Читать книгу Фатум. Том третий. Форт Росс - Андрей Леонардович Воронов-Оренбургский - Страница 27

Где-то далеко на востоке, в горах, слышались раскаты грома. С реки крепко тянуло сыростью. Небольшое пламя костра, скрытое от чужого глаза густой плетенкой, временами приплясывало на ветру. С неба иногда срывались тяжелые капли и, падая в костер, злобно шипели ужом, точно пытались о чем-то дошептаться с примолкшими странниками.

Андрей снова подбросил в костер валежника и, прижавшись к Джессике, тщательно подбил под ногами плащ, чтобы лучше сберечь тепло.

Аманда, уткнувшись в его плечо, молчала. Перенапряжение сил не давало уснуть.

– Andre,– еле слышно сказала она,– ты не спишь?.. Как ты себя чувствуешь?

Он ответил не сразу:

– Да так… просто жутко устал. А ты?

– Думаешь, твой, тот молодой матрос, утонул? —вместо ответа задала вопрос Аманда.

– Не знаю… На все воля Божья… Он тоже, как и ты, боялся реки, хотя и отлично плавал.

– Ты… считаешь, что все эти беды из-за меня? Я слышала сегодня обрывки разговора матросов… Женщина на корабле… Ты полагаешь, что здесь есть связь?

– Да уж конечно не совпадение,– грустно усмехнулся он.– Но выбрось это из головы. Случившегося не воротишь. Если бы не приказ и смерть Алешки, видит Бог… я бы не мучил людей и себя… Знаешь, иногда мне кажется, что щепотка мышьяка или пуля в висок – это лучшая награда за все ошибки и промахи.

– Andre!

– Успокойся, душа моя. Ты же понимаешь, я не по-смею сделать этого.

– Пока не выполнишь приказ?.. А я? Я тоже твоя ошибка и промах? Не кажется ли тебе глупым терпеть все эти лишения? Умирать за громкие слова и понятия?

– Нет.– Он крепче прижал ее к себе.– Каждая вещь имеет свой порядок. Если нет святых идеалов, жизнь бессмысленна.

– А мне всегда казалось, что я всё-таки что-то значу для тебя… А выходит, чтобы избежать равнодушия или снисходительных «шпилек» в свой адрес, не надо ничего делать, думать… Не надо ничего говорить.

– То есть быть ничем?

– Вот-вот,– Аманда тяжело вздохнула.– Только то-гда у тебя и не будет врагов, либо… – она помолчала,—полюби себя… Тоже, кстати, верный способ. Всё верно, Andre: Бог, сотворив людей, не дал им бессмертия, оставив лишь смерть. Вот поэтому люди в меру своих сил, притязаний и строят свою жизнь, перешагивая через…

– Зря ты так…

– Женщины на войне, в походе – всегда тяжкое бремя.

– Только не ты.– Андрей внимательно посмотрел ей в глаза.– Не во гнев будет сказано тебе… Ныне нам всем не до пустяков. Почему же не жить как-нибудь без ссор, без обид, без мелочных выяснений? Или старая дружба уже не в чести?

Боле они не разговаривали, просто сидели у пляшущего огня, прижавшись друг к другу, промерзшие, сирые, полуголодные, и поднимались с нагретого лапника лишь чтобы подбросить новую порцию дров. Аманда старалась скрыть от капитана свой страх, свою усталость и раздражение. Ей было тяжело смотреть на Андрея. Лицо его крайне осунулось и посерело, острая боль в груди от пули Митрофана напоминала о себе при каждом движении.

С приходом темноты ветер усилился. На западе в сажевых кучевых облаках разгляделся разрыв. Начинавшийся было дождь выдохся, но с зеленых ветвей деревьев еще срывались крупные капли, а временами резкий порыв ветродуя с реки стряхивал с листьев настоящую купель.

Мало-помалу одежда их высохла, насколько сие было возможно.

Холодная пауза молчания и зародившейся отчужденности затягивалась, и Аманда уже крепко пожалела, что не смогла притупить остроту своего языка. Глядя на высвеченный огнем профиль капитана, она вдруг ощутила острое чувство вины перед ним. «Зачем обманывать себя?.. Зачем всякий раз рвать нить нашей теплоты, чтобы позже всякий раз пытаться связать ее? Ведь я готова… готова пойти за ним хоть куда… навсегда отказавшись от всех привычных удовольствий прежней жизни. Всё это так, мишура, пустое… в сравнении с тем настоящим чувством, кое соединяет и роднит женщину с любимым мужчиной».

