Читать книгу Зарево - Алла Кречмер - Страница 22

Матюша выполнил свою часть задумки, которую ему обрисовала коварная Фиона – написал письмо Ивану Силину, в котором не пожалел эпитетов для того, чтобы обрисовать поведение

Петра в столице. Он нажимал на то, что их сын связался с «негодной петербургской девкой», и этим позорит уважаемое в округе семейство Силиных.

Зою он представил авантюристкой, выкачивающей деньги из мужчин, безнравственной и недалекой. А в конце приписал, что «сия особа» мешает Петру в учебе, и он уже завалил несколько зачетов.

Письмо было отправлено: оно должно было оказать свое действие как раз после летней сессии. Матюша, зная характер Ивана, полагал, что отец не замедлит прибыть в столицу и приструнит сына. В присутствии отца Петр не решится видеться с Зоей, а там… Как говорится, с глаз долой, из сердца вон: либо Петр забудет свою «принцессу на горошине», либо Зоя, обиженная его невниманием, найдет себе другого.

– «Пусть Петьке будет плохо так же, как мне, когда увели Глашу», – подумал он.

То, что задумала Фиона, было не так просто для выполнения. Она планировала напоить Петра до бесчувствия, а затем под любым предлогом затащить в квартиру Зою и продемонстрировать любимого человека во всей красе. Впрочем, продемонстрировать в своих объятиях.

Оставался вопрос: как напоить Петра? Этот деревенский правдолюбец не пил и не курил, а общение с Фионой свел до двух фраз – «доброе утро» и «спокойной ночи». Ее иногда обижало его пренебрежение – тоже мне, рыцарь из Боровиц! На признанную красавицу и талантливую актрису Фиону – ноль эмоций! Она и в глаза ему заглядывала призывно, и задевала бедром в дверях – бесполезно!

Ладно – медички, скучные зубрилки, однако с ними он пьет чай и разговаривает на разные темы. Конечно, если Фиона по-соседски заглянет к ним, то не прогонят, однако специально не зовут.

Ей пришло в голову подсунуть Петру снотворное в чай. А что, неплохая идея! Петр любит хороший чай, особенно китайский, кирпично – красный, со вкусом лимонника. Дело было за малым: достать снотворное и затащить в нужное время Зою. Заманить под любым предлогом.

И вдруг все застопорилось: после неловкого объяснения с Николаем Зоя избегала встреч с ним и перестала бывать у них в квартире. Кажется, ни он, ни она не собирались возобновлять уроки, и Фиона могла порадоваться тому, что соперница устранена без особых усилий, однако она почти пала духом: Матюша смотрел на нее вопросительно – и что же дальше? Как же быть с Петром, чье присутствие раздражало его все больше? Пребывая в мрачном расположении духа, Матюша не делал попыток помочь или что-то посоветовать своей сообщнице.

Неизвестно, сколько времени продолжалась бы эта история, если бы не Викентий Петрович, тот самый ростовщик и кавалер Зоиной матери. Всю зиму он исправно навещал бедную квартирку Новиковых и любезничал со своей нареченной, а с наступлением весны стал приходить реже и реже, пока окончательно не пропал. Настроение Павлы Семеновны упало, словно барометр в ненастный день: она ходила, как потерянная, стараясь избегать расспросов. Пролетели масленица, пасха, а о свадьбе и речи не было.

То есть названная невеста еще до его исчезновения заговаривала о дате, однако ее нареченный находил отговорку за отговоркой, и все оставалось по-прежнему. Пролетел май, наступил светлый июнь, и вот однажды Зоя, вернувшись домой вечером, застала мать в слезах.

Павла Семеновна сидела на кухне за столом. Перед ней стояла пустая тарелка. В доме, несомненно, был ужин – Зоя сама приготовила перед уходом на службу – но мать не позаботилась о том, чтобы разогреть его. Она тупо смотрела в одну точку, не смахивая текущие по лицу слезы.

– Мама? – позвала ее Зоя.

Павла Семеновна медленно повернула голову и посмотрела на дочь пустым взглядом. Зоя бросилась к матери и затормошила ее. Мать казалась безжизненной тряпичной куклой, ее голова болталась из стороны в сторону, а руки повисли плетями. Видя ее потухшие глаза, Зоя осыпала мать поцелуями.

– Мамочка, что случилось? Где Гриша и Гаврюша? Мама, не молчи.

– Мы дома, – послышался из коридора голос одного из братьев.

Зоя обернулась: в дверях стояли мальчики. Они казались встревоженными.

– Что с мамой? – спросила, чуть не плача, Зоя.

Мальчики переглянулись.

– Мы не знаем, – растерянно промолвил Гриша.

– Она вернулась домой такая и ни с кем не разговаривает. – добавил Гаврюша.

– А куда она ходила? – перебила Зоя и снова стала тормошить мать за плечи, – Мамочка, куда ты ходила? Что произошло?

Все было напрасно: Павла Семеновна оставалась безучастной.

Гаврюша осторожно тронул сестру за рукав.

– Может, это Викентий ее обидел?

Зоя посмотрела на него пристально, ожидая продолжения.

– В последнее время мама расстраивается из-за него, мы с Гришей все видим, только рассказывать тебе не хотели.

– Что не хотели? – насторожилась Зоя.

– А то, что Викентий уже неделю у нас не появляется, – выпалил Гриша.

Услыхав его слова, Павла Семеновна глубоко вздохнула и зарыдала так горько, что утешать ее бросились сразу трое.

– Зоенька! Доченька! – воскликнула, наконец, мать. – Несчастье-то какое!

И она снова зарыдала.

– Все пропало. Не будет у нас ничего – ни денег, ни квартиры. Мы так и помрем нищими. О, господи, за что?

Зоя и мальчики переглядывались в растерянности, ожидая, что мама продолжит изливать свою беду, однако она молчала.

– Мамочка, не пропадем, – обняла ее дочь, – Я работаю, да и братики уже бегают по урокам. Шиковать не сможем, а выживем. А там братья закончат гимназию. Не плачь, мамочка, ну его, этого Викентия – он нам никогда не нравился.

Она гладила мать по голове, и мальчики протягивали ладони, чтобы дотронуться до маминой руки. Павла обвела взглядом всех троих и выпалила:

– Он обобрал нас, обобрал до нитки. Помнишь, пообещал золотые горы, если я куплю акции Волжского пароходства? – она обернулась к Зое.

Та молча кивнула.

– Это была ложь с самого начала: он никуда деньги не вкладывал, а присвоил.

– Как присвоил? – спросила Зоя потухшим голосом.

Ее сердце провалилось куда-то в пятки: в последнее время под разными предлогами мать выпросила у нее все отложенные деньги. Она обещала вернуть, ведь Зоя копила на продолжение учебы, а теперь планы на ближайшее будущее рухнули.

– Зоенька, прости, прости ты меня, глупую – я не только эти проклятущие несуществующие акции купила, я еще какие-то бумаги подписала, и мы остались должны банку, – мать вцепилась в платье дочери, словно утопающая.

– Сколько? – обреченно поинтересовалась Зоя.

– Десять тысяч, – выдохнула мать, и Зоя почувствовала, как у нее закружилась голова от нереальности происшедшего.