Читать книгу Жизнь в зелёном мундире. Книга вторая. Офицерское становление - Анатолий Рыжик - Страница 8

События первых дней службы врезались в память на всю жизнь. Думаю, это по причине остроты восприятия и важности для меня этих событий.

Приезд командира корпуса не остался без реакции со стороны командования бригады. Вышел из отпуска комбриг полковник Прудников и начал посылать своих клерков с проверками в дивизион через день. Мне они не мешали, более того, спрашивая с меня, как положено, они направляли мои действия на решение первоочередных задач. А их было море.

Как и учили в МВИЗРУ я начал прием должности с приёма техники. Упорно сверял секретные шкафы и блоки с инвентарными номерами секретного делопроизводства. Делал это сам, не доверяя никакой комиссии. Всё прошло нормально. Затем начал принимать ЗИПы (запасное имущество и приборы). Вот тут был полный завал. Не было учёта, не хватало огромного количества запасного и возимого имущества. Измерительные приборы были не все, не поверены, часть из них была поломана. Я спал по четыре-пять часов, увиливал от всевозможных второстепенных работ. Подъем, завтрак в солдатской столовой и быстрым ходом на боевую позицию в ЗРК. Короткий обед и снова в «окопы». Рабочий день всегда заканчивался за полночь.

Ночью иногда до трёх раз, как минимум раз – подъём по «Готовности №1», готовности к реальному пуску реальных дежурных ракет.

Почему так часто?

Потому, что маршрут и зона барражирования самолётов-разведчиков SR -71 стран НАТО, по маршруту «Гигантское копьё», проходили, так что оказывались в зоне обнаружения средств разведки и целеуказания (СРЦ) округа. Скорость SR -71 составляла один километр в секунду, и он мог, свернув с маршрута, быстро войти в воздушное пространство СССР. Вот почему огневые дежурные средства округа приводились в готовность к его уничтожению.

По тревоге мы постоянно неслись на свои места в боевых расчётах, ЗРК к тому времени уже был включён оперативным дежурным, который проводил КФС. Лётчик-враг на маршруте – мы в кабинах. Самолёт так ни разу и не свернул: наверно лётчик понимал – собьют…

Даже ночью, пока расчеты ожидали налёта противника, я ворочал ящики с ЗИПом, считал, переписывал. Комбат меня торопил:

– «Ты должен вступить в должность за три дня – иначе не получишь денежного довольствия»

Я схитрил, написал рапорт о том, что приступил к выполнению служебных обязанностей и в нём написал, что занимаюсь приемом имущества.

Уловка удалась. Рапорт подписал комбриг, и меня отдали приказом по части как приступившего к службе.

«Личная» ревизия длилась около недели. Учитывая, что я выполнял и текущие задачи, то можно считать, что это прошло очень быстро.

Картина состояния дел была ужасающей, перечень некомплекта занял более десятка листов и составил около 40%. Это при допуске в 3%!

Комбат, посмотрев мой рапорт (с приложением), собрал офицеров и дал им срок – неделю на устранение изложенных мною недостатков. Предупредил, что по такому рапорту, скорее всего, приедут проводить расследование из инженерно-ракетной службы бригады и тогда всем виновным придётся платить свои «кровные». Сказал, что пока рапорт будет ходить по инстанциям то кое-что из недостатков можно успеть устранить. Свой рапорт и бумаги я отправил с секретной почтой. Стал ждать решений командования.

Рапорт канул во времени. Ни ответа, ни привета…

Через две недели я попросил комбата разрешения на выезд в штаб бригады – узнать, где мой рапорт. Нашёл его в строевом отделе. На нём не имелось никакой резолюции.

Раздосадованный я пошёл на приём к комбригу. Его обязанности опять, по какой-то причине, исполнял подполковник Аралов. Я было начал докладывать суть моего вопроса, но он меня перебил:

– «Лейтенант, ты читал что написал? Сам ты «комру»! А я командир бригады!

И запомни, у тебя начальников до меня пруд пруди, а ты через их головы прыгаешь! Они видели твою писанину…? Видели? Тогда и они получат за отсутствие ходатайства на рапорте!»

Из кабинета Аралова я вышел расстроенный, не понимая за что меня так. Несомненно, я сделал ошибку – адресуя рапорт на имя командира бригады, минуя моих прямых начальников.

А почему он меня какой-то «комрой» назвал, я понял, только внимательно посмотрев на свой рапорт. В углу стандартного листа бумаги было написано: Ком-ру бригады.

(Конечно, я допустил оплошность, написав слово «командиру» сокращённо).

В дивизионе я переписал рапорт и попросил уже комбата его подписать. Капитан Сергиенко, взяв авторучку, написал:

– «Лейтенанту Рыжику. Указанные недостатки устранить до 1.11.1971 г. Виновных лиц привлечь к материальной ответственности. Об исполнении доложить»

Вот ведь оно как вышло…

Полученные уроки не проходят бесследно. Я начал учиться писать документы, а главное – читать что написал. Понял, что надо самому заранее продумывать решение вопросов и то, каким образом лучше их решать.

Дела с пополнением ЗИП всё же начали двигаться. Офицеры не желали платить деньги за некомплект, и самым серьёзным образом начали принимать меры к его пополнению и ремонту.

Свои деньги конечно надо беречь – не так просто они зарабатываются…

Не забуду своё первое денежное (лейтенантское) довольствие: 163 рубля. Это была по тем временам достаточно впечатляющая сумма.

Денег нам хватало на жизнь и перелёты Анны самолётом по маршруту «Минск- Череповец». Судите сами, цены тогда были такими:

– Парное мясо в деревне (за кило) – один рубль десять копеек.

– Литр молока – 12 копеек.

– Бутылка водки – 3 рубля 62 копейки.

– Бутылка коньяка: 11 – 12 рублей.

– Квартплату я платил 4 рубля 50 копеек.

– Механические часы (хорошие) – 28 рублей.

– Вечер в ресторане: 10—12 рублей.

– Билет в купе до Питера – 9 рублей.

– Билет на самолёт в Минск, через Питер: «Минск- Питер» -14 рублей, а потом «кукурузником» (биплан) " Питер – Череповец» – 7 рублей.

При таких ценах, когда я питался по нормам солдатского пайка стоимостью в один рубль 44 копейки в сутки, можно было отложить деньжат.