выше прощелыгу.

Секач подключил дополнительно свои связи, и вот – вскоре сутенер сообщил Коляну, что он теперь ни много ни мало сам, мать его еб, настоящий корнет, и что в счет будущих заслуг мошенник готов обеспечить прокурору совершенно спокойную, сытную и ненавязчивую службу, но в ебенях под Пиздосранском.

Под будущими заслугами подразумевалось криминальное прикрытие незаконной деятельности Секача, а также отмаз от тюрьмы некоторых его странных и темных друзей. Чаще всего Скорострелу приходилось спасать негра Мамбуду, и прокурор аж поморщился, припомнив, как этот неблагодарный засранец чуть было не выебал его прошлой ночью в очко.

Колян согласился на предложение мошенника, поднял дополнительно свои связи, которые серьезно надавили на генерала, и был уверен, что все у него будет в шоколаде, пока предыдущая ночь и начало утра не показали, что в реальности Скорострел оказался в глубочайшей грязной жопе.

Встав в строй, Колян угрюмо посмотрел на командира роты, который продолжал свой мини-развод перед казармой и тяжело вздохнул, поняв, что служба светит ему, походу, той еще вонючей пиздой.

– Внимание, рота! Уборщики территории и расположения, выйти из строя!

Из взводных колонн, сделав два строевых шага и развернувшись лицом в сторону товарищей, вышли по пять солдат от каждого взвода, уже не самых молодых. В частности, бригадой уборщиков от химиков командовал Чика.

– По рабочим местам – шагом марш! – приказал Вася, а потом развернулся к роте и скомандовал: – Внимание, рота! В походную колонну! Повзводно! Первый взвод направляющий, вокруг плаца, левое плечо, бегом – марш!

И сам весьма активно побежал во главе роты, задавая темп.

К радости Николая, босиком бежал не он один, компанию ему составил Мамбуда, одетый только в набедренную повязку из какой-то соломы и объемную связку чеснока на шее. В руках при этом, словно копье, негр держал длинный ротный дрын, на конец которого приклеил разноцветные перья каких-то странных экзотических птиц.

Цепляя ногами какие-то мелкие камни и осколки стекла Колян бежал и охуевал от боли и желания поссать, но и другим новобранцам было при этом не лучше.

Тяжелые берцы и неумение правильно мотать портянки буквально на глазах превращали их ноги в окорочка, а Вася оказался к тому же ярый спортсмен и несся вокруг плаца как мощный паровоз, за которым постепенно все больше и больше растягивался состав из задыхающихся солдат.

Когда ротный нагнал, в конце концов, самого отставшего бойца, замкнув тем самым круг, а это оказался повар Серега, он дал ему смачного пенделя и коротким жестом указал на парня Мамбуде.

Негр улыбнулся довольно, пизданул Серегу дрыном по хребту и, поняв, что тот продолжает оставать, откровенно достал из недр набедренной повязки (нет, не елду, как вы подумали) очень хлесткую плетку!

Когда Серега охватил плетью по голой спине, он взвизгнул будто поросенок и резко побежал вперед, словно и не задыхался до этого и не хватался за сердце! А Мамбуда, явив публике чудо, бросился пороть остальных отстающих, словно надсмотрщик рабов на галерах!

– Не отставать! – орал Вася, постепенно наращивая темп. – Вы спецназ! Шире шаг! Подтянитесь! Сохраняйте строй!

Ужасная экзекуция бегом продолжалась полчаса, после чего ротный, к радости новобранцев, развернулся, наконец, и повел роту к казарме.

– Двадцать минут на утренний туалет и на заправку кроватей! – объявил офицер бойцам. – Дальше строимся на завтрак и идем на развод, понедельник день тяжелый. Справа в колонну по одному, в расположение, бегом марш!

Счастливый Коля бегом понесся первым делом в сортир и с диким кайфом выпустил струю в очко! Струя была такой дикой мощи, что чуть было не расколола даже нахуй то очко!

– А-а-а! Мать вашу! Пиздец как мне заебись! – выдал Коля и вдруг почувствовал чью-то мощную черную руку у себя на плече.

Обернувшись, прокурор увидел, что на него таращится довольный чем-то негр Мамбуда, который по-доброму улыбнулся и протянул Скорострелу уже облизанный красный леденец на палочке.

