Читать книгу Планета несбывшихся снов - Алексей Резник - Страница 18

После того, как Брэдли официально представил своим соотечественникам троих десантников-землян, Джон тактично отозвал его в сторонку:

– Брэд, нам нужно срочно поговорить!

– Что случилось, Джонни? – очень серьезно глядя прямо в глаза Джону, особым понимающим тоном негромко уточнил Киннон.

– Мы можем поговорить, так, чтобы нас никто не мог услышать? Ни одна прослушка, я имею ввиду!

– Ну-у… да – можем, конечно! – после небольшой раздумчивой паузы ответил Брэдли.

Причем Джону показалась, что пауза эта была вызвана легким логическим трансом, в который впал Брэдли, когда услышал о возможности нелегального существования на ганикармийской орбитальной станции какой-то там «прослушки». И догадку Джона подтвердили следующие слова Брэдли, произнесенные нервной скороговоркой:

– Ты считаешь, что на орбитальной станции, принадлежащей Великой Ганикармии, могут незаметно окопаться какие-то тайные враги?!

Джон отвел глаза в сторону, чтобы плевянский зоолог не заметил возникшего в них страдальческого выражения. И пока, стараясь не смотреть на Брэдли, он повторил свой вопрос:

– Так мы можем где-нибудь поговорить, где нас никто не услышит?! Это очень срочно и очень серьезно, поверь мне! – Джон, кажется, начал раздражаться.

– Ну, пошли в общий коридор! – как-то все же нерешительно предложил Брэдли.

– Ну, так пошли! – Джон подтолкнул Брэдли, чуть ли не под локоть, подумав: «Проклятая плевийская Весна – она действует на бедных ганикармийцев даже в космосе!».

Когда они, наконец-то, очутились в коридоре, покинув уютную рубку, более всего напоминавшую кают-компанию, Джона болезненно поразила мрачная, почти зловещая атмосфера, царившая в нем. Правда, он сразу сообразил, что сейчас уже поздний вечер, и, что, скорее всего, именно с этим обстоятельством связано неоправданно тусклое освещение главного коридора орбитальной станции, кольцом опоясывавшего ее по всему километровому периметру. Днем здесь сияли тысячи мощных ламп, вмонтированных и в потолке, и в стенах, и, даже, под полом. Отчего, видимо, у проходивших по коридору людей создавалось ощущение, словно бы они купались в теплом, ласковом и безопасном море уютного, мягкого света, ничуть не слепившего глаза. Сейчас же зловещий полумрак, который не могли разогнать тусклые желтые аварийные светильники, торчавшие в коридорных стенах через пятиметровые промежутки, холодной болотной жижей заполнял все пространство коридора и не мог внушить человеку ничего, кроме жуткой невольной оторопи и слабого подсознательного страха перед неясными шорохами во тьме. Еще Джону показалось, что слабые сквозняки, гулко дувшие вдоль над полом днем, с наступлением вечера сделались сильнее, значительно прохладнее и гул их звучал гораздо громче. Впрочем, последнее обстоятельство Джон посчитал благоприятным для задуманного им мероприятия.

– Невесело тут у вас по вечерам! – нарочито громким голосом, чтобы взбодрить себя и своего собеседника, произнес Гаррисон, внимательно оглядываясь по сторонам, затопленным неприятным угрожающим полумраком, и невольно положил руку на цевье короткоствольного автомата, спрятанного под полой куртки.

– Вечерами мы предпочитаем не ходить по коридорам – все ганикармийцы ложатся спать рано, особенно в Весенний период, поэтому, в целях разумной экономии освещение Коридора отключается на девяносто пять процентов. По ночам на станции засыпают даже крысы!

«То-то я не слышу их голосов!» – с облегчением подумал Джон и, задрав голову, внимательно посмотрел на потолок коридора, практически, полностью затянутый кромешным мраком. Ему почудилось, что под самым потолком неуловимо мелькнули чьи-то небольшие крылатые тени. «Крысы! Они, оказывается, не спят в эту ночь, но по какой-то причине соблюдают режим молчания! Неужели они и вправду собираются покинуть Станцию, обреченную взорваться уже через несколько часов!» – мелькнули в голове Джона тревожные мысли, но о них он ничего не стал говорить Брэдли. Вместо этого он предложил ганикармийцу:

– Если все обитатели Станции сейчас спят крепким сном и нам, следовательно, ничего не угрожает, я приглашаю тебя прогуляться до нашего оружейного склада. По дороге ты мне, как раз и ответишь на беспокоящие меня вопросы. Идет?

