Читать книгу Бремя колокольчиков - Алексей Марков - Страница 16

Рождественская история

Ветер пронизывает насквозь,

Здесь не место старикам.

Когда ты впервые взял меня за руку

В холодный сочельник,

Ты обещал мне,

что нас ждет волшебная сказка.

The Pogues⁷⁰, «Fairytale of New York».

Холодно. Градусов двадцать да ещё и ветер. Отец Глеб думал сэкономить и не ловить тачку, но пилить пешком на требу по такому морозу совершенно не хотелось. Поднял руку. Не новая, но чистенькая шестёрка остановилась.

– Тэбэ куда? – спросил пожилой водила-кавказец.

«Эх, опять хач… дорогу наверняка не знает и вообще…» – подумал Глеб и хотел даже отказаться, но стоять на холоде не хотелось сильнее, чем ехать с кавказцем.

– Да тут по району, N-ская улица.

– Дорогу покажешь?

– Да… – вздохнул молодой священник.

– Ну садыс, давай!

Поехали. У проспекта попали в пробку – авария. Эх, если бы не погода, как хорошо было бы пешком!

– Ничего, чта я курыть буду? – достал сигарету водила.

– Ваша машина… – без энтузиазма ответил Глеб.

– Эй, а что смурной такой? Если тэбэ нэприятно – так скажи! Зачем злышься?

– Знаете, я священник, еду на требу… ну, по вызову. Не очень хорошо, если от меня табаком разить будет.

– Ну вот! А то ви всэ масквичи такой сложный: и сказать нэ могут, и сидят злой. Нахчывань не так висё…

– Ну так, чего ж вам там не жилось?

–Да жили карашо в савэтский врэмя. Я таксист всю жизнь биль. А щас работа нэт, дэньги нада, внуки… Вот адын сын суда приехаль, а я и там, и здесь ездюю… А дед у меня тоже, как ты, священник биль…

– Священник? Но вы же, кажется… мусульманин…

– А какой разница? Бог адын! Я нэ панимаю разница! Зачэм? Вот с армянами у нас война. Наши их убивают, гонят… А они наших. Какому Богу эта нада? Скажи? Как эта висё началось, мы адын жэнщин армянский с ребьёнком в свой квартыра прятали тры день. Патом вывез. Меня астанавиль двое с калашом: «Давай её стрэлять будэм, она сабака!» – гаварят. Я им: «Аллах тэбэ кагда эта сказаль? Или мама? Ты видишь жэнщина и рэбёнок, а нэ сабак и шэнок! Каго ты стэрэлять хочешь? Вэщи беры её, если совэсть нэт тэбэ, но стэрэлять – тэбэ Аллах накажет!»

– И что?

– Борзый называль мэнэ. Па рожэ пириклад даль. Сказаль, што если ещё армян вазит буду – убьют мэнэ. Ей тоже пириклад в лицо, вещи взяль и ушоль.

– М-да… А ты говоришь, у нас народ злой. Нервный – да… Хотя, если до резни дойдёт… Ну, вот мы и подъезжаем… Сколько с меня?

Пятиэтажка, третий этаж, дверь старая, не металлическая, даже номер квартиры ещё тот, советский, по краям чуть заляпанный краской. Дверь открыл пожилой мужичок, на вид не старик, но уже пенсионер, должно быть.

– Я священник Глеб. Вы записочку оставляли по поводу освящения квартиры. Я звонил вам.

– Ах да, батюшка, проходите. Я тут один живу… Супруга моя полгода как отошла… Я тоскую очень… Вот, освятить хотел.

Квартирка была под стать двери: скромненько, чистенько, но как-то очень уютно, хотя непонятно из-за чего. Ничего ведь особенного – типичное жильё советских работяг шестидесятых-семидесятых годов.

– Вы, батюшка, простите, мы люди-то простые, не учёные… Что делать-то мне надо?

– Сейчас помолимся вместе, крестики я наклею. Стакан для святой воды нужен, масло ещё растительное чуть-чуть в какую-нибудь ёмкость небольшую… А иконки у вас есть? – спросил отец Глеб, наклеивая на стены наклейки с крестами для освящения.

– Да. Там, на кухне.

На старенькой, крашенной масляной краской полке над столом на крохотной кухоньке стояли разные дешёвые печатные иконки. Некоторые уже почти выцвели, а рядом с ними на той же полке почему-то стояла деревянная кремлёвская башенка, которую к тому же венчала голова Олимпийского Мишки.

– Что ж, давайте помолимся.

Отец Глеб начал читать молитвы, поглядывая на иконостас. Он всё время ловил на себе хитрый взгляд символа того далёкого праздника спорта восьмидесятых. Вдруг вспомнился впервые в жизни увиденный Глебом пьяный милиционер, мочившийся под дерево в Сокольниках в то олимпийское лето… Глеб старался отогнать эти мысли и воспоминания и сосредоточиться на молитве, но получалось не очень…

– Ну, вот. Всё мы сделали. Целуйте крест. Надеюсь, теперь вам будет лучше здесь жить, но… знаете, надо вам прийти в храм, исповедоваться и причаститься. Вы когда-нибудь причащались?

– В детстве, только… У меня больше супруга по этой части была… А вы чайку со мной не попьёте?

На улице было холодно, да и мужичок явно хотел пообщаться, одиноко ведь человеку. Глеб же считал своим долгом объяснить ему что-то о православной вере.

Сели. Хозяин разлил чай. Он стал рассказывать о том, как всю жизнь проработал на ЗИЛе, как любил свою жену, с которой Бог не дал детей. Рассказ его для рабочего был немного странным: много наблюдений и мало осуждения. Просто, но без грубости. Священник же всё пытался объяснить необходимость участия в жизни Церкви через принятие Таинств.

– А вот ещё, посмотрите. Видите? – указал мужичок на треснутое и заклеенное ровное отверстие в стекле, на которое отец Глеб уже давно обратил внимание. – Это напротив, в лесопарке, бандиты разбирались, а ко мне шальная пуля и залетела. Следователь приходил, пулю прямо в косяке нашли. Хорошо, я в комнате был, а не здесь, на кухне.

– Да, Господь вас уберёг. Ну что ж, спасибо! Пора мне.

Отец Глеб пошёл одеваться, но видел, что хочет пожилой работяга ещё что-то сказать. Наконец решился.

– А ведь я знаю, правда это всё у вас…

– Где?

– Ну, в Церкви… Я, заболел как-то серьёзно, на операцию меня повезли, я боюсь страшно, прям трясусь весь. А тут эти… у вас на стенах рисуют… Летают ещё… Ну, с крыльями… Вокруг меня, пока везли в операционную, а другие их не видят… ну как их…

– Ангелы?

– Да, точно!

– Да это может вам под эфиром так показалось? Ангелов-то только святые, да и то редко видят… Ну, или когда прелесть бесовская… но это тоже вряд ли ваш случай…

– Не знаю, про какие такие прелести, батюшка, вы говорите, но так вот они летают вокруг… может и без крыльев… но, как в церкви рисуют точно, такие же какие-то… а я ж совсем испугался, думаю, чего летают-то? Один мне и говорит по-простецки, так: «Да не бойся ты, брат, чего дрожишь? Всё нормально будет!» И мне как-то хорошо, спокойно стало… А потом мне как раз эфир дали, и я ничего больше не помню, но знаю теперь, оно правда всё, что у вас там, и оно такое… Доброе всё…

Глеб навсегда запомнил эту башенку с головой Олимпийского Мишки. Вспоминался он часто в тяжёлые моменты, и как-то становилось чуть-чуть смешно и немного легче…