– Нет-нет, я не ем сладкое! – поспешно открестился Колян, который с перепугу еще едва и не обкакался, и мухой, забыв до конца доссать, метнулся обратно в расположение.

Пробегая мимо умывальника (небольшое помещение как предбанник к сортиру, примерно на восемь раковин со старыми зеркалами) прокурор окончательно охуел от творящейся там дикой вакханалии.

Если он правильно понимал все из вечерней поверки, то численность роты составляла порядка сотни, плюс-минус единицы, человек. И теперь все эти сто рыл усиленно и быстро мыли в раковинах ебальники, яйца, подмышки, ноги (задирая их как гимнасты), чистили зубы, сморкались, брились и даже ссали. Последнее, кстати, судя по всему, могли позволить себе только старослужащие роты.

Представив, что через эти восемь умывальников должно пройти огромное количество людей, а также то, что нужно до кучи кровати заправить и одеться, причем все вместе за двадцать минут, Колян окончательно осознал, что он попал в ад.

Дабы совсем уж, видимо, добить настроение Коли, к нему подскочил Чика, отвечающий за уборку территории, и взволнованным голосом сказал:

– Колян, братуха! Тебе какие-то пидары ночью колеса у гелика продырявили в лоскуты, окно въебали и магнитолу насадили!

– На этом все? – устало спросил прокурор.

– Нет-нет! Еще и в салоне насрали!

– Да? Ну и хуй с ним! – махнул рукой Колян и хмуро поперся в располагу.

Там тоже была суета, ибо солдаты надевали кителя, ремни, заправлялись сами и спешно заправляли кровати.

Как оказалось, чтобы заправить правильно кровать, нужно было сперва натянуть на матрас простынь, туго, словно пружину, потом в голове заправить примерно на пятую часть вдвое сложенную вторую простынь, которая частично исполняла роль подобия пододеяльника. Прежде чем укрыться колючим синим одеялом, военным предлагалось натянуть сначала для комфорта простынь.

После этого, аж поднимая матрас в форме лодочки, туго натягивалось одеяло, и в заключение – все солдаты хуярили по получившейся конструкции двумя деревянными приспособлениями, что именуемы были отбивами. И именно отбивы придавали матрасу по итогу совершенно резкий прямоугольный вид с остро очерченными правильными углами. Частично одеяло подворачивалось снизу в ногах, оставляя небольшой кант из простыни в голове.

Лишь после этого всего на постель укладывалась подушка, поправлялись полотенца на расстояние двух пальцев от дужки с края, натягивалось полотенце в ногах, равнялись стулья и тапочки, и начиналось самое интересное.

С каждой стороны расположения было по три ряда кроватей. С двух концов каждого ряда вставали два солдата, натягивали белую нитку, после чего по нитке вся толпа выравнивала черные полосы на одеялах, дужки кроватей, и если правильно понял Коля, за неправильную уборку спальных мест можно было знатно выхватить у командного состава роты, причем как у старшего, так и у младшего, без всякой разницы.

Охуевающие запахи метались как вихри, чтобы успеть все сделать правильно, попутно успевая получать тычки и пиздюлины от других своих товарищей (ибо какой бы ты ни был пидарас, в армии ты все равно для всех всегда будешь товарищ).

Особое неудобство заключалось в том, что все описанное выше рукоделие Коле приходилось делать сейчас босиком.

Совершенно в убитом состоянии, он достал мобильник и решил-таки позвонить Говненко.

– Да-да, сынок? – ответил генерал после какой-то мелодичной французской музыки в трубке. – Все хорошо? Тебя нормально приняли в роте?

– Да лучше всех, не сомневайтесь даже! – грустно усмехнулся в трубку генералу Коля.

– А что звонишь тогда? Деды не обижали?

– Мсье Гоффненко, что вы! Деды – милейшие люди! – воскликнул прокурор и, поднабравшись наглости, озвучил некую странную, наглую и дерзкую просьбу.

Как бы то ни было, но из двух лет предстоящей военной службы он собирался выжать максимум, используя для этого все свои возможности и связи для создания себе максимально легкой и комфортной, сытной жизни, насколько это, собственно, в армии вообще возможно.

– Рота, строиться перед казармой на завтрак во взводные колонны! – закукарекал дневальный, и толпа военнослужащих, на ходу заправляя последние пуговицы и пидарася пряжки ремней пастой гои, дружно ломанулась вниз.

Пожрать, похоже, в роте любили все, без исключения.