– Идет! – ответил Брэдли, старавшийся, в отличие от Джона, не глазеть по сторонам.

Быстрым шагом, подгоняемые в спины холодными сквозняками и неопределенным ощущением опасности, они пошагали вдоль по гулкому пустынному коридору. До склада, где дежурил Пашка Ульянов, им нужно было пройти всего около четырехсот метров. Поэтому, не теряя времени на ненужные вступления, Джон сразу спросил:

– Тогда на Земле, когда ты ночью позвонил мне домой и принялся отговаривать лететь на Плеву – каким главным мотивом ты при этом руководствовался?!

– Главный мотив, это то, что ты мне понравился, как человек и я не захотел, чтобы ты бесславно погиб на нашей Плеве! – не задумываясь, ответил Брэдли.

– А с чего ты взял, что я обязательно погибну на Плеве?!

– Потому что я не доверяю генералу Баклевски – он задумал что-то дурное на нашей родной планете, и ты ему понадобился, скорее всего, как смертник, для выполнения какой-то задачи, чье претворение в жизнь не может оставаться совместимым с жизнью!

– Я уже слышал сегодня от одного человека примерно те же самые слова о генерале Баклевски и о его истинных планах относительно меня. А вот, интересно, когда ты перестал ему доверять?

– Когда, случайно оказавшись на космодроме – я просто заблудился в поисках места стоянки нашей ганикармийской «лоханки», я увидел, как в транспорт из эскадры Баклевски загружали огромные агрегаты, внешним видом своим сразу же вызвавшие у меня смутные подозрения. Я ушел оттуда никем из людей Баклевски незамеченным и это, скорее всего, спасло мне жизнь.

– Почему ты так решил?

– Потому что тогда бы я оказался крайне нежелательным свидетелем!

– Свидетелем – чего?! – Джон даже остановился и вытаращился на Брэдли, также вынужденного остановиться.

– Спустя какое-то время, после долгих раздумий у себя в «лоханке», я понял: откуда у меня возникли смутные подозрения при виде загадочных агрегатов, загружавшихся в недра транспорта генерала Баклевски… Это были буровые установки, Джонни!

– Зачем – там есть нефть, которая давно кончилась на нашей Земле?!

– Там есть Сок!!!

– Какой Сок?! Что ты мелешь?!

– Сок Ракельсфагов, Джонни!!! Он делает организм человека почти бессмертным, и этот ублюдок Баклевски где-то точно пронюхал об этом!!! Буровые установки будут качать Сок Бессмертия прямо из нашей национальной гордости, нашего главного национального богатства – из Ракельсфагов!!! – кричащий голос Брэдли гулким пронзительным эхом отдавался под сводами коридора, причем интонации в отзвуках эха звучали почему-то гораздо отчаяннее и яростнее, чем породивший их голос. Как будто сама Орбитальная Станция разделяла жуткие опасения и сильную тревогу пламенного патриота Ганикармии, каким являлся Брэдли Киннон.

– Стоп, стоп, стоп – не кричи ты так! Тихо! – встряхнул за плечи Джон впавшего в опасную истерику плевянского зоолога. – Мы же вышли специально потихоньку поговорить, чтобы не оказалось «нежелательных» свидетелей нашего разговора, а не для того, чтобы орать на всю станцию, как сумасшедшие!

– Ты, как всегда прав, Джонни! – сдавленным голосом прохрипел успокоившийся и обмякший в сильных руках Гаррисона, Брэдли. – Но я почему-то так боюсь и так не хочу конфликта с землянами! Я вам так верю, что вы поможете нам, а этот Баклевски убивает всякую веру!

– Баклевски – не человек, он – хладнокровный убийца и подлый вор! «Тать в ночи!» – так говорят у нас в народе про таких моральных уродов, каким является этот Баклевски! – негромко и вкрадчиво почти на самое ухо Брэдли произнес Джон. – Такие, как он – позорят человечество.