– Ты устал, любимый, я вижу,– ласково и кротко проронила Аманда, касаясь нежным теплом пальцев, висков и подбородка Андрея.– Путь был труден… Прости,—она бесхитростно, примиряюще прижалась своей щекой к его плечу. До последнего времени она не сознавала, как много он для нее значит. Долгое время оставаясь заложницей политических интриг, она жила инстинктивно, думая лишь о спасении отца и себя. И, как сейчас понимала, сердце ее было занято лишь временным интересом, сиюминутной привязанностью, которые способна была объяснить боязнь одиночества и пустоты.

Андрей же спокойно, без надрыва и ажура признаний вошел в ее жизнь со своим собственным одиночеством и, кто знает, быть может, страшась сего одиночества больше, чем ущерба для собственной мужской, офицерской гордо-сти, сблизился с нею, сдержанно и честно, достойно и неж-но пытаясь завоевать ее сердце.

И, право, в этом русском капитане не было светской искушенности, не было и тайного замысла, расчета или плотской похоти. Просто открытый, без лишних затей, искренний человек… Аманда поцеловала его теплые пальцы, коснувшиеся ее холодного лба,– он был нужен ей, как никто другой… а она, как надеялось и замирало ее сердце, была нужна ему.

– Знаешь,– он тихо нарушил ее молчание,– я хотел бы… чтобы ты всегда была рядом.

Ее мягкие волосы коснулись его губ:

– А ты не боишься, что я тебе быстро надоем?

– Глупая шутка,– Андрей подбросил новую ветку в костер и добавил: – Я этого не люблю.

– Еще раз прости,– руки Аманды обвили его шею, голова покоилась на груди, а золотистые волосы рассыпались по его пропахшему морской солью и табаком кам-золу.

– Я чувствую, как всё более становлюсь жадной соб-ственницей,– прошептала она.– Мне хочется отдаться тебе всецело. Наверное, я потеряла рассудок, но всё мое суще-ство, веришь, требует твоего господства над ним.

– Ты идеал. Мой идеал,– его сильные руки легли на ее дрожащие плечи.– Мне нужна в этой жизни только ты… Нет, нет, прошу тебя… ничего не бойся. Я с тобой, верь мне…

– Глупый, конечно верю. Просто…

– Что просто? – он порывисто приблизил свое лицо.

– Просто еще никто не называл меня так… Прекрасной, соблазнительной – да, но…

– Они слепы,– по телу Андрея пробежала горячая волна.

– Не надо… Не губи меня… Нет, нет, не молчи! Скажи… скажи же мне что-нибудь еще… Боже, Andre! Как приятно внимать таким словам. Изыщи же средства успокоить меня, любимый…

– Успокойся, душа моя. За деньги можно купить лесть, ложь, но только не любовь.

– Правда? Ты так думаешь? – в этих вопросах было всё: и радость, и настороженность.– Не обижайся,– торопливо и горячо зашептала она.– Я знаю, грех так думать, но жизнь столь пестра предательством… Ты же сам не раз говорил, любимый, что любовь, клятвы в верности,– да мало ли чего люди часто используют как средство для выполнения своих честолюбивых планов… Но только ты не думай…

Вместо слов он приподнял ее раскрасневшееся лицо так, что ее губы оказались на одном уровне с его, и крепко поцеловал. Они сидели, касаясь коленями, и понимающе смотрели друг другу в глаза.

«Чего ты ждешь? Возьми же меня… немедля, сейчас!» —говорил ее взгляд. Во всем облике любимой было столько теплоты, искренности и очарования, что, право, о сем можно было только мечтать. Но главное, знобила и окрыляла душу та мысль, что всё это принадлежало ему, и только ему! Андрей сидел неподвижно, пытаясь как-то успокоить глубокое волнение, не желая показывать свою слабость, а Джессика, тонко чувствующая его колебания, покорно и чутко ждала его воли.

Все эти дни ужасных испытаний и потерь, отчаянья и усталости им приходилось подавлять свои скрытые желания. И сейчас, подстрекаемая выпавшим временем, их страсть заклокотала и вскипела с такой силой, что они едва сдерживали себя.

