Читать книгу Фатум. Том третий. Форт Росс - Андрей Леонардович Воронов-Оренбургский - Страница 24

Часть 3 Астория
Глава 2

Оглавление

Тяжелый плот вновь пару раз повернулся вокруг своей оси и, точно следуя указу злого Фатума, снова приблизился к берегу, только ниже по течению, когда крик Чугина заставил всех вздрогнуть и оцепенеть.

Беглецы обернулись – и жар отчаянья сделал их руки сырыми. Индейская стрела жадно, по самое пестрое оперение вошла в его бедро. Лицо молодого матроса было белым, как лист бумаги, взгляд дрожал; он силился сдержать тот сгусток боли и страха, что вырывался из горла, но не мог.

Соболев, бросив шест на плот рядом с Джессикой, кинулся к нему. Кирюшка неожиданно стал тяжел, и у Ляксандрыча едва хватило сил удержать его и оттащить от гибельного края, где бурлила и пенилась вода.

– Всем укрыться за мешками и скарбом! – Капитан быстро заряжал ружье.

Индейцы появились молчаливой, угрюмой цепью. В их суровом молчании было что-то магическое и величественное от хозяев лесных дебрей. Среди них выделялся один, наиболее высокий воин, в черном косматом плаще, который длинными полами скрывал обнаженные ноги.

Плот медленно, черепахой продолжал двигаться вдоль скалистого, поросшего изумрудным ельником берега. Укрывшись за пузатыми тюками, скатками лиселя51, ощетинившись ружьями, они напряженно наблюдали за длинной цепью краснокожих. Их было не менее сотни, все рос-лые, с мускулистыми руками, вооруженные ружьями и луками. Несколько молодых воинов хотели было броситься в воду и добраться до плота вплавь, но громкий окрик анкау в длинном плаще заставил их отказаться от этой затеи.

– Эй,– Соболев, закрывая ладонью рот Чугина, толкнул локтем приказчика.– Чо они хотят сделать, вражины?

– Думаю, нагнать на нас страху.

– А что думаешь ты? – капитан, укрывая мисс Стоун плащом, кольнул взглядом Тараканова.

– Нагнать страху на них.– При этих словах он привычно вскинул тульчанку к плечу и, почти не целясь, спустил курок. Ответный выстрел беглецов заставил шехалисов прижаться к земле, укрывшись за поросшими мхами валунами. Один из воинов с копьем, вскинув руки, рухнул в воду. Круто и шумно разошлась волна – теченье подхватило бьющееся в судорогах тело: теперь оно напоминало смертельно раненного на промысле морского бобра, одного из многих, которых убил удачливый в охоте зверобой.

Берег огрызнулся беспорядочной ружейной пальбой, окрасившись голубыми дымками.

Пули и стрелы застучали градом по бревнам, оставляя борозды и белые вгрызины в сырой древесине. Несколько стрел с тупым стуком зависли в кожаных ранцах и парусиновых тюках.

– И за что же ученички стреляют нам, учителям своим, в спину да режут сонным горло за нитку бисера иль ржавый топор? – сокрушенно протянул Палыч, глядя на бледное, покрытое крупными каплями пота лицо Чугина.—Ничего, голубь, потерпи малость, отойдем подале от них, окаянных, я тебе подсоблю… Разве сие рана? – старик, морща в злобе лицо, метнул острый взгляд на притихший берег и, засучив повыше рукава, по обычаю перекрестил свою шомполку: – А ну покажись, гусь! Я тебя, стервеца, враз ощипаю!

Но берег молчал, будто вымер. Слышен был лишь гул могучей реки, тяжелое дыхание моряков да тихое постанывание раненого.

– Как думаешь, дядя, догонют? – Чугин замер на миг, страдающе глядя на торчащую в бедре длинную стрелу.

– Черта лысого… в этот раз… Только бы лодок у них не было… Хоть в одном удача нам: плот успели срубить, да туман грядет, чисто молоко. И на кой ляд дернул нас ветер брести к этой Астории… – тихо, сквозь зубы, так, чтоб не слышал капитан, выругался Соболев.– Ищем тут на свою шею холеру, как грибы в лесу.

– Эй, гляньте, родимые,– Палыч сунул в чехол нож, которым колупнул засевшую в бревне пулю.– Да оне заместо пуль… камни швыряют в нас… – в ладони у него лежал, тускло поблескивая ржаво-черными боками, кусок гранита.– Видать, у долгогривых со снаряженьем вовсе худо. Разве ж след так вещь поганить? Срамота. Эт никакого ружья надолго не хватит…

Однако оханье старика никто не поддержал, и он, еще раз подбросив на ладони багряный кристалл, забросил его в реку.

– Ох, дотянуть бы до наших,– жалобно, через силу вздохнул Кирюшка.– Доживу ли, Ляксандрыч, как думаешь, а?

– Может, да, а может, и нет,– вместо боцмана сипло ответил приказчик и подмигнул остальным.– Нет, паря, не дотянешь, помрешь ты, как пить дать…

– Это я-то помру? – алея щеками, возмутился Кирюшка.– Я?!

– Уж то верно,– продолжая запалять и поднимать внутренний дух матроса, пробасил зверобой.– Вчерась волчица на гольце выла – чует, паскуда, покойника.

При этих словах Тараканов сочно хохотнул, приятельски шлепнул распетушившегося матроса и крепко отхлебнул из фляжки.