– Да?! – теперь уже пришла очередь Киннона изумленно вытаращиться на Гаррисона. – Ты тоже не доверяешь своему генералу?!

– Он такой же мой, как и твой! – со злостью проговорил Джон. – Хоть он и отец моей невесты. А больше всего меня злит то, что он считает меня за полного идиота, подставив следить за каждым моим шагом трех своих «шестерок»!

– Ты имеешь ввиду Иогансена, Степченко и Ульянова? – с удивлением уточнил Брэдли.

– Ну а кого же еще! – зло ответил Джон. – Я только вид делаю, что будто бы все в порядке, и они мне кажутся бравыми компанейскими ребятами, с которыми хоть в огонь, хоть в воду! А-а-а-а!.. Пошли, слушай отсюда побыстрее из этого проклятого коридора – он мне как-то действует на нервы! Договорим у меня в каюте, но сначала зайдем на склад – я дам тебе автомат.

– Вот это правильно! – у Брэдли заметно прибавилось в голосе бодрости.

Они быстро зашагали к оружейному складу, больше не обращая внимания на летучих крыс, сновавших туда-сюда под потолком. Крысы получили приказ от своего Короля, в связи с изменившейся ситуацией, отложить эвакуацию еще, по меньшей мере, на сутки…

…Акклебатианин Корлбли в эти минуты находился у себя в каюте и молча гипнотизировал страшными темно-янтарными глазами аппарат мобильной космической связи, который уже пятнадцать минут назад должен был разродиться громким требовательным звонком. Но аппарат упорно молчал, чем приводил чрезмерно темпераментного Корлбли в состояние легкого неистовства. К тому же акклеабатианин чувствовал, что скоро его вновь начнут терзать муки сильного голода, вызванные настоятельной потребностью соблюдать диету, необходимую для того, чтобы без особого труда влезать в маскировочный костюм. Сегодня днем в ресторане, в ожидании заказанного обеда, у него до такой степени распалился аппетит при виде сидевших там за дальними столиками людей, что, когда пришел, наконец, и принес заказ ганикармиец-официант, людоед, с большим стажем, Корлбли едва не вцепился тому в глотку. И когда акклебатианин жрал безвкусную, с его гурманской точки зрения, жареную баранину и глотал этих противных маринованных улиток, он представлял себе совсем другое блюдо и обстановку: поздний вечер на ферме, багрово-оранжевый свет Болбурга, льющийся с темного неба, жаркий костер из поленьев карисаины, огромный кипящий котел над костром, а из котла валит безумно вкусно пахнущий зеленоватый пар – там варится и вот-вот будет готово нежное мясо парочки нерадивых рабов-ганикармийцев… А-а-х-х!!!.. Корлбли невольно сглотнул набежавшую слюну и тут-то, очень, кстати зазвонил телефон.

– Да-а! – схватил трубку Корлбли.

– Корб, это – ты? – послышался низкий рычащий голос Самакко.

– Я, Сэмк!

– Операция отодвигается ровно на сутки! Ты понял меня?!

– Как – на сутки?! Что случилось?! – насторожился Корлбли.

– Паранормально сильные вихревые потоки в верхних слоях атмосферы, необычно высокая наэлектризованность воздуха – всех парашютистов может отнести за сотни миль от наших плантаций, но перед этим половина их наверняка будет сожжена миллионами молний. У нас на плантациях творится настоящий кошмар – в жизни не видел такой грозы и ливня! Неподалеку взорвалась целая роща карисаины! Малиновые голлиницы с ума сходят – вся работа встала! Так что Весна еще та будет!

Корлбли, при невыносимой мысли, что ему придется на этой проклятой Станции голодать еще целые сутки, от ярости громко заскрипел клыками прямо в микрофон. Услышав характерный скрип клыков собеседника, Самакко ожесточившимся тоном спросил:

– Ты чем недоволен, я не пойму, Корб?! Я бы с удовольствием сейчас поменялся с тобою местами, клянусь тебе!!!