– А помнишь, еще на фрегате,– он нежно улыбнулся ей, накрывая своей ладонью ее,– ты говорила, что если мужчину не любят, это еще не значит, что о нем не ду-мают?

– Да. Но если о нем и думают,– в глазах Аманды игриво блеснули ночные звезды,– это еще не значит, что его любят.

– Но вы-то, мисс Стоун, надеюсь, и думаете, и любите своего капитана?

– Надеюсь! – весело рассмеялась она, ласково гладя его волосы с каплями дождя и запутавшимися в них хвоинками.– Господи, куда нас занесло… и какие мы говорим друг другу слова! Будоражим несбыточные мечты и грезы, как глупые, счастливые дети. Но как это сделать явью? – Она засмеялась громче в его объятиях.– Вот уж представляю, что бы сказали наши друзья и враги. Одни бы смеялись вместе с нами, другие метали бы гром и молнии… или ходили, жадно облизываясь, друг к другу, собирая о нас сплетни, как собаки блох. Знаю я этих деревенских аристократов… с рожденья при шпаге, но в сабо. Уж лучше бы они родились все в юбках.

– О, я бы укоротил им языки, хотя… – Андрей с сомнением качнул плечами.– Неблагодарное это дело, пустое… сжигать порох на чужие сплетни; тут вряд ли могут быть победители. Как говорят у нас в России, «гусарская ничья» – неважно, кто стреляет первым, но выживают оба. Дай же тебя поцеловать, радость моя.

– Но уж поздно. Давайте завтра, сэр.– Она кокетливо увернулась от его рук.

– Завтра всегда поздно! Должен признать, моя бесценная, терпение мое на исходе.

– Вот как? Эй, эй, у вас, сударь, погас костер. Глядите, как бы холодно не было…

– Только не нам! – он ловко поймал ускользающую руку и порывисто прижал ее к своей груди.

– Жаль, что нет с нами отца Аристарха.

– Отчего же?

– Обвенчал бы нас.

– Прямо здесь? Как серьезно вы говорите?

– А почему бы нет? – зеленые глаза его блеснули решимостью.

– Но брак – это навсегда, милый! Женские языки говорят: «Брак – это тайный заговор против мужчин». Вечность, понимаешь?

– Но кто может бояться вечности, если всю вечность можно целовать тебя? Будь моей женой! Когда же ты поймешь, дорогая, что я люблю тебя всей душой? Видишь, я стою перед тобой на коленях и готов отдать тебе весь мир, лишь бы…

– Andre!

– Только не истолкуй двояко мои слова: беда и горе всех мирят, сближают… Можно подумать, но знай: для меня нет тебя прекрасней. Ничто в настоящем или грядущем не сможет быть дороже твоей улыбки, сверкающих глаз… Я люблю тебя! Смотри, смотри же на свою судьбу! Я не хочу знать, кто прежде присягал тебе в любви. Верую – я последний… это уж точно.

– Что ты со мною делаешь, Andre? – прошептала она.– Я… я не знаю, как отблагодарить тебя,– на густых ресницах Аманды заискрились слезы, разум ее застлал сладкий туман.

– С этой задачей нам поможет справиться время.

Эти слова для них были последним росчерком. Губы влюбленных слились, и любовь, помноженная на счастье и страсть, явилась к ним, как второе рождение. В ней канули в Лету все беды, страхи и боль… Они слышали лишь глубокий голос своих сердец, который грел их сильнее любого костра. Темный, пропитанный дикостью, кровью и дымами враждебных становищ мир вокруг преобразился и стал чудесен. Желания и страсть, так долго томящиеся в клетке, расправив крылья, вознеслись со всей своей головокружительностью.

Омытые искренностью и любовью, они не могли быть порочными и постыдными, не являлись они и грехом, будучи чистыми нотами гармонии их любви. В горячих объятиях друг друга они, как и в первый раз, продолжали открывать для себя новый мир, раздвигая его горизонты, забыв об опасности, не страшась позора, смело отдаваясь хрустальной правде своих чувств.

* * *

И вновь, как и в первую ночь любви, уже брезжил рассвет, когда они устало, но счастливо улыбнулись друг другу. Полусонное, томное состояние Джессики передалось и Андрею. Прогретая костром земля клонила в сон. Обхватив его широкие гладкие плечи, она еще раз приникла к его теплым губам. В предрассветной полутьме ее глаза блестели благодарностью и покоем.

– Скажите еще, я действительно нравлюсь вам, ка-питан?

– Не наглядеться,– он осторожно взял в ладони ее лицо и нежно прошептал.– Мое почтение, мисс, но мы должны себе помнить и уметь стойко переносить тяготы и огорчения, выпадающие на нашу долю. Увы, моя любовь, тебе пора спать. Времени для отдыха осталось не более двух-трех часов.

– Но, дорогой,– она обиженно глянула на едва проступившую на востоке полоску розового цвета, коя слабо озарила вершины гор, возвещая о близком приходе нового дня. «Святой Яков, как он сейчас был некстати!» – Я ни о чем не жалею, любимый. Что бы ни случилось, эти ночи всегда останутся с нами, правда? Пусть даже если нам Господом будет уготовано расплачиваться за них всю оставшуюся жизнь.– Она вдруг, стремительно увернувшись от его губ, уперлась кулаками в широкую рельефную грудь, нависшую над нею.– Почему ты молчишь? – глаза ее сверкнули тревогой, словно в последний момент ей в голову снизошло что-то очень важное, пугающее.

– Я не пойму тебя,– он приподнял брови.– Что за вопросы? Ты так говоришь, точно должно случиться что-то плохое!

– Не знаю.– Старое, так хорошо знакомое дурное предчувствие вдруг сквозняком продуло ее.

Аманда силилась его прогнать, как бьющуюся в окно дома в ненастье черную птицу или летучую мышь, но не могла.

– Да что с тобою? – его сильные мужские объятия встряхнули ее. Голос с хрипотцой прошептал ее имя…

Аманда точно очнулась.

– Господи, душа моя, твое лицо сейчас напоминает мне какую-то болезнь. Тебя что-то томит? Откройся…

Глядя на розовеющий окоем неба, она будто во сне сказала:

–Боюсь за нас… Тебя одни, меня другие… и так уже выставили глупцами…

– Пусть так! Но шутами мы не будем! Джессика…

Вместо того чтобы оттолкнуть капитана, ее руки против воли обвились вокруг его шеи; она прижалась к крепкому, мускулистому телу Андрея, страстно отвечая на его ласки.

– Просто знай,– горячо и влажно прошептали ее губы,– если когда-то для нас будет уготована боль разочарований, ты не казнись, видя мои мученья… Я сама сделала свой выбор. Я сама подарила тебе себя.

– Да что ты говоришь?! – его пальцы сдавили ее белые плечи. Глаза опасно сверкнули: в них были отчаянье, тревога, непонимание.

– Успокойся,– голос ее дрожал мягче.– И церковь вещает нам, что мы должны страдать за наши грехи… Хоть в этом мире, хоть в ином.

– Но разве истина грех? – Андрей с грустью усмехнулся.– Правда есть правда. Грех, когда лицемерие и расчет пытаются как на рынке продавать чувства ради престижа и власти. В нашей любви нет позора. Грязь в тех постелях, куда дальний умысел насильно загоняет чужих, не любимых друг другом людей… И довольно об этом,—требовательный, властный голос Преображенского с нажимом прозвучал у самого уха любимой.

В следующий момент он с силой прижал ее к себе. Голова Аманды запрокинулась, а капитан, движимый внутренним порывом, склонился и горячо приник к ее полураскрытым губам.

И вновь мир перестал существовать для них. В висках стучало, плоть настойчиво требовала любовных ласк… Блаженная теплота разливалась по всему телу Джессики, горячей истомой отдаваясь где-то в низу живота, а его крепкие руки ласкали ее грудь.

– Джесси…

– Andre… – полный неги стон слетел с ее трепещущих губ, она выгнула гибкую спину, желая крепче слиться с любимым.

Теперь слышалось лишь их жаркое, учащенное дыхание. Аманда отвечала ему страстью, равной его собственной. Незримый огонь пожирал их изнутри, и, казалось, им никогда не насытиться друг другом.

Наконец силы влюбленных иссякли. Аманда, укрытая его теплыми кафтаном и плащом, в полном изнеможении замерла рядом, а минуту спустя тихое, ровное дыхание подсказало капитану, что сон смирил его дорогую Джесси.