Читать книгу Жизнь в зелёном мундире. Книга вторая. Офицерское становление - Анатолий Рыжик - Страница 10

Есть в армии такая пословица:

«Куда солдата не поцелуй – везде жопа!»

С ней в те времена и при тех обстоятельствах я был полностью согласен.

Служба солдата в дивизионе была напряжённой – каждый человек по различным сигналам выполнял различные функциональные обязанности.

То он каптер, то он оператор наблюдательного поста, то номер расчёта ДШК, а то и вовсе – заправляет ракету топливом. Это постоянно выполняется днём, а вечером – заступление в наряд или в караул. А ещё всему этому надо учиться…

Когда я начал проверять караульную службу, то был поражен – солдаты спали в мороз (бывало до минус 40º), прямо на снегу, закутавшись в тулупы. Многого об их жизни я не знал. Землячество, стариковщина, издевательство и унижение слабых было присуще всей армии, но об этом нигде и никогда не говорили. Ни в училище, ни на сборах, ни на партийных активах. Всегда рассматривалось конкретное нарушение, но с системой не боролись – всегда виноват командир.

В дивизионе я впервые увидел, к чему приводит не вскрытие корней проблемы.

Комбат на разводе ставит задачи – в строю разговоры. Он начинает кого-то ругать, а солдат крутит из подтишка пальцем у виска – мол, комбат дурак. Крутит так, чтобы все видели и комбат тоже. Разводы срываются, начинаются разборки, страдает дело. Меня это возмущало, но что мог сделать я, когда капитан не справляется.

В те времена в казарме дивизиона лидировало прибалтийское землячество, так называемые «деды»: Озолинш, Ятнекс, Булайтес. За глаза Сергиенко называл их фашистами, но сделать с ними ничего не мог. На гауптвахту очередь – к тому же они на неё поедут с большим удовольствием – там по сравнению с дивизионом отдых. Кого—то из них подвести под трибунал? Не реально, на это не пойдёт командование бригады. Осудить солдата это ЧП для части, а всем надо получать должности, звания, да даже того проще: хотя бы просто не ругали.

В один из дней я остался за комбата. Закончилась работа на технике, и я дал команду личному составу на построение у капониров ЗРК. Построились. Ставлю задачи. При постановке задачи дизелисту рядовому Белову, слышу, как он говорит новобранцу:

– «То о чём говорит лейтенант – будешь делать ты». Говорит громко, для всех, как бы подчеркивая – что решение замкомбата для него не указ. Повторяю задачу и говорю, что именно он – Белов, будет её выполнять, а солдат пойдет в казарму отдыхать.

Слышу в ответ:

– «Тогда лейтенант иди и делай сам!». Немая пауза, все ждут моей реакции. Еле сдерживаюсь, подаю команду:

– «Товарищи офицеры свободны. Сержант Коноплёв ведите личный состав в казарму. Рядовой Белов остаться». Стемнело. Все ушли.

Вижу перед собой нагло улыбающеюся рожу Белова, ведь он с меня ростом. Мой ровесник, но уже «дед». Громко повторяю всё ту же задачу, и так же громко слышу, как он меня посылает…».

Делаю бросок бренного тела Белова через бедро, слышу звук падающего в грязь дизелиста. Делаю болевой приём и слышу в темноте крик такой силы, что отпускаю его руку. Белов вскочил и молниеносно растворился в темноте. Я припустился за ним, но, не зная местности досконально, несколько раз упал в грязь и прекратил преследование.

Пошел в казарму и доложил начальнику штаба о том, что рядовой Белов не выполняет моих приказаний. Майор Агеенков вызвал дежурного офицера и поставил задачу: вызвать к нему Белова. Через пару минут раздался в кабинете телефонный звонок, слышу ответы начальника штаба:

– «Почему по телефону? Я приказал прибыть…. Да, лейтенант Рыжик здесь, ну и что из этого?». Затем, внимательно посмотрев на меня, констатировал:

– «Пожалуй, ты прав…. Может и убить!»

Сказать, что после этого меня зауважали будет неправдой, но какие-то изменения в отношениях с солдатами появились. Оказывается, в тот день, когда произошёл конфликт с Беловым, сержант Коноплёв не выполнил моей команды – не отвел личный состав в казарму, а разместил всех в кустах посмотреть, как Белов будет «воспитывать» лейтенанта.

Посмотрев, солдаты и сержанты задумались, мне даже показалось, что с тех пор никто напрямую не хотел конфликтовать со мной.

И всё же инцидент произошел. Не помню причины его, помню только что стоя в строю, рядовой Озолинш отказался выполнить моё приказание, при этом заметив «что он не Белов».

Повторять с ним те же действия, что и в первом случае я не собирался. Но не только потому, что Озолинш слыл спортсменом-борцом и был внешне здоровей меня, а ещё потому, что в том случае Белов меня «послал» и я не выдержал. Не выдержал, но по своим действиям выводы сделал. К тому же в этот раз, на плацу, ситуация была другая, было понятно – Озолинш явно рассчитывал и в этот раз спровоцировать меня на драку.