Корлбли едва чуть-чуть не рявкнул ему в ответ: «Я не выдержу еще сутки и сожру кого-нибудь из персонала Станции, раскрыв тем самым себя самого и разрушив все наши планы!!!», но все же ему хватило ума и выдержки не ляпнуть ничего подобного. К тому же он вовремя вспомнил о брате и, заткнув на время те отверстия в своей черной душе, откуда хлестали через край злые кровожадные флюиды и эманации, спросил у Самакко:

– Как там Боке?!

– Нормально! – после небольшой заминки ответил Самакко, до сих пор, на самом деле, ничего не знавший о судьбе потерявшегося сутки назад где-то над просторами Болота, Боке.

Корлбли почувствовал легкую фальшь в прозвучавшем голосе собеседника и снова спросил:

– Его, случайно, рядом нет?!

– Он полетел в гости к Олюгоне и скоро обещался быть! – солгал Самакко и торопливо добавил: – Связь нынче дорогая, Корб, к тому же тут вот прибежал зачем-то Кайскайдер, так что давай – до следующего сеанса через шесть часов! Давай держись там – не сорвись, смотри, и не загуби все дело!

Связь прервалась, раздражение Корлбли почти перешло в ярость, целую минуту, наверное, он с ненавистью смотрел на аппарат космической связи, затем пружинисто поднялся на ноги и детально начал думать над тем, как и чем ему утолить просыпавшийся лютый голод. К сожалению, отправной точкой рассуждений Корлбли явились его недавние мечтания о позднем ужине на ферме ароэ. И минут через пятнадцать, он уже точно знал, что ни здравый смысл, ни элементарная осторожность, ни дисциплинированность и чувство ответственности перед родным Кланом, не смогут стать ему преградой на пути к задуманному заманчивому плану вкусно, «по-настоящему – по акклебатиански» поужинать. Приняв окончательное решение, Корлбли совершенно успокоился, сел на кровать и принялся составлять конкретную схему ближайших действий.

Сидевший под кроватью задумавшегося акклебатианина старинный и традиционный станционный обитатель – пятнистый таракан-букер двадцатисантиметровой длины, внимательно прослушал весь телефонный разговор, состоявшийся между двумя акклебатианами, и, намотав выслушанную информацию на длинные беспрестанно шевелившиеся усики-антенны, заполз в щель между плинтусами и вприпрыжку побежал по тайной тараканьей тропе скорее делиться новостями с собратьями, вечно скучавшими от отсутствия свежих сплетен…

…Джон долго не мог дозвониться до крепко уснувшего Пашки, запершегося на все замки в оружейном складе. Но все-таки дозвонился и когда Пашка с недовольной заспанной физиономией открыл им с Брэдли дверь, Джон безо всякого намека на юмор в голосе сделал ему строгое внушение:

– Рядовой Ульянов – как вы могли уснуть на боевом посту, который тем более является складом оружия, аппаратуры и амуниции нашей группы! Вы очень безответственно отнеслись к своим обязанностям – я объявляю вам строгий выговор и еще один наряд вне очереди. Так что придется вам еще сутки подежурить на этом складе!

На что, ничуть не раскаявшийся, Пашка Ульянов язвительно подумал: «Да мне здесь не так уж и плохо, командир!».

Джон, по выражению лица Ульянова, догадался, о чем тот подумал и не без злорадства добавил:

– Тем более, что имеются сведения о готовящейся на Станции диверсии. Диверсия произойдет примерно через шесть часов. Но тебе, как дисциплинированному солдату придется оставаться на своем посту еще восемнадцать часов – будешь докладывать на борт «Германа Титова» о последствиях диверсии. Вот так-то, брат!

– Какая диверсия?!?!?! – в один голос воскликнули пораженные заявлением сержанта Гариссона Брэдли и рядовой Ульянов.

– Потом объясню! – коротко сказал Джон и добавил, обращаясь уже к Киннону: – Брэдли – соединись пожалуйста с командной рубкой и потребуй массового обыска станции на предмет обнаружения диверсантов и возможных взрывных устройств! Сейчас бери автомат и четыре магазина к нему, и идем по направлению к рубке! Пашка – ты остаешься здесь, не спишь и никуда не уходишь! Я с тобой свяжусь через час!..