– Опять ты ее жрешь, поганую? – Палыч негодующе поглядел на Тимофея, потом на Андрея Сергеевича, но тот о чем-то говорил с Джессикой, не выпуская из-под прицела берег.– Верно отче глаголил, не к ночи будь помянут, покойник: балуешь ты, Тимоха, а народ скорбит от тебя. Так всё и есть, в точку.

– Не винно вино, а укоризненно пьянство. На-ка, сынок, лучше хлебни, всё кровушке веселее… У тебя хоть задор перед смертью вырастет, на, на, не слушай старого… Ему-то я шиш предложу. Пусть лучше из реки зачерпнет… – Кирюшка охоче ухватился за обшитую кожей фляжку и замужичил сгоряча водки так, что сам Тимофей повел бровью: – Да ты, паря, не пьешь, а умываешься ею… Будь, будь тебе… Глядь, растащило. Ну-к, дай сюда…

– Ну, сколь мы еще будем прислухиваться да бояться их? Вашескобродие? – Соболев напряженно глянул на капитана.– Где же они? Поди, испужались? Уж чой-то больно лениво покуда стреляют.

– Этого достаточно, чтобы нам налечь на шесты.

* * *

Индейцы действительно боле не объявились, но Тараканов, щуря на закатном солнце глаза и берясь за брошенный шест, со знанием дела заметил:

– Не пуль они наших спужались. Задумка, по всему, у них, значит, есть против нас… Вот только б ее раскусить еще, вашескобродие.

Меж тем сильное течение реки продолжало сносить плот, и мужчины, сгибая шесты как луки, тычок за тычком старались направить плот к середине реки.

Туманный берег остался далеко позади, слившись с горизонтом, а впереди была только вода…

Шесты давно не касались дна, но беглецы продолжали напрягать руки, пытаясь ослабить ход бревен, которые стремнина неуклонно несла к широкой голубой дельте реки.

Раскисшие от воды сапоги всякий раз оскальзывались на сырой, почерневшей коре; из-под шапок катился пот, заливая глаза теплыми едкими струйками. Не легче было справляться с плотом и тогда, когда, наконец, через два часа показались береговые пороги. Люди падали от усталости на четвереньки, пестря бревна содранными в кровь ладонями. Вцеплялись в шесты пальцами и, больно упираясь разбитыми коленями, поднимались, ругались, харкали спекшейся слюной и снова боролись за жизнь, обходя мрачные черные камни, вокруг которых бурлила и пенилась вода, упреждая путников о грозной, таящейся опасности.

После очередного такого обходного маневра, который моряки меж собой называли непременно «обрезать корму или нос»52, Андрей услышал сзади свистящее, захлебистое дыхание Палыча. Старик окончательно выбился из сил. Преображенскому стало стыдно и жаль ставшего за многие годы родным денщика. Утираясь обшлагом изодранного кафтана, он обернулся и успел подхватить под локоть Палыча, шатко поднимавшегося по ускользающим из-под ног разболтавшимся бревнам. Но, к удивлению капитана, вместо благодарности и обычной ласковой воркотни вестовой растопырил покрытые мелкой водяной пылью усищи и не на шутку осерчал:

– Вы что же, вашескобродие-с! Вот выдумали! Я вам не кисейная барышня, чобы под локоток меня держать. Полагаете, сдал ваш денщик? Мимо! Так и знайте. Я кремневый, барин, Уралом-батюшкой вскормленный! Хоть топором рубите, лишь остряк затупите!

– Да я и сам, сердешный, выдохся. Давай хоть дух переведем,– схитрил Андрей, опираясь на сломанный о каменистую подводную гряду шест.

– Ой, врете-с, голубь,– подозрительно, с обидой по-глядел на него денщик, однако тоже не преминул с наслаждением привалиться к тюку парусины.– А коли уж передых себе взяли, Андрей Сергеич, скажите… Отчего так не везет нам, страсть… Иисусе Христе! Хозяева-то сей землицы, трандить их в корпетку53, вдогон нам… ишь, каки приглашенья заслали. И земли-то вокруг… мать честная,—старик возбужденно скользнул воспаленным взглядом по сводящим с ума просторам и покачал седой головой.– А с ентим дерьмом, простите меня на слове, разминуться не можем… Вот ведь как получатся, ангелуша вы мой: впереди – голод и непонятки, позади ешшо хлеще —пули и смерть. Ох, поверьте, батюшка Андрей Сергеич, поймал бы когось из их – руками бы задушил. Вот и матроса вашего, Чугина, сранили… Считай, повезло ему, бедовому, разве нет?.. Так, еще бы на вершок-другой выше, и…

– А ему всегда везет,– ободряюще тепло улыбнулся матросу капитан и, вновь утирая с ресниц и бровей испарину, сказал:

– Ну-с, хватит, братец. Передохнули.– И уже обращаясь ко всем, бодро добавил.– Некогда отдыхать, ребята. Подналяжем еще! Астория не за горами! А там покой, отдых и сон.

51

      Лисель – вид паруса. (Прим. автора).

52

      Обрезать корму или нос – т. е. пройти максимально близко за кормой корабля или перед его носом. (Станюкович К. М.: Лениздат, 1972). (Прим. редакции).

53

      Корпетка – пятка, стопа. (Прим. автора).

Фатум. Том третий. Форт Росс

Подняться наверх