Надо было срочно принимать решение, и я сказал:

– «Конечно Озолинш Вы не Белов. Вы в отличие от него совершили воинское преступление. Не выполнение приказа наказывается в уголовном порядке. Вы это совершили публично, при свидетелях. Я иду писать рапорт о предании Вас суду военного трибунала».

В ответ ухмылка и слова:

– «Иди, иди писатель, не первым будешь».

Тогда я продолжил:

– «В отличие от „предыдущих писателей“, я буду свой рапорт адресовать непосредственно Военному прокурору Округа, тем более он мой родственник. Комбригу я доложу об этом рапортом. Увы, Озолинш, Вам крупно не повезло. Почтальон рядовой Скворцов идемте со мной, отправите рапорт с почты заказным письмом. Старший лейтенант Гусев, закончите проведение развода».

Закончил свою тираду я в полной тишине.

Такого хода событий никто не ожидал.

Даже я.

В канцелярии, посадив рядом почтальона, я написал обещанный рапорт. «Вспомнив», что адрес «прокурора – родственника» у меня в общежитии я оставил почтальона с рапортом, а сам пошел за «адресом» – мне надо было подумать, что делать дальше. Я рассуждал: конечно, легенда о родственнике должна сработать – проверить невозможно. Несомненно, почтальон сейчас показывает рапорт Озолиншу. Надеюсь, тот не выдержит, струсит и придет с просьбой о помиловании.

А если не придёт?

Тогда отправлю письмо в Москву на адрес родственников, подумают, что я ошибся конвертом.

Все одно – хуже не будет.

Когда я возвращался «взяв» адрес, то возле казармы меня ждала пакостная троица: Озолинш, Ятнекс, Булайтес.

«Товарищ лейтенант, рапорт лучше не отправлять» – произнёс зло Озолинш.

– «Я не понял, это просьба или угроза?».

– «Скорее просьба. Давайте считать, что ничего не произошло» – это было произнесено уже просяще. – «Давайте. Передайте дежурному: первая батарея строится на плацу».

Когда батарея была построена, я дал команду рядовому Озолиншу выйти из строя. Тот вышел, а я повторил свой приказ. К этому он не был готов. Пауза затянулась.

Полная тишина – все ждут развязки….

Я уже развернулся и пошел в канцелярию, когда мне в спину прозвучало:

– «Есть выполнить приказ».

В душе у меня был праздник – победа!

Я отлично понимал, что это не всё, должна быть какая-то месть с их стороны. Злостью наливались глаза у прибалтов, когда я командовал ими, но разговоров в строю и противопоставлений мне никто не допускал.

Работы было очень много, она засасывала, не давая передохнуть. Противостояния мне со стороны личного состава не было, и комбат этой лазейкой воспользовался, поручая мне доводить до солдат все неприятные команды и задачи.

Я видел, что опять страсти начали накаляться.

Однажды вечером в класс батареи, где я занимался, заглянул старшина дивизиона.

– «Товарищ лейтенант, с Вами хотят поговорить старослужащие». Я не возражал.

Зашло около десятка человек. Весь разговор с ними свёлся к одному – я мешаю им наводить порядок в дивизионе. На мои возражения некоторые зло огрызались (по отдельности этого никогда, и никто не допускал). Обстановка накалялась.

Озолинш излагая свои претензии, обвинил меня в трусости. Мол, с Беловым стал разбираться, а вот с ним так испугался – сразу за родственника – прокурора спрятался.

Я ответил, что случай с Беловым – это недоразумение – у меня достаточно власти и сил навести порядок без кулаков. Дивизион не ринг, здесь другие правила, хотя если понадобится, то я смогу за себя постоять.

– «Давайте сделаем поединок в спортзале, там есть маты. Или кишка тонка?» вдруг предложил Озолинш, зацепившись за мои слова – он упорно искал сатисфакции.

Понимая, что мой отказ будет воспринят однозначно как трусость, я сказал:

– «Готов при условии, если в дивизионе будет организована секция борьбы и Вы Озолинш, её организуете. Более того, Вы если обязуетесь руководить секцией до своей демобилизации.

Если условие принимается, то мы на её открытии проведём показательный бой. Судить будет старший лейтенант Гусев».

На этом и договорились.

Бороться я не боялся.

Даже если и проиграю, то мой авторитет не упадёт, а вот если откажусь…

Бой состоялся через неделю и длился не более пяти минут – у меня был коронный приём, а Озолинш хоть и был силён, но оказался крайне неповоротлив.

Многие из солдат были рады моей победе, скорее их было большинство, потому, что «деды» во главе с прибалтами держали всех в страхе, а тут такой «позор»: вожак оказался слаб.

Организованная по моему условию секция просуществовала менее недели – чрезвычайное происшествие всколыхнуло дивизион.