Читать книгу Наши в ТАССе - Анатолий Санжаровский - Страница 36

Утром я просыпаюсь и вижу на кухне свет.

Выговариваю Анохину:

– Что вы делаете? На кухне свет!

– Это я оставил. Дневной мало нагорает. Вставал ночью попить.

В семь я отдаю ему честь на кухне. Он чинно кланяется:

– Здрасьте…

И мы разом посмотрели на тарахтящий счётчик и засмеялись.

– Остановить врагов, идущих белым крестом[64] на Москву! – крикнул я.

– Пусть месячишко побалуется. Там разберёмся.

Бегу на работу.

В коричневом почтовом ящике на входной двери открытка:

Райветнадзор предлагает доставить имеющуюся у вас собаку на сборный пункт д. Бусиново у школы для ветосмотра и прививок 9 марта. За недоставку собаки будете подвергнуты штрафу до 10 руб.

Я отдал Анохину открытку. Он почесал за ухом:

– А какую именно вести? У меня их две. Трезориха и Лидия Кирилловна.

Мы пошли к электричке.

Над ручьём из ТЭЦ пар. Сквозь него виден красный диск солнца.

Я шёл на электричке и думал об Анохине.

Он мне симпатичен.

Даю точную дату нашего знакомства. В 8 часов 00 минут 5 марта 1968 года нашей эры я впервые увидел этого непричёсанного, сумбурного, шального путаника. А что если о нём написать? Жизнь не топчётся на месте. Ежегодно в Москве рождается 60 тысяч человек, умирает 11 тысяч. И никакого намёка на вечность.

В конторе собирают подписи под поздравлением с рождением дочери Ермаковой.

– Я, – рапортует Татьяна, – расписалась и приписала: я следующая!

До обеда Ия как агитаторша побыла у своих избирателей, сверила списки, по нечаянности сделала доброе дело – благополучно разняла дерущихся мужа с женой и теперь целиком занята поездкой к Ермаковой.

– Нинок! – кричала Ия по телефону. – В месткоме отстегнули мне для посещения три рубля. Я дипломатически сказала, что скоро 8 Марта. Дайте больше. Дали пятёрку. Купим в больницу цветов!

Медведев прочитал рижскую заметку. Редактировала Татьяна. Он и спрашивает её:

– Что это за ручка с подсветом?

– А в темноте писать.

Он дубовато уставился на неё:

– Зачем? Я никогда в темноте не пишу.

– Ну на вокзале там… Записать телефон, адрес. Предназначена для милиционеров, моряков.

– На всех вокзалах везде свет! – давит он своё. – Ручка с подсветом… Гм… Так можно сделать шариковую ручку с автомобильным гудком. Забракую я эту заметку. Ладно?

Это медведевская «изюминка»: на всякий случай заручиться согласием.

Уходя обедать, он говорит всей комнате:

– Я пойду пообедаю. Ладно?

И все, кто есть в наличии, – я, Ия, Татьяна, дорогой Владимир Ильич – киваем в унисон:

– Можно!

Заказывая по телефону корреспонденту материал, обязательно добавит:

– Сделайте так. Ладно?

Сейчас он уходит на планёрку и говорит всем:

– Я пойду на планёрку. Ладно?

Конечно, мы великодушно его отпускаем и гремим хором:

– Ладно!!!

Все рады нежданной отдушине. Начальства нет!

Татьяна хвалится:

– Я стрельнула птичку[65] и теперь могу пойти спокойно постучать по лёгким![66] – и важно, с достоинством удаляется за дверь.

Я достаю из ящичка стола дневник.

Накурившись, Татьяна заказывает Ригу. Надо спасать заметку про ручку с подсветкой. Может, удастся узнать что-нибудь интересненькое, что обломит медведевское желание забраковать.

Ищут дежурного на выпуск в день 8 Марта.

Бузулук обречённо:

– Александр Иванович, так вы меня восжаждали запихнуть на выпуск?

– А ты что? Против? Ты ж в соседней комнате проявил ценную инициативу.

– Да… Было… Беляев посадил напротив и говорит: только ты можешь редактировать и сидеть на месте девочки на побегушках.

– Вот иди и посиди на 8 Марта в роли примерной девушки.

– Будь бдителен! – предупреждает Петрухин. – Не поддавайся на провокации, когда пьяные мужики начнут тебя лапать по случаю праздника.

Тут появилась на пороге девочка-курьер:

– Александр Иванович! Вас вызывает Лапин.

– А вы не ошиблись?

Бледнея, он торопливо уходит.

И скоро возвращается в сияющем нимбе:

– Ну! Я пойду на повышение. Дал команду написать в доклад три страницы. Бегу в библиотеку.

– Будьте внимательны, – подсказывает Татьяна.

– Да! А то – вниз!

– Типун вам на язык! – вдогонку кидает ему Татьяна.

Без начальства чего не посплетничать? И Владимир Ильич говорит Татьяне:

– Таня! Ты чего так низко наклоняешься, когда пишешь?

– Я не близорукая. Просто привыкла. Я всю жизнь была каланчой. А парты после войны были все маленькие. Знаешь… У меня один глаз ленивый. Врачи советуют при чтении трудолюбивый глаз закрывать. Пусть ленивый работает.

Сегодня в редакции занятие по политэкономии.

– Кто выступает? – спрашивает руководительница семинара.

Ия шёпотом произнесла мою фамилию.

Я встал и сказал:

– Как подсказывают, я.

– Ваша фамилия?

Называю.

Бузулук поясняет:

– Солженицын в местных условиях.

Рассказал я заданное и покаялся:

– Вот и всё, что у меня удержалось.

Раскипелся Даниил Смирнов. Пристаёт с вопросом:

– Что такое фабричная цена?

– Нет такой цены.

– Как нет?

Данила вскакивает, размахивает ручонками. Доказывая своё, он в экстазе медленно продвигается вперёд. Все дружно отгоняют его назад. Бузулук тянет за пиджак сзади. Через минуту он заметно продвигается к столу преподавательницы, выкинув руку вперёд. Как Ленин.

Преподавательница тоже вскипает, выходит из-за стола навстречу ему, жестикулируя.

– Данька! Чего ты хочешь? – допытывается экономический наш обозреватель Артёмов. – Мы тебя не понимаем!

– Это вовсе не значит, что вы правы. Да я пойду принесу всем вам учебник по экономии! – выпаливает Даниил и убегает из комнаты.

Медведев вяло махнул ладошкой:

– Ему нужны фокусы.

– Путается в терминах, – говорит преподавательница.

– И вообще он ничего не знает! – выносит приговор Артёмов.

Вернулся Данила. Бухтит с Бузулуком.

– Молчите! – кидает им Медведев. – Или уходите. Не мешайте. Никто вас не держит. Тоже умники!

Преподавательница объясняет дальше. В её выступлении мелькают слова «Как правильно сказал Санжаровский». Видали! Она говорит, стоя и жестикулируя. Солнце подсвечивает её сбоку. Хор-роша златокудрая бестия! Кандидат наук. Нет и тридцати.

Данила торжественно поднёс ей книгу.

– Мой вопрос, – говорит Артёмов, – исчерпает и его. Он что-то бекает.

– Вы хотели это сказать?

– Да! Да! Да!

Впечатление такое, что он совсем не это хотел сказать, если вообще ничего.

– Что такое цена предприятия? – по-новой цепляется Данила.

– Это даже товарищ Санжаровсий говорил!

– Мне не надо объяснять. Только скажите, есть ли разница между оптовой ценой и ценой предприятия? Это я хорошо знаю. Экзамен сдал!

– У вас немножко терминология, – возражает преподавательница. – Это ж цена предприятия. Слово оптовая просто опущено.

– Ясно, конечно…

– А чего ж голову морочишь?

– Будь карта, я б показал, где Москва.

– Карта на стене. От тебя на расстоянии вытянутой руки. Показывай!

– Цена предприятия, его плановая стоимость плюс чистый доход. Стоп, стоп, стоп! Выслушайте меня!

Артёмов возмущённо:

– Надо ж слушать руководителя. У него просто заскок.

– Я убеждён, я прав! – тянет свой возок Даниил. – Поэтому я спорю отчаянно. А вы, Александр Иванович, не кричите. В этом вопросе я знаю больше вас.

Преподавательница и Данила сошлись.

Галдёж кипит жуткий.

– Нет! – философски заключает Бузулук. – Им надо ночку переспать вместе, тогда они поймут друг друга.