Читать книгу Жизнь в зелёном мундире. Книга вторая. Офицерское становление - Анатолий Рыжик - Страница 9

Капитан Курский квартиру начал освобождать на втором месяце моего пребывания в дивизионе. До этого я размещался в комнате 16 кв. метров с тремя лейтенантами-двухгодичниками. Ребята были женатыми, естественно, что своих жён в дивизион они не привезли, те жили в своих городах, и только изредка кто-то из них приезжал в Череповец. Лейтенанты были из интеллигентных семей и очень скромно вели себя.

К моменту моего приезда они заканчивали службу и через пару месяцев уволились, уступив свои должности кадровым лейтенантам, выпускникам военных училищ.

А вот те кадровые лейтенанты, которые в дивизионе служили давно, давали жару. Они жили в соседнем доме, тоже вчетвером, но все были холостяками. Через тонкую стенку от них жил комбат капитан Сергиенко.

Однажды, он сказал мне:

– «Вы являетесь моим заместителем, но совсем не интересуетесь личной жизнью своих подчиненных офицеров! Вы не знаете, что они творят!»

– «А что они могут творить, когда рядом, через стенку, живёт комбат?» – искренне удивился я.

– «Идёмте со мной, я Вам покажу!»

Комната холостяков только размерами напоминала ту, в которой жил я. Чем только не были обклеены стены, кругом пустые вино-водочные бутылки, повсюду разбросаны вещи, какие-то банки, грязнейшее окно почти не пропускающее свет…

А от окна, через потолок серо-белого цвета следы босых ног. Причём отпечатки небольшие, четкие, чёрные как будто ноги были в саже…

Точно! Пройдя через потолок, они по стене опустились к печке.

– «Как будто ребёнок от печки вышел из дома через потолок» – удивленно констатировал я увиденное.

– «Какой ребёнок!» – взорвался Сергиенко – парикмахерши из города приезжали. У замполита попросили разрешения подзаработать в дивизионе – подстричь офицеров и солдат. Но после стрижки не уехали – очевидно, продолжали подзарабатывать.

Всю ночь у меня пол ходуном ходил. Я и в стену стучал и приходил к ним. Они дверь не открыли – сделали вид, что не слышат. А закончили оргию прохождением одной из девиц с намазанными золой ногами через потолок. Сегодня утром я их посетил и спросил: для чего это сделали? Ответили: на добрую память. Спать будем ложиться, и вспоминать о хорошем отдыхе.

Они будут вспоминать о «хорошем», а я вспоминаю как, приехав из отпуска с семьёй, увидел: вся стена смежной с ними комнаты в дырах. Пошел разбираться, а мне лейтенант Росляков говорит:

– «Извините, товарищ капитан, крысы бегали между стен, спать мешали, вот я из охотничьего ружья и пострелял».

Что, мне теперь окопы рыть с семьёй для ночлега?

Правда, они дыры в стене, после того как я их отдрючил – замуровали»

– «Но ведь их можно наказать» – робко посоветовал я комбату.

– «Наказать!? Да у них нет взыскания только от Папы Римского! У них их как на дворняге блох!

Замполита в дивизионе уже год как нет, а то бы я ему их на растерзание отдал. Гусев кандидат в члены КПСС, а водку пьёт как беспартийный!

Побеседуйте с ними как ровесник, по-товарищески.

Ведь Вы же заместитель командира батареи, а Ваших прямых подчинённых из четверых моих соседей – трое».

Что я мог сделать? Командир просит – надо помочь. Конечно, пообещал разобраться.

Вечером я собрал в аппаратной своих подчинённых, спросил, не жалко ли им комбата и его семью.

За всех ответил старший лейтенант Гусев:

«Ты здесь неделю. Мы по три-пять лет. В город удаётся съездить не более раза в месяц – не позволяет постоянное дежурство. Мы что, не люди? Мы и жениться не можем: из кого выбирать? Самой молодой бабе в близлежащей деревне за шестьдесят! По службе перспектив тоже никаких, должности у нас знаешь – старлейские. У меня знак специалиста первой классной квалификации, я выполнил две боевые стрельбы. Все мы хотели на твою должность попасть, я лично о ней пять лет мечтал. А вот теперь ты приехал и учишь нас как жить!».

Я не стал обострять ситуацию – заставлять Гусева обращаться ко мне на «Вы»:

– «Во-первых, меня на должность поставили после окончания ВУЗа, а не потому, что я стремился у кого-то что-то перехватить. Желающим получать должности надо поступать в академию, и тогда можно мечтать не только о капитанской, но и о значительно более высокой должности. Вы это знаете и без меня».

– «Знать—то знаем, но только кто отпустит отсюда?» – перебил меня Гусев.

– «Я сам подпишу рапорт и приложу все усилия Вам помочь, если мы найдём взаимопонимание в решении служебных вопросов.

Во-вторых, собачья жизнь не должна превращать человека в свинью. О комбате, о его человеческих качествах, Вы отзываетесь хорошо. Живет он в таких же условиях, как и мы, более того – у него двое детей и жена. Я попрошу это учесть. Лучше почаще отпрашивайтесь в город. Договорились?».

Я понимал, что «пою прописные истины, об этом все знают». Более того, я их понимал. Находясь здесь не три года, а всего неделю я тоже бы рванул» с ними куда-нибудь…. Но я был обязан так говорить и так думать. Я был командиром и не мог мыслить категориями курсанта. Должность не позволяла.

Опять за всех ответил Гусев:

– «Договорились, но только о том, что мы не будем больше приводить баб в общежитие. Будем себя вести потише, но если капитан Сергиенко не поймёт то, что мы тоже люди и должны хотя бы изредка посещать город, то мы примем ответные меры. До каких пор он будет пугать нас трибуналом за уход с боевого дежурства?».

На том разговор закончился. О результатах я доложил комбату.

– «Хрен им, а не отпуска в город. Пусть здесь сидят на дежурстве в составе смен сокращённого боевого расчёта. Кто за них будет ходить дежурить?» – так отреагировал Сергиенко.

– «Товарищ капитан, изредка в расчёт можно включить начальника первого отделения, когда подготовлюсь и меня, можно включить Вас…» Сергиенко взорвался:

– «Что!? Я сказал хрен им! А Вы чтобы были готовы ходить оперативным дежурным – начальником смены сокращенного боевого расчёта через десять дней!» Вот и поговорили….

После окончания училища офицеры допускались к несению службы оперативным дежурным минимум через полгода пребывания в дивизионе, после сдачи серьёзных зачетов.

А мне оказали досрочное «доверие».

Ну что ж – технику и должность я уже принял, значит, перехожу к изучению обязанностей начальника смены сокращенного боевого расчёта и тренируюсь проводить КФС. Приступил к этому, не прекращая обучаться (с помощью офицеров-техников) системам зенитно-ракетного комплекса. Ежедневно до 23 – 24 часов я работал на технике ЗРК, но никого на службе после 20.00 не задерживал. Однако надёжность аппаратуры была недостаточна и обязательно какая-нибудь система комплекса при вечернем КФС оказывалась неисправной. Часть офицеров оставалась для её ремонта. Не зря аббревиатуру станции наведения ракет – СНР расшифровывали как «станция непрерывного ремонта».

К тому же, она была собрана на лампах, более того – выпуска 1961 года!

И еще важный момент – перебор в системе оценки боеготовности. Она была непродуманна.

Конечно, я это понял намного позже, но ещё позже поняли руководители верхнего эшелона армии. В 1979 году систему оценки наконец-то изменили, введя комплексные параметры. Это позволило сократить диапазон проверки в три раза.

Инструкция определяла 169 параметров СНР, выход которых за допуск приводил к оценке всего ЗРК как «не готового» к выполнению боевой задачи.

Говорю об этом для того, чтобы можно было понять

условия, при которых практически любой проверяющий начальник мог сделать труд коллектива бесполезным.

Проверки из вышестоящих штабов шли непрерывным потоком. Возглавляли их по моим меркам большие начальники, поэтому входящие в состав группы офицеры всячески (дабы показать свою значимость и грамотность перед руководством) делали из мухи слона.

Существовал анекдот, дающий ответ на вопрос:

чем отличается проверяющий от петуха?

Петух ищет в дерьме рациональное зерно, а проверяющий в зерне ищет дерьмо.

У такой ситуации имелась и положительная сторона: она способствовала моему быстрому изучению техники. Я мог включать, выключать и работать с ЗРК, когда мне заблагорассудится! Контроль функционирования ежедневно делался оперативным дежурным ЗРДН в 7.00 по команде с командного пункта бригады. В 6.50 я уже находился для его изучения в кабине управления ЗРК. Вторично КФС проводился в 22.00 – я опять в кабине У. После 23 – 24 часов я садился за изучение обязанностей оперативного дежурного и боевой задачи 7 —го Гвардейского ЗРДН.

Голова от такой нагрузки пухла, но был результат.

Не прошло и десяти дней, отпущенных мне комбатом на подготовку, как приехала комиссия для постановки ЗРДН на боевое дежурство.

Возглавлял её замкомбрига.

При проверке на допуск к боевому дежурству комбат представил список офицеров, подготовленных к несению службы в качестве начальника смены сокращенного боевого расчёта.

В нём был и я!

Как я готовился комбат не знал, мою подготовку не проверял. Для чего он это сделал? Думаю, что в любом случае ему это было выгодно. Сдам зачёты – молодец командир – подготовил лейтенанта.

Не сдам – ну и заместителя к Сергиенко прислали, как ему тяжело!

Я сумел сдать. Не блестяще, но всё же сдал.

Замкомбрига лично принимающий КФС сказал:

– «Лейтенант, пока хреново, да и время проведения на пределе. Через две недели провожу первенство среди расчетов бригады. Начальника смены сокращенного боевого расчёта вашего ЗРДН на состязаниях будешь представлять ты»

Я понял: хреново, то хреново…. Но ведь не очень.

Ещё один очень тяжёлый барьер мной был взят.

Прошло совсем немного времени, вызывает Сергиенко: – «Товарищ лейтенант, зачёт Вы сдали, и я принял решение включить Вас в график дежурства. Будете заступать начальником смены сокращённого боевого расчёта. А чтобы капитан Баубеков (начальник первого отделения) не потерял навыки, включил в график и его. Себя тоже пару раз включил в дежурство. Пусть хоть иногда Гусев со своей бандой в город съездит».

Я торжествовал: сделал-таки комбат по-моему, мой авторитет растёт.

Это состояние значимости длилось недолго и было развеяно старшим лейтенантом Саяпиным когда я пришел на СНР:

– «Товарищ лейтенант, Вы знаете, что наши холостяки сегодня ночью отмочили? Нет? Рассказываю.

Вечером они в очередной раз попросились у комбата в город. Он им в очередной раз отказал. Тогда старший лейтенант Гусев ему заявил, что они поедут «условно».

В 22.30, после проведения КФС и доклада что все в порядке он с лейтенантом Саушкиным затащил свой мотоцикл в комнату. Завёл его и имитировал движение в город. Учитывая плохую дорогу, они «ехали» на мотоцикле два часа не глуша его! Потом Гусев громко крикнул (так чтобы комбат услышал через тонкую стену), что они приехали в ресторан. Было около 00.30 минут когда они начали греметь бутылками и стаканами, на «всю катушку» играла музыка. Короче: полная имитация отдыха в кабаке.

Я думаю, что комбат к шуму пьянки привык и сумел немного поспать в то время пока они «сидели за столикий ресторан», а вот когда в четыре утра они завели мотоцикл и поехали обратно…»

Я уже не слушал Саяпина, а думал о том, что теперь включение в график дежурства меня, начальника первого отделения и комбата будет выглядеть как боязнь следующего «фокуса» лейтенантов, а не забота о них. Жаль, что решение комбата оказалось несвоевременным, и было следствием проявления